ДОГОВОР 1397 г. О КАЛЬМАРСКОЙ УНИИ

Договор об унии Дании, Швеции и Норвегии, заключенный (или, по другой версии, проработанный и подготовленный к заключению) в 1397 г. в крупном, экономически и стратегически важном шведском городе-порте Кальмаре — сложный и интересный документ, имеющий принципиальное значение для понимания позднесредневековой истории стран Северной Европы. В шведской, норвежской и датской историографии этот источник уже многие годы является предметом бурных дискуссий, однако за пределами Скандинавских стран он до сих пор известен относительно мало и не подвергался специальному анализу. В то же время в российской историографии имеется ряд работ А. А. Сванидзе (см. ниже), посвященных предпосылкам, причинам и содержанию скандинавской унии как социально-исторического феномена. Предлагаемая вниманию читателя публикация, таким образом, отчасти продолжает уже существующую в России исследовательскую традицию, давая, в свою очередь, возможность ознакомиться с политико-правовой стороной проблемы и прежде всего с ее текстуальной основой.

Создание тройственной унии Дании, Швеции и Норвегии (которое, по крайней мере, фактически безусловно имело место) являлось важнейшим событием позднесредневековой скандинавской истории. Причины возникновения этого объединения в значительной степени носили внешнеполитический характер 1. Уния объективно была направлена прежде всего против военной, политической, экономической и культурной экспансии немецких государств. В целом создание такого союза усиливало военные и политические позиции скандинавов, поднимало их международный престиж. Для объединения скандинавских королевств имелся ряд предпосылок: исторически событийная, культурная и языковая близость северных стран, их экономическое взаимодействие, династические и личные связи скандинавских королевских семей и аристократов-стурманов 2, определенная общность интересов последних — при наличии в [272] то же время значительных противоречий. К концу XIV в. уже был накоплен опыт временных скандинавских уний, носивших персонально-династический характер: шведско-норвежская (1319-1365), датско-норвежская (с 1380 г.). Создание тройственной унии, таким образом, отразило объективно наметившуюся тенденцию к объединению северных государств.

Важнейшим фактором позднесредневековой истории Скандинавских стран являлась борьба магнатов, выходцев из узкого круга аристократических семей, — за власть и материальные ресурсы. Главным предметом соперничества и конфликтов были замковые лены. Обладание ими давало леннику регулярные доходы, усиливало его стратегические позиции, повышало социальный престиж. Особенно ценились замковые лены, имевшие большое политическое, экономическое и военное значение. Борясь за лены, а также отстаивая и стремясь упрочить свои традиционно сильные политические позиции, различные группы аристократов Скандинавских стран, особенно в Швеции, на протяжении зрелого и позднего средневековья нередко брали на вооружение две различные политические программы. Часть магнатов делали ставку на лидера из своего круга, в расчете на то, что таковой может наилучшим образом удовлетворить запросы и защитить их интересы. Других, напротив, больше устраивал правитель, находящийся "далеко" и не вмешивающийся в их политику. Обе этих программы имели важное значение как для создания Кальмарской унии, так и для последующих отношений между ее участниками, вплоть до окончательного распада этого объединения (1523).

Во второй половине XIV в. в условиях ожесточенной внутриполитической борьбы часть шведских стурманов провозгласили королем Швеции Альбрехта Мекленбургского (1364-1389), давшего формальные гарантии политических прав аристократам-уроженцам страны. Однако в дальнейшем последовало усиление противоречий между местными магнатами и монархом. Недовольство шведов среди прочего вызывало назначение королем немцев на важные административные должности. Во второй половине 80-х годов XIV в. в связи со смертью крупнейшего шведского землевладельца и политического лидера Бу Ионссона (Грипа) обострилась борьба за контроль над рядом ленов 3. В ходе возникшего конфликта с [273] королем шведские оппозиционеры взяли курс на союз с Данией и Норвегией, направленный против мекленбургской династии.

