Расхождения во взглядах и интересах различных сил, составлявших патриотический лагерь, вызвали острую политическую борьбу по ряду принципиальных вопросов организации новой государственной власти. Но в целом при наличии этих серьезных противоречий господствующим было убеждение в том, что формирующаяся новая государственная власть должна иметь самостоятельный конституционный базис.

В связи с этим основным политико-идеологическим и правовым кредо во всех новых государствах Латинской Америки с самого начала был конституционализм. Уже в ранних документах латиноамериканского конституционализма нашли свое отражение передовые политико-правовые идеи и институты своего времени, закрепленные в конституционной практике Испании, Англии, США и Франции.

Первые конституции латиноамериканских государств, несмотря на отсталую социально-экономическую базу последних, испытали на себе в огромной степени влияние передовых для своего времени идей республиканизма. Пример США, где республиканский строй не препятствовал

длительному компромиссу плантаторов-рабовладельцев Юга и предпринимательских кругов Севера, порождал республиканские настроения не только у радикальной интеллигенции и народных масс, чьи симпатии в ходе освободительного движения оказались на стороне республики, но и у части латифундистов-креолов. Последние рассчитывали добиться решающего влияния на состав государственных органов и на политику в новых республиках.

Однако в ряде государств утверждение республиканского строя проходило в острой борьбе. Например, первая конституция Аргентины (Конституция Объединенных провинций Южной Америки), принятая в 1819 г. Учредительным собранием, где сильные позиции занимали помещики-монархисты, обошла молчанием вопрос о форме правления. И только по Конституции 1826 г. в Аргентине окончательно утвердилась “республиканская представительная форма”.

В Мексике после провозглашения независимости в 1821 г. консервативно настроенное Учредительное собрание намеревалось провозгласить конституционную монархию. Но инициативу в этом вопросе перехватил политический авантюрист Итурбиде, который в 1822 г. после военного переворота объявил себя императором Августином 1. Лишь по конституции 1824 г., принятой после нового восстания в армии и свержения непопулярного режима самозванца Итурбиде, в Мексике была провозглашена республика.

Монархия как форма правления утвердилась на долгое время только в Бразилии, где движение за независимость не вылилось в вооруженную борьбу против португальской короны. Руководство освободительным движением здесь находилось в руках консервативных кругов бразильского общества — крупных землевладельцев (фазендейро), стремившихся не допустить военного раскола перед постоянной угрозой восстаний негров-рабов. Поскольку в Бразилии складывалась революционная ситуация, португальская корона сама предприняла конституционные маневры, имевшие целью провозглашение независимости при сохранении монархической власти и старой .социально-экономической структуры.

Принц-регент Педру — представитель португальской короны в колонии — 1 августа 1822 г. издал манифест о независимости Бразилии, и вскоре был провозглашен конституционным императором страны. После разгона слишком радикального, с его точки зрения, Учредительного собрания и подавления республиканского движения император Педру 1 октроировал в 1824 г. монархическую Конституцию Бразилии.

Конституция установила своеобразное “разделение властей”, которое должно было замаскировать всесилие императора. В его руках находилась исполнительная и так называемая регулятивная власть. Под последней подразумевались: назначение сенаторов, роспуск палаты депутатов, право вето в отношении законов, приостановление действия решений провинциальных советов, назначение и увольнение министров и т. д.

Законодательная власть осуществлялась Генеральной ассамблеей, состоявшей из Сената с пожизненно назначаемыми членами и Палаты депутатов, избираемой на 4 года двухстепенными выборами. Благодаря высокому имущественному и образовательному цензу участвовать в выборах могли лишь помещики и верхушка буржуазии. Права Генеральной ассамблеи были крайне ограниченны. Конституция декларировала независимость судей, но в ряде случаев император мог отстранить их от должности.

Получившая конституционное оформление монархия в Бразилии надолго стала антиподом латиноамериканскому республиканизму. Фактически император правил методами, близкими к абсолютизму. Правительственный аппарат оставался в руках старых португальских чиновников, в стране сохранялись рабство, помещичье землевладение, военные и иные привилегии помещиков-фазендейро.

В процессе создания национальной государственности и ее конституционного оформления острые разногласия возникали также по вопросам о государственном устройстве и степени административной централизации, о правовом положении отдельных частей (провинций). Но в целом в период становления латиноамериканских государств здесь возобладали идеи и практика федерализма (Бразилия, Мексика, Центрально-Американская конфедерация и др.).

Разногласия по вопросам национального единства носили отнюдь не теоретический или чисто юридический характер. Они отражали классовые и социальные интересы, а также этническую неоднородность общества, и проявлялись не только в стенах конституционных конвентов. Эти разногласия нередко становились поводом к длительной, а нередко и кровопролитной вооруженной борьбе.

