В 1987-94 гг. археологическая экспедиция Пермского госуниверситета проводила раскопки Мокинского могильника (близ Перми), датируемого IV–V вв.1 Могильник расположен на левом берегу реки Камы. Помимо захоронений, относящихся к местной Гляденовской культуре, обнаружены воинские погребения, которые содержат черты кочевнического, возможно, сарматского влияния: длинные железные мечи с ножнами, украшенными золотой и серебряной фольгой, многогранные бусы из сердолика, поясные наборы из бронзы и серебра. Особенности конструкции могильных ям и наличие известковой подсыпки на их дне также могут быть интерпретированы в пользу сарматского влияния. В одном из таких погребений наряду с фрагментами деревянного гроба, разбросанными в беспорядке человеческими костями, обломками железного кинжала или меча, костяным наконечником от стрелы была обнаружена гемма из голубовато-серого халцедона. Форма геммы овальная: высота – 40 мм, ширина – 35 мм, толщина – 22 мм. На тыльной стороне камеи имеются два пересекающихся крест-накрест канала. Отмечены сколообразные повреждения на лицевой и, особенно, на тыльной стороне. Гемма изображает детскую головку с характерной для позднеэллинистической иконографии косичкой, опускающейся с темени на лоб. Античное происхождение геммы (Кат. № 19317 в Пермском областном краеведческом музее) не вызывает сомнений2. О.Я. Неверов предположил, что в Мокино обнаружена фалера – медаль римского легионера, относящаяся к периоду ранней империи3. В пользу данной гипотезы свидетельствует, главным образом, наличие пересекающихся каналов на тыльной стороне геммы, служащих, вероятно, для крепления к панцирю с помощью ремней. Фалеры, чаще всего, металлические и больших размеров, наряду с браслетами и ожерельями относились к разряду легионерских наград в период от Августа до Траяна, а до конца II века – как знаки отличия центурионов.


После длительной дискуссии признаны фалерами благодаря наличию вышеуказанного механизма крепления геммы из стекла и, встречающиеся редко, из полудрагоценного камня, изображавшие чаще членов императорской фамилии, реже – горгон, менад и богов из числа особо почитавшихся военными5. Согласно мнению исследователей, такие медали выпускались в короткий исторический отрезок: при императорах Тиберии и Клавдии6. Фалеры с изображением симпатичного луноподобного детского личика вызвали, пожалуй, наиболее противоречивые толкования специалистов. М. Бабелон, например, видел в них изображения Горгоны Медузы, достаточно распространенные на римских фалерах7. Как справедливо отметил М. Фежар – автор наиболее основательной работы о римских медалях из халцедона – отсутствие на этих изображениях "змеящихся" волос и высунутого языка, типичных для античной иконографии Горгоны Медузы, не позволяет принять эту, наиболее старую точку зрения8. По мнению М. Фежара, на них изображен Эрот в качестве Вакха-Диониса в младенчестве9. В пользу данного толкования свидетельствуют многочисленные изображения Вакха-младенца на бронзе10, растительная символика на халцедолновых фалерах, также, вероятно, связанная с культом данного божества11. В пользу интерпретации М. Фежара свидетельствует и популярное среди римских военных сравнение стихии боя с вакханалией, и уподобление вдохновения, охватывающего отважных бойцов во время схватки, вакхическому упоению12.

Каменные медали с "Амурами" не имеют, насколько известно, иконографических аналогий на фалерах из металла и стекла. Все эти геммы изготовлены из полудрагоценных камней: халцедона, сердолика, сардоникса, агата см. каталог). Имея форму круга или близкого к нему овала, они сходны по размерам. За исключением очень большой фалеры из сардоникса (в нашем каталоге № 23), остальные геммы имеют диаметр от 20 до 60 мм. На тыльной стороне большинства гемм зафиксированы следы крепления в форме сквозных продольных отверстий. Стиль изображения Амура на них единообразен: луноподобное лицо симпатичного малолетнего ребенка с характерной косичкой, спущенной с темени на лоб. Можно отметить удивительное, поистине портретное сходство "Амуров" на геммах из музеев Оксфорда, Лондона, Парижа, Вены, Кракова, Петербурга и Перми. Вполне обоснованным представляется предположение М. Фежара о том, что выпуск фалер с "Амуром" являлся единой серией, датированной I в. н.э.13.