К этому времени в Скандинавских странах произошли важные изменения династического характера. После смерти знаменитого датского короля Вальдемара IV Аттердага (1340-1375) и норвежского монарха Хокона 4 Магнуссона (1355-1380) королем Дании и Норвегии был провозглашен малолетний Олаф Хоконссон, сын покойного Хокона Магнуссона и его вдовы, дочери Вальдемара Аттердага — Маргреты 5. Несовершеннолетний король, попечительницей которого являлась Маргрета, имел как внук шведского короля Магнуса Эрикссона (1319-1364) серьезные династические права также на шведский престол. Однако в 1387 г. Олаф Хоконссон умер. Регентшей — полномочной правительницей Дании и Норвегии была провозглашена Маргрета. К ней и обратились за помощью шведские противники Альбрехта Мекленбургского, в 1388 г. также объявившие ее полноправной регентшей, "госпожой" своей страны. В ходе затяжной борьбы с мекленбуржцами фактически сложилась скандинавская уния — союз, юридически закрепленный в 1396 г., когда королем Дании и Швеции был провозглашен внучатый племянник Маргреты — герцог Эрик 6 Померанский, ранее, в 1388 г., ставший также королем Норвегии.

Летом 1397 г. Маргрета и Эрик прибыли в Кальмар, где по инициативе правительницы было созвано собрание государственных советников и других аристократов трех стран. Результатом совещания стало принятие двух документов: акта о коронации Эрика Померанского и соглашения о союзе трех скандинавских государств.

Первый из этих документов, датированный пятницей после дня св. Кнута (13 июля), был записан на пергамене от имени всех шестидесяти семи участников встречи. Указанным актом объявлялось о коронации Эрика Померанского на шведский, норвежский и датский престол и о признании его власти над всеми тремя королевствами. За королем, а также за Маргретой, регентшей при [274] новоиспеченном несовершеннолетнем государе, признавалось право распоряжаться замками и ленами (в том числе уже пожалованными), определять условия держания, а также (что было важным нововведением) делать распоряжения по поводу статуса ленов после смерти суверена. Кроме того Маргрете объявлялась благодарность за ее правление и гарантировалась свобода от ответственности за политику, которую она проводила.

Второй документ — договор о вечной унии — был датирован тем же 1397 г., но днем св. Маргариты, который по разным календарям выпадал на 13 или на 20 июля 7. Акт был, таким образом, составлен и обнародован либо одновременно с дипломом о коронации, либо неделю спустя. В заключительной части документа перечислены лица, от имени которых он издан: архиепископы Лундский и Упсальский, епископы Роскильдский и Линчёпингский, пять шведских и четверо датских рыцарей, настоятель кафедрального собора в Осло и три норвежских рыцаря — всего в общей сложности 17 человек. Их вислыми печатями (haengande sigill), как говорилось в соглашении, должен быть скреплен документ. Однако в действительности только десять из перечисленных лиц приложили печати, причем непосредственно под текстом соглашения 8. Документ был записан на бумаге. Текст соглашения содержал описки и исправления.