Еще в ходе войны за независимость наиболее дальновидные лидеры освободительного движения (Ф. Миранда, X. Сан-Мартин, С. Боливар и др.), понимавшие необходимость объединения всех патриотических сил, выступали за создание крупных централизованных и унитаристски организованных государств. Они надеялись на то, что сильная правительственная власть обеспечит в новых республиках твердый и демократический порядок.

С помощью твердой власти они рассчитывали преодолеть наметившийся уже к тому времени партикуляризм и даже открытый сепаратизм провинциальных сил — местных помещиков-латифундистов. Последние имели реальную власть над крестьянами и боялись радикальных перемен, проистекавших от центра.

Объективно позиция унитаристов отражала потребности капиталистического развития латиноамериканских стран. Но унитаризм нередко означал восстановление чрезмерной централизации, бюрократизма и антидемократических порядков.

Латифундистские и клерикальные круги, которые не смогли создать в силу внутренних междоусобиц прочные позиции в формирующемся государственном аппарате, отстаивали, как правило (исключение — Мексика), сепаратизм, партикуляризм, обеспечивающие им всю полноту власти на местах. Эти политические силы поддерживали идею конфедеративного или федеративного государственного устройства. Они боялись усиления центрального правительства, его вмешательства в экономическую жизнь, особенно реформ, затрагивающих их отношения с крестьянством.

Крупные латифундисты сами располагали собственными полуфеодальными вооруженными свитами и, выступая в качестве местных военных предводителей (каудильо), нередко контролировали огромные территории. В конституционных конвентах каудильо и провинциальные латифундисты меньшего ранга, как правило, выступали против создания централизованных государств. В результате многие конституционные документы той эпохи имели компромиссный характер, закрепляли федеративное устройство государства. Но в ряде случаев сепаратизм был настолько силен, что единый патриотический лагерь раскалывался, а молодые республики ввергались в состояние анархии.

Особенно острой и длительной была борьба унитаристов и федералистов в Аргентине, где первые конституционные документы (1817, 1819) закрепили победу сторонников сильного централизованного государства, предоставили национальному правительству важные прерогативы в области военной, внутренней и внешней политики. Однако реализовать эти конституционные положения практически было невозможно.

Яростное сопротивление централистской политике оказали провинциальные помещичье-клерикальные круги, ввергнувшие страну в междоусобную борьбу. Хотя в принятой в 1826 г. Конституции Аргентины идея унитарной республики была вновь подтверждена (ст. 7), федералисты добились в конце концов принятия (1831) так называемого Федерального пакта, который во многом напоминал Статьи конфедерации 1781 г. в США.

Сама структура первых латиноамериканских конституций и организация государственных органов также испытали на себе заметное влияние европейского и североамериканского конституционализма. Так, практически все, даже самые ранние конституции, содержали декларации прав человека и гражданина и иные демократические положения.

Перенесение передовых демократических государственных институтов на латиноамериканскую почву (выборность государственных органов, политические права и свободы и т. д.) носило чисто механический характер, поскольку ни в одной из латиноамериканских республик война за независимость не привела к коренным изменениям социальной структуры и политико-правовых традиций. Поэтому в своеобразных условиях Латинской Америки передовые конституционные идеи претерпели существенные изменения. В них получили отражение особенности латиноамериканского общества первой четверти XIX в. Эволюция латиноамериканского конституционализма к концу этого периода все более выражалась в поисках своих собственных конституционных образцов.

Первая попытка оформления с помощью конституции новой власти была предпринята патриотическими кругами Венесуэлы. Провозглашенная в 1811 г. Конституция, закрепившая федеративное устройство республики, копировала многие положения конституционных документов США. Федеральные власти получили право заключать договоры, объявлять войну, содержать армию и флот, обеспечивать внутренний порядок, взимать налоги и принимать законы по вопросам, затрагивающим интересы федерации. Конституция гарантировала каждой провинции “суверенитет, свободу и независимость” по всем вопросам, которые не были прямо делегированы федерации.

Федеральные органы создавались по принципу разделения властей. Законодательная власть осуществлялась двухпалатным Конгрессом (Палата и Сенат), исполнительная — консульской коллегией из 3 лиц (под влиянием французской Конституции 1799 г.), судебная — Верховным судом и нижестоящими трибуналами.

Под влиянием французских правовых документов Конституция Венесуэлы 1811 г. (это стало традицией для латиноамериканского конституционализма в целом) содержала большое количество статей, посвященных общим принципам организации власти и прирожденным правам человека.