Поразительное портретное сходство "Амуров" на фалерах из разных частей Европы позволяет также предположить, что таким образом мог быть изображен реально существовавший человек из ближайшего родственного окружения какого-либо императора династии Юлиев-Клавдиев. По мнению О.Я. Неверова, "Амур" на фалерах изображает Гая – умершего в малолетстве брата и тезку императора Калигулы14. Ссылаясь на Светония, О.Я. Неверов напоминает, что по приказу Августа и Ливии их любимый правнук Гай на посмертных портретах изображался в виде Купидона – Амура (Suet., Caius, 7). Известно, что римляне заимствовали эллинистическую традицию изображать на надгробных памятниках умерших детей подобным образом. Кроме того, в позднептолемеевском Египте в виде Амуров-Эротов изображались отпрыски правящей династии. О.Я. Неверов обращает внимание на геммы из собрания Эрмитажа, выпущенные в Египте в период правления Клеопатры, на которых в виде Эротов, как полагают некоторые ученые, изображались ее дети от Марка Антония и Цезаря15. Вероятно, принцы изображались таким образом потому, что их родители в соответствии с особой приверженностью Клеопатры культу Исиды воспринимались как пара божественных супругов – Исида и Осирис. Как известно, к этому культу, популярному среди римской элиты, был неравнодушен сам Август. Маленький Гай, изображенный, как мы предполагаем, в виде Амура на гемме, был сыном внучки Августа Агриппины и Гая Юлия Цезаря Германика – приемного внука Августа. Военный талант Германика и подчеркнутый старо-римский традиционализм Агриппины обеспечили им громкую популярность в армии, а родство с Марком Антонием – верность его клиентелы в восточных провинциях16. Согласно настоянию Августа Тиберий – престолонаследник с 4 г. н.э. – усыновил Германика и тем самым сделал его своим наследником (Suet., Tib., 15,2). Нельзя исключить возможность выпуска данной фалеры уже в правление Тиберия, когда появились первые "портретные" фалеры, в том числе, с изображениями Германика (умершего при невыясненных обстоятельствах в 19 г.) и Агриппины17.

Однако, более вероятно, на наш взгляд, связывать выпуск рассматриваемой здесь медали с периодом правления императора Калигулы (37-41 гг.). К моменту смерти Тиберия Гай Калигула – последний из оставшихся в живых сыновей Германика – оказался законным продолжателем династии Юлиев. Однако, молодой император не был женат и, как известно, отличался весьма экстравагантным нравом. Отсутствие потомства делало дальнейшие перспективы династии неясными. Современные исследования дают основания полагать,что заговоры с целью свержения Калигулы были не плодом его воспаленного воображения, а реальностью18. Одним из заговорщиков, согласно версии Д. Балсдона, являлся наместник Верхней Германии Гней Корнелий Лентул Гетулик, вхожий в окружение прежнего императора. Возможно, Гетулик состоял в заговоре с целью возвести на трон внука Тиберия – Эмилия Лепида19. Особую ревность Калигулы вызывала популярность Гетулика в рейнских легионах, которые он считал своей наследственной клиентелой (Tac., Ann., I, 69). А, между тем, расположение рейнских легионов было крайне необходимо императору, поскольку они являлись сильнейшей на тот момент группировкой римской армии. Однако, два десятилетия мира на Рейне ослабили дисциплину и боевой дух в дислоцированных там войсках, что проявлялось в неудачах, которые терпели римляне в мелких стычках с германцами20. Высмеянный античными авторами "германский поход" Калигулы, совершенный в 39 г., Д. Балсдон вполне обоснованно оценивает как маневры c форсированием Рейна, призванные восстановить дисциплину и fides легионов после устранения Гетулика21. По окончании учений в соответствии с римской традицией осуществлялась демобилизация ветеранов и награждение отличившихся.

Лучшим средством утверждения своего престижа в рейнских легионах для Калигулы было обращение к авторитету родителей. Солдатам раздавались в качестве донатива (Dio, 59, 22) монеты с изображениями Германика и Агриппины, которые выпускались в течение всего правления Калигулы22. Для награждения германских легионов были также выпущены специальные стеклянные медали с изображениями Калигулы, а также его родителей – Германика и Агриппины23.

Император Гай был единственным из принцепсов, кто в своей династической пропаганде уделял значительное внимание братьям и сестрам. Агриппина-младшая, Друзилла, Ливилла изображались на сестерциях Калигулы в образах Securitas, Concordia, Fortuna24. После смерти Друзиллы император повелел поставить ее статуи в Сенате и в храме Венеры (Dio Cass., 59, 11, 1-3). Умершие еще в период правления Тиберия братья Калигулы Нерон и Друз изображались по его приказу на дупондиях в качестве всадников – Диоскуров25. Им посвящались также статуи, о чем свидетельствуют надписи CIL VI, 31293 – Рим; AE 1938, 68 – Ядер, Далмация. Демонстративное внимание Калигулы к живым и умершим братьям и сестрам может быть интерпретировано как стремление утвердить свою династию. Резонно предположить, что и умерший еще до рождения Калигулы его старший брат занимал соответствующее место в династической пропаганде императора Гая. Не последнюю роль, возможно, играла известная всем привязанность императора Августа именно к этому принцу, которая в будущем могла оказаться решающей в определении престолонаследника. В этом случае для Калигулы, являвшегося полным тезкой умершего принца, было важно подчеркнуть особую связь со старшим братом, как еще один аргумент легитимности занятия трона. Новации династической пропаганды императора Гая можно объяснить, если учесть то обстоятельство, что в качестве идеала правителя, на который Калигула стремился равняться, выступал один из его предков – Марк Антоний26. Подражая Антонию, Калигула попытался перенести в Рим некоторые обычаи царского двора Птолемеев. Помимо пристрастия к культу Исиды, впрочем, давно известному в Риме, и подчеркнуто деспотического стиля правления, к таковым может быть отнесено сожительство с сестрами и, прежде всего, с Друзиллой. Именно с ней Калигула связывал, очевидно, перспективы своей династии27. Как еще одно заимствование Калигулы из арсенала династической пропаганды Птолемеев, по нашему мнению, выступало изображение принцев на геммах в виде Эротов-Амуров. Не вызывает сомнения ориентация авторов, создававших фалеры с "Амурами", на египетские прототипы периода правления Клеопатры VII. После римской оккупации Египта многие мастера – глиптики были вывезены в Италию, где под покровительством императоров было создано несколько центров изготовления высокохудожественных гемм и камей28. Не исключено, что фалеры с "Амурами" были изготовлены в мастерской североиталийского города Аквилеи, известной экспортом глиптики на Рейн и Дунай29. Возможно, что местом их производства стали мастерские при легионных лагерях на Рейне – в Могонциаке или Ветере30.