В повествовательной части (narratio) документа говорилось, что он создан в связи с избранием Эрика Померанского королем Дании, Швеции и Норвегии. Далее следовало распоряжение по существу дела (dispositio). Король Эрик в течение своей жизни будет союзным монархом перечисленных государств; после его смерти этим трем государствам также надлежит иметь общего суверена. Последний должен быть возведен на трон посредством избрания в каждой из стран. Если у предыдущего короля имеются сыновья, королем следует избрать одного из них. Между государствами заключается союз. Каждая из стран-участниц во внутренних делах руководствуется своим правом; в каждой из них король довольствуется [275] полномочиями и правами, которыми его наделяют законы и обычаи данной страны. Юридические нормы одного из королевств не могут применяться или вводиться в другом. Страны-участницы унии никогда впредь не должны воевать друг с другом, "но да будут все как одно королевство под одним королем". Они обязаны оказывать друг другу военную помощь и не должны предоставлять убежище лицам, объявленным в любом из трех королевств вне закона. Король, в каком бы из этих государств он ни находился, и "те его советники, которые там будут присутствовать, но обязательно по скольку-то от каждого королевства", получают полномочия вести международные переговоры и заключать внешние соглашения от имени всех стран-участниц унии. Кроме того в документе регулировался статус владений и ленов Маргреты Датской во всех трех скандинавских королевствах. Оговоренные в тексте соответствующие полномочия Маргреты были в данном случае более ограниченными, чем то, что она получала согласно акту о коронации: за правительницей признавалось лишь право пожизненного распоряжения ленами. В завершение, в corroboratio — части документа, регламентирующей его скрепление печатями, — содержалось обязательство изготовить официальные акты о заключении унии, содержащие все вышеперечисленные положения, по два экземпляра для каждого из королевств, выполненные на пергамене и скрепленные печатями короля, правительницы Маргреты, членов государственных советов, а также полноправных торговых городов Дании, Швеции и Норвегии 9.

Какие-либо прямые свидетельства о том, что указанные экземпляры действительно были созданы, отсутствуют 10. Достоверно [276] известно другое: в 1425 г. в Дании по повелению короля Эрика была изготовлена нотариальная копия договора. В акте освидетельствования указывалось: оригинал, написанный на бумаге, не имеет повреждений. На соглашении сохранились три печати: архиепископов Якоба и Хенрика, а также рыцаря Стена Бенгтссона. Из остальных печатей, ввиду их древности или по другим причинам (propter vetustatem aut alias), некоторые частично повреждены, некоторые полностью уничтожены 11. Таким образом, из нотариального акта следует, что на момент освидетельствования договор имел по существу тот же вид, что и сегодня. При этом не исключено, что большинство печатей, которыми скреплено соглашение, по каким-то соображениям были повреждены намеренно.

Кальмарская уния как политический феномен и обстоятельства ее заключения начали привлекать внимание скандинавских историков уже в XVI в. Первым автором, который в историческом сочинении указал, что на встрече в Кальмаре было заключено соглашение об унии, стал шведский реформатор, богослов и хронист Олаус Петри. Однако, не имея возможности ознакомиться с подлинным текстом договора, он принял за таковой более поздний проект нового шведско-датско-норвежского соглашения от 1436 г. Этой ошибкой были обусловлены определенные неточности, допущенные Олауcом Петри при интерпретации содержания и изложении условий унии 12. Новая стадия в изучении последней наступила на рубеже XVI-XVI1 вв., когда выдающийся датский историк того времени Арильд Витфельд обнаружил единственный экземпляр союзного договора и опубликовал его в своей знаменитой хронике 13.

У Витфельда и ряда последующих исследователей и публикаторов союзного договора не вызывало сомнений, что речь идет об официальном акте, имеющем реальную политическую силу. Однако с конца XVIII в. ученые стали обращать внимание на странные особенности этого документа 14. Вначале повод для сомнений дали содержание и внутренняя форма диплома. Из шестидесяти семи присутствовавших на съезде в Кальмаре аристократов в качестве учредителей унии фигурируют лишь семнадцать. Нет сведений о [277] том, что указанные семнадцать человек были наделены соответствующими официальными полномочиями. Отсутствуют данные, свидетельствующие о выполнении содержащегося в тексте обязательства изготовить по два экземпляра договора для каждого из королевств. На этом основании уже первыми критическими исследователями документа высказывалось мнение о том, что дошедший до нас текст соглашения носил предварительный характер и не был ратифицирован государствами-участниками скандинавской унии. Начиная с трудов датского специалиста К. Палюдан-Мюллера (40-е годы XIX в.) объектом анализа стала внешняя форма акта: употреблена бумага, а не пергамен; печати поставлены прямо под текстом 15; из семнадцати участников соглашения печати приложили лишь десять, хотя согласно букве договора наличествовать должны были все семнадцать печатей. Палюдан-Мюллер предположил, что исследованный им текст представлял собой своего рода протокол о намерениях. Он был разработан скандинавскими магнатами, по указанию которых и был записан. Однако очевидно, что документ не устроил датский королевский режим и не был ратифицирован регентшей Маргретой.

