Большинство командных постов в армии находилось в руках знати, но ничто не мешало Александру выбирать сотрапезников по собственному вкусу. Естественно, он не мог приглашать к столу всю знать, входившую в кавалерию гетайров: ее было слишком много. Получилось так, что образовался избранный круг гетайров, которых Александр всегда хотел видеть за своим столом, считал своими ближайшими соратниками, доверенными лицами.

В Азиатском походе принимали участие многочисленные «гости царя» [23]. Это были главным образом литераторы и художники. Никто не ждал, что они примут участие в военных действиях. За столом царя они появлялись по особому приглашению, но иногда на царские пиры получали приглашения и люди, не принадлежавшие к узкому кругу Александра.
Организуя свой придворный лагерь как самостоятельное подразделение, Александр рассчитывал на длительное пребывание за пределами родины. Он взял с собой всех, чья помощь могла понадобиться ему при управлении большой империей. Начальник канцелярии Евмен постоянно следовал за ним, это означало, что правительство было теперь не в Пелле, а в придворном лагере, из чего можно сделать вывод: уже тогда Александр думал о распространении своей власти на весь мир.
О далеко идущих планах царя говорило и то, что армию Александра сопровождала когорта ученых, исследователей, врачей, инженеров и художников. Он учредил ведомство для управления вновь завоеванными землями. Армия стала своего рода маленькой копией мира, способной собственными силами удовлетворять свои духовные потребности и интересы.

Интеллектуальные интересы прежде всего соответствовали натуре самого Александра с его неиссякаемыми духовными запросами. Духовная жизнь Греции значила для него больше, чем для Филиппа. После смерти чуждого фантазиям отца эллинские философы и литераторы хлынули ко двору сына, жадно поглощавшего науки и искусства. Все они отправились вместе с Александром в Азию. К ним присоединились и прибывшие из Эллады выдающиеся представители греческой культуры. Все эти люди весьма ревниво относились друг к другу и находились в постоянных раздорах. Но и это ничуть не раздражало Александра: он навязывал людям свою волю, но в то же время любил споры приближенных, так как в споре каждый обнаруживал лучшие свойства своего ума.

Александр милостиво относился к философам всех направлений. Он был рад тому, что к нему примкнул холодный, сухой рационалист, свободный от предрассудков, последователь Демокрита, Анаксарх со своим талантливым учеником Пирроном. В не меньшей степени приветствовал он участие в походе Онесикрита * и Анаксимена — представителей кинических воззрений, лишенных, однако, свойственного киникам недоверия и подозрительности. Александр особенно ценил их поклонение Гераклу. Они считали нужным творить добро и полагали, что человечество в целом стоит выше, чем отдельные государства. Из платоников Александр пригласил Ксенократа, но тот отклонил его приглашение. Должно быть, Александр хотел, чтобы его сопровождал и Аристотель. Последний нужен ему был не как философ, а как естествоиспытатель. Но более высокая задача звала Аристотеля в Афины, поэтому он рекомендовал царю своего племянника Каллисфена, однако, если бы он пригласил Феофраста, интересовавшегося естественными науками, выбор во всех отношениях был бы более удачным.

Александру очень хотелось, чтобы в походе участвовали историки и поэты. Им предстояло оставить потомкам рассказы о его подвигах и поведать миру об их величии. Царь дружески относился к своим придворным риторам и историкам: кроме Анаксимена он пригласил еще Эфора, но тот отказался. Царь надеялся, что Каллисфен сумеет истолковать ход Персидской войны с политической точки зрения в духе панэллинизма и таким образом воздействовать на греков. Надежды царя на прославление поэтами его подвигов не оправдались. Произведения придворных литераторов оказались довольно слабыми.
При том большом интересе, который Александр проявлял к изобразительному искусству, его, несомненно, должны были сопровождать художники и скульпторы. Неизвестно только, участвовали ли они в походе с самого начала или примкнули к нему в последующие годы.

Александр любил общаться и обмениваться мнениями с талантливыми греками. Он находил их исключительно одаренными, любил их остроумие, манеру вести приятные беседы; ему нравился их энтузиазм, их некритическое отношение к нему, можно сказать, ему вообще нравилась их лесть. Здесь не следует себя обманывать. Величие, основанное на автократии, часто желает видеть свое отражение приукрашенным. Подобные слабости были присущи даже великому Александру. Греки умели льстить более тонко, каждый из них льстил по-своему: в этом, как и во всем другом, они соревновались друг с другом. И все у них выходило очень умело. Да, это были стоящие люди! Разгадать планы великого завоевателя было по плечу немногим, но греки были по крайней мере способны талантливо льстить! Даже в более зрелом возрасте, уже победив весь мир, Александр все .еще был падок на лесть, ну а юношей он был, конечно, к ней еще более восприимчив.

По сути дела, в лагере Александра сошлись два различных стиля: старомакедонский стиль Филиппа с его грубостью и пьянством и более культурный — Александра, образцом для которого служили греческие симпозиумы с их утонченными развлечениями. Следуя первому стилку грекам приходилось приспосабливаться к сельской старомакедонской грубости, от македонян стиль, введенный Александром, требовал некоторого образования и умения вести себя в обществе. Эти расхождения были не новы. Они возникли еще во времена Архелая. Поэтому в первые годы похода, когда не преобладали еще политические интересы, споры не порождали серьезных разногласий. К тому же большая часть знатной македонской молодежи, как и сам царь, были страстными филэллинами, благодаря чему среди придворных царило известное равновесие.
Поскольку придворный лагерь вместе с армией участвовал в походе, то очевидно, что в нем преобладали и играли главную роль военачальники. Особое значение имело, конечно, окружение Пармениона — его сыновья, родственники и друзья. Но среди придворных была также знать из горных областей: из рода Орестидов во главе с Пердиккой, Леоннатом и Кратером, сыновья Андромена из Тимфайи, элимиоты, к которым принадлежали Гарпал и Кен; из рода Линкестидов в походе участвовал лишь один избежавший казни Александр. Ближе всех к царю были Гефестион, товарищ его юности, неразлучный с ним, мягкий и податливый Птолемей, чувственный Гарпал, а из греческих друзей — Неарх и Эригий. Родственники доброй старой Ланики, Протей и Клит, тоже были очень близки к Александру, подобно Демарату из Коринфа, которого царь любил как отца. Несмотря на преклонный возраст, Демарат не побоялся опасностей, связанных с войной и походом. И еще один близкий к Александру старик не захотел остаться в Греции: это был его домашний учитель Лисимах, добрый наставник, его «феникс».
Вот все, что известно о придворном круге Александра, собравшемся весной 334 г. до н. э. в поход и с началом его превратившемся в придворный лагерь. Если армия была детищем Филиппа и Пармениона, то этот лагерь был созданием Александра. Юный завоеватель сумел сосредоточить возле себя духовно богатых и своеобразных людей.


Ф. Шахермайр. Александр Македонский

http://www.sno.pro1.ru/lib/schach/5.htm