Одним из обстоятельств, долго мешавшим ученым признать стеклянные и каменные геммы боевыми наградами, являлось выявление их отдельных экземпляров, тогда как в римской армии, в отличие от современности, медали выдавались сразу целыми наборами по 5, 7, 9 штук. Сравнительно недавно, впрочем, были обнаружены стеклянные портретные медали в металлических оправах, которые, возможно, навешивались на кожаную портупею посредством индивидуального крепления31. После публикации М. Фежаром изображенного на надгробном памятнике неизвестного ветерана из Рубиеры (Италия) набора из 12 каменных, судя по иконографии, наград, вполне вероятно существование целых наборов медалей из камня и стекла. Судя по этому изображению, каменные медали крепились в единое целое постредством продеваемых сквозь сквозные отверстия ремней32. Такой набор наград, как и в случае с медалями из металла, носился на парадах поверх панциря.

Исчерпывающе объяснить, каким образом фалера римского легионера попала на западный Урал, невозможно. Наиболее вероятно, что ее появление связано с миграциями кочевников-сарматов. По мнению некоторых ученых, в I веке очередная волна ираноязычных кочевников из глубин Евразии достигла северного Причерноморья33, что привело к усилению напряженности на дунайской границе Римской империи. Здесь во второй половине I века происходили частые столкновения между сарматами и римскими войсками, среди которых были и вексилляции рейнских легионов34.Сарматы, как известно, активно участвовали в маркоманских войнах (вторая половина II века) и в гуннских нашествиях на балкано-дунайские и восточные провинции Империи (вторая половина IV – первая половина V века). Кочевники были хорошо знакомы с халцедоновыми украшениями: халцедон в государства античного мира экспортировался, главным образом, с территории современного Узбекистана. Кроме того, с искусством глиптики сарматы Евразии знакомились через мастеров эллинистической Греко-Бактрии, а впоследствии и сами стали изготовлять геммы и камеи в характерном "варварском" cтиле. Таким образом, выполненная на высоком художественном уровне гемма являлась для них ценным трофеем. Не исключено, что медаль попала в варварский мир не столь драматическим путем, а в результате торговых контактов или как ценный подарок от римских властей вождю какого-либо племени35.

Согласно данным археологов, своеобразная мода на изделия из халцедона существовала у сарматских воинов с Южного Урала. Бусины из халцедона использовались для украшения кистей или темляков сарматских мечей36. Халцедоновые диски применялись в качестве наверший для рукояток мечей и кинжалов, что, возможно, служило этническим признаком37. Было бы заманчиво предположить, что фалера, найденная в Мокинском могильнике, служила именно этой цели (как то предположил, например, в устной консультации О.Я. Неверов). Однако, для халцедоновых дисков, служивших навершиями для рукояток клинков, характерно поперечное сквозное отверстие в центре, через которое проходил гвоздь, соединяющий диск и рукоятку. Впрочем, не исключено существоваание иного способа крепления, не требующего сверления диска. Определение этнической принадлежности последнего хозяина фалеры, погребенного в Мокинскои некрополе, затруднено. До сих пор не было данных, позволяющих говорить о перемещениях сарматов в лесную зону Приуралья. Отмеченные выше особенности захоронения, детали вооружения и снаряжения позволяют, как будто, считать погребенного в Мокино воина сарматом. Между тем, отсутствие в этом и в родственных ему захоронениях фибул и грунтовый, а не курганный характер погребения ставят под сомнение сарматскую принадлежность данной группы памятников38. Не исключено, что эти погребения принадлежат носителям местной позднегляденовской культуры или родственных им финно-угров постпьяноборской мазунинской культуры, переселившихся из бассейна нижней Камы – Вятки. Можно предположить, что под влиянием участившихся в Эпоху Великого Переселения контактов со степью у финно-угров нижнего Прикамья образовалась военная знать, заимствовавшая у кочевников некоторые элементы материальной и духовной культуры. Археологические раскопки последних лет позволяют говорить о распространении бус и дисков из халцедона с отверстием в центре в погребениях – не только в воинских, но и в женских – позднепьяноборской и позднегляденовской культуры (III–V вв.) на территории Пермской области и Удмуртии39.