При ряде расхождений по вопросу о происхождении данного источника, представления Палюдан-Мюллера о том, что Кальмарский документ есть предварительный протокол, в целом разделял другой известный датский специалист — К. Эрслев. С принципиально иной концепцией, оказавшей значительное влияние на последующую историографию, выступил в 80-е годы XIX в. шведский исследователь У. С. Рюдберг 16. Он впервые подверг специальному анализу поставленные под документом печати, включая поврежденные. Итог исследования был таков: гарантами договора выступили семь шведов и три датчанина; норвежских печатей под документом нет. На этом основании Рюдберг пришел к следующему выводу: Кальмарское соглашение являлось не проектом или предварительным протоколом, а проработанным и подготовленным документом. Перечисленные в нем 17 человек были, очевидны, наиболее [278] авторитетными участниками межскандинавской встречи, уполномоченными подписать союзный договор. Но последний все же не получил юридической силы, поскольку под ним в полном составе поставили свои печати представители только одной из стран — Швеции, в то время как из шести датчан это сделали лишь трое. Главным же фактором, приведшим к срыву трехстороннего соглашения, был отказ норвежцев присоединиться к нему, в результате чего упомянутое в тексте изготовление шести экземпляров утратило смысл и осуществлено не было.

Так обозначились контуры научной полемики вокруг документа. Чем являлось Кальмарское соглашение — официальным актом, промежуточным проектом или предварительным протоколом?

Новые поиски ответа на этот вопрос были не в последнюю очередь связаны с палеографическим исследованием источника. Еще исследователями XIX в. К. Эрслевом и А. Тарангером было замечено исправление в заключительной части документа, где говорится об изготовлении шести подлежащих ратификации экземпляров 17. В 20-е годы XX в. это исправление расшифровал шведский историк Г. Карлссон. Содержащиеся в тексте слова "ос at breff sculae" (и что грамоты будут...), как оказалось, были написаны вместо изначального "tha hafue wi" — подлежащего "мы" с частью перфектного сказуемого, указывающего на совершение какого-то действия — скорее всего, утверждения акта в качестве официального.

Это открытие, в свою очередь, стимулировало возникновение новых идей. Г. Карлссон развил следующую теорию. Акт 1397 г. являлся официальным документом. Однако изначально это был не собственно договор об унии, а итоговый протокол встречи скандинавских аристократов. Само достигнутое соглашение, вероятно, носило устный характер. Протокол был записан от имени семнадцати наиболее уважаемых и знатных участников встречи. В corroboratio непосредственно после слов "tha hafue wi" должен был, очевидно, следовать список этих лиц. Однако непосредственно в ходе работы над документом имела место импровизация. Его составители в условиях обострения сложной внешнеполитической обстановки приняли решение заручиться официальной поддержкой государственных советов и торговых городов всех трех стран. Карлссон считал весьма вероятным, что это решение было вызвано экстренным известием о прибытии к шведским берегам вражеского мекленбургского флота. В дальнейшем, после окончательной победы над продолжавшими борьбу сторонниками Альбрехта Мекленбургского такая ратификация стала ненужной. Впоследствии достигнутое соглашение справедливо рассматривалось современниками как [279] реально имевшее место и соблюдалось. В свою очередь, протокол встречи в дальнейшем расценивался как официальный документ, и к нему апеллировали среди прочего при урегулировании конфликтов и решении спорных вопросов. Что касается поставленных под документом печатей, то для всех семнадцати, по мнению Г. Карлссона, очевидно, не хватило места: печати под документом стоят плотно друг к другу, одна из них даже частично закрывает собой текст 18.