Конституция провозглашала формальное равенство всех граждан, в том числе метисов и индейцев, и даже предписывала в общей форме провинциальным властям принимать меры по улучшению положения “прирожденных граждан” — индейцев и сближению их с “остальными гражданами”, в частности открывать для них школы и колледжи. В ней указывалось, что земли, которыми владели индейцы, будут закреплены за ними на праве собственности.

Важное значение имели также положения Конституции, предусматривающие отмену дворянских, военных и церковных привилегий. Вместе с тем Конституция объявляла католическую религию государственной — “единственной и исключительной религией Венесуэлы”. Прогрессивные в целом положения Конституции 1811 г. прекратили свое существование вместе с падением Первой Венесуэльской республики.

Первые конституции оказались недолговечными и в других латиноамериканских республиках. Это объяснялось уже не внешними факторами (военные поражения), а отсутствием политической стабильности, постоянными раздорами между конкурирующими группами феодально-клерикальной олигархии, сепаратизмом отдельных провинций, не связанных между собой прочными экономическими узами. Политическая неустойчивость предопределила уже в первые годы существования латиноамериканских государств конституционную нестабильность.

Своеобразную попытку предотвратить внутренние раздоры и слабость новой власти с помощью тщательно разработанной государственной организации предпринял в середине 20-х гг. С. Боливар. Он в принципе считал необходимым создание в Южной Америке единого централизованного государства, способного противостоять иностранному вмешательству.

Разработанная им в качестве “идеального образца” Конституция Боливии 1826 г. предусматривала сильную центральную власть. В ней закреплялся принцип разделения властей, но наряду с законодательной, исполнительной и судебной властью она выделяла “избирательную власть”. Последней Боливар, стоявший в целом на демократических позициях, придавал большое значение. Но практически “избирательной властью”, т. е. правом участия в выборах, пользовались лишь лица, умеющие читать и писать. Это исключало из политической жизни Боливии широкие массы трудящихся, прежде всего индейцев (грамотные составляли менее 10% населения).

Законодательный корпус включал три палаты: Трибунат, Сенат и Цензорат. К ведению законодательной власти в целом относились такие вопросы, как избрание президента, предоставление последнему особых полномочий в случае войны или “чрезвычайной опасности”. Кроме того, каждая палата имела специальную компетенцию. Трибуны разрабатывали государственный бюджет, предлагали законы, относящиеся к развитию промышленности, проведению земельной реформы. Сенаторы подготавливали кодексы, вносили предложения о судебных реформах. Цензоры обязаны были следить за соблюдением конституции и законов, избирали на высшие судебные и церковные должности, составляли законопроекты о печати, образовании, развитии наук и искусства.

Конституция установила следующую систему утверждения законов. Акты, принятые Трибунатом, поступали в Сенат. Если сенаторы выдвигали возражения, то судьба закона зависела от цензоров. Цензоры одобряли акты, предложенные сенаторами, и, наоборот, Сенат — акты, исходящие от цензоров. В случае разногласия этих органов арбитром выступал уже Трибунат. Президент имел право отлагательного вето, которое конгресс мог преодолеть лишь большинством голосов всех палат.

Исполнительная власть вручалась несменяемому президенту, который назначал вице-президента (с согласия палат) и министров. Вице-президент (в отличие от конституции США) являлся главой правительства. В этом качестве он вместе с одним из министров скреплял своей подписью акты президента. После смерти президента вице-президент замещал освободившуюся должность и занимал ее также пожизненно.

Сильная президентская власть, трехпалатный парламент и другие элементы Конституции, напоминавшие бонапартистские образцы, дали основание противникам Боливара обвинить его в стремлении к диктаторству. Но Боливар не предполагал активного вмешательства президента в дела конгресса и отстаивал идею законности. Ряд демократических принципов Конституции, по его мнению, позволял правительству использовать сильную власть для прогрессивных социально-экономических преобразований, для обуздания произвола и эгоизма латифундистских кругов.

Однако романтическая надежда Боливара разрешить сложные противоречия латиноамериканского общества с помощью лишь чисто политических средств и простой централизацией правительственной власти оказались несбыточными. Реальная власть в Боливии, как и в других латиноамериканских республиках, находилась в руках крупных собственников, помещиков и клерикалов. Уже в 1829 г. после восстания в армии конституция 1826 г. была отменена. В Боливии, как и в других странах Латинской Америки, началась длительная полоса политической неустойчивости.

Крашенинникова Н., Жидкова О. История государства и права зарубежных стран. М.: Издательская группа НОРМА—ИНФРА, 1998