С других позиций рассматривал документ другой маститый шведский ученый, современник Г. Карлссона — Л. Вейбулль. Анализируя дипломатическую форму акта, он пришел к убеждению, что последний является проектом договора, но не трехстороннего, а двустороннего — между скандинавскими аристократами и правительницей Маргретой. Разногласия между этими двумя сторонами привели к тому, что соглашение не было утверждено 19. Концепция Вейбулля, с интересом встреченная рядом историков, все же, несомненно, не безупречна. В этом легко убедиться, обратившись к тексту дискутируемого источника. Подчеркнутые исследователем дипломатические особенности документа, такие, как отсутствие традиционного обращения к Богу (invocatio) характерны не только для скандинавских международных договоров, но и для множества дипломов на национальных языках Северного региона вообще. Перечисление пунктов резолюции, которое Вейбулль также считал чертой договоров, характерно и для актов других типов — статутов (stadga), открытых писем, официальных деклараций (oeppet brev, bekaennelse brev). Наконец, важно, что в тексте Маргрета отнюдь не значится в качестве контрагента скандинавских магнатов, как то считал Вейбулль: в документе регентша фигурирует как гарант соглашения; кроме того там регулируются ее права, а также полномочия монарха, но ни правительница, ни король не являются договаривающимися субъектами как таковыми.

В ходе дискуссий о характере акта 1397 г. еще одним специалистом — Ю. Сандстрёмом был проведен сравнительный анализ двух созданных на встрече в Кальмаре документов. В них были выявлены как общие моменты, так и существенные различия. В первом документе речь идет только о временной унии — правлении короля Эрика, а в союзном договоре — о вечной. Акт о коронации предоставлял Маргрете и Эрику Померанскому значительно большие права в отношении замковых ленов, чем соглашение об унии, которое для датского режима было в этом смысле шагом назад. Сандстрём [280]предложил следующее объяснение: акт о вечной унии являлся проектом, который был отвергнут. Вместо него было принято постановление о временной унии под властью Эрика Померанского. Однако союзный королевский режим, интересы которого таким образом были ущемлены, получил своеобразную компенсацию в виде более широких прав на замковые лены 20.

Значительное влияние на последующие исследования Кальмарской унии оказала широко известная концепция Э. Лённрута, который рассматривал историю позднесредневековых межскандинавских отношений в свете социально-экономических, политических и правовых противоречий между странами-участницами унии, а также различными социальными группами внутри них 21. В основополагающих документах Кальмарской унии, считал Лённрут, отразилась принципиальная разница между двумя программами: монархической, проводимой в жизнь датским режимом, и конституционной, выражавшей интересы прежде всего шведских магнатов. В связи с этим, если в документе о коронации подчеркивалось, что Эрик Померанский является общескандинавским королем "Божьей милостью" (aff Gudz nadhe), "во имя Бога" (j Gudz nafn), то в соглашении об унии не говорилось о том, что союзная власть общескандинавского монарха — от Бога. Там, напротив, акцентировалось, что король был избран (valder). Его полномочия делегированы снизу, сословными группами населения стран-участниц соглашения, и прежде всего аристократией каждого из государств. В связи с этим власть короля ограничена законодательством последних. Подобная программа, сдерживающая амбиции правящего режима, не могла, как считал Лённрут (и вслед за ним ряд других исследователей), устраивать Маргрету Датскую, целью которой была сильная скандинавская монархия с наследственной властью датского короля. Отсюда, по мнению Лённрута и его последователей, с неизбежностью следовал провал проекта союзного соглашения. При этом, согласно указанной концепции, программные расхождения между шведской аристократией и датскими правителями унии обусловили всю дальнейшую борьбу между ними в период существования тройственного межгосударственного союза.

В работах последующих исследователей продолжались попытки взглянуть на союзное соглашение под новым углом, в то же время опираясь на достижения предшественников. Так, шведский специалист С. У. Пальме проанализировал условия межскандинавского договора в контексте вассально-ленных отношений в [281] скандинавских странах 22. По мнению этого автора, при заключении соглашений 1397 г., как и в целом в позднесредневековой скандинавской истории, ключевым являлся вопрос о распределении замковых ленов, а также о правах распоряжения и условиях обладания ими 23. Накануне и в ходе кальмарских переговоров, в частности, одной из важнейших была проблема статуса владений и ленов регентши Маргреты. В этом смысле договор 1397 г. существенно ограничивал полномочия союзного королевского режима и лично Маргреты, предоставляя правительнице лишь пожизненные гарантии. Датский исследователь А. Э. Кристенсен развивал теорию, согласно которой на характере союза сказалась позиция аристократов Дании. В значительной степени их интересы совпадали с интересами королевской власти. Однако усиление последней в то же время представляло угрозу и для их прав и свобод, ресурсов, военного и политического могущества. Поэтому в ряде ключевых моментов истории датские магнаты, выступая за существенные ограничения власти союзного монарха, проявляли солидарность со шведскими аристократами. Сословные интересы возобладали над государственными 24.

Характерные особенности имела интерпретация проблемы специалистами Норвегии, взявшими на вооружение представления (разделявшиеся также шведским специалистом С. Тунбергом) о том, что роковую роль на кальмарских переговорах сыграли именно норвежские участники. Их делегация на встрече в Кальмаре была значительно менее представительной, чем шведская и датская; в ней, что немаловажно, отсутствовали архиепископ и епископы королевства. Для Норвегии — страны, где борьба прелатов за сильные позиции церкви и активное участие последней в государственных делах имела давние традиции, такое положение вещей было особенно неприемлемо 25. Кроме того в норвежской делегации, в отличие от датской и шведской, отсутствовал канцлер королевства, что также, вероятно, затрудняло заключение официальных союзных соглашений. Возможно, присутствовавшие на кальмарской встрече норвежцы вообще не имели полномочий заключать подобные соглашения. Наконец, для Норвегии, которая, в отличие от Дании и Швеции, на тот момент официально являлась наследственной [282] монархией, принятие условий унии было чревато особо серьезными политико-правовыми изменениями. На основании этих фактов и умозаключений, а также данных, позволяющих предположить, что между 1397 и 1425 г. оригинал союзного договора вывозился в Норвегию, был сделан следующий вывод. На встрече в Кальмаре было заключено именно предварительное соглашение. Его текст был затем отправлен в Норвегию, дабы государственные и церковные лидеры этой страны могли с ним подробно ознакомиться. Однако последние, очевидно, сочли условия договора неприемлемыми: уния, по словам классика норвежской историографии X. Кута, "была похоронена в Норвегии" 26.

Необходимо в этой связи отметить, что исследователи конца XIX — середины XX в. неизменно опирались на вывод У. С. Рюдберга, согласно которому под текстом Кальмарского соглашения не было норвежских печатей. Однако в 1960 г. была опубликована работа датского специалиста Н. Скьюм-Нильсена, обнаружившего в штудиях Рюдберга серьезные недочеты. По результатам нового сфрагистического анализа, проведенного Скьюм-Нильсеном, одна из поврежденных печатей теоретически могла принадлежать норвежскому делегату 27. В связи с этим открытием ряд исследователей частично пересмотрели свои концепции: отказ норвежцев присоединиться к соглашению уже не расценивался как очевидный факт.

Несколько ранее, в 50-е годы XX в. в историографии получила известность еще одна гипотеза, сформулированная Г. Карлссоном и А. Мулином: указанные в тексте Кальмарского соглашения шесть его официальных экземпляров действительно были созданы, но впоследствии уничтожены 28. С критикой этой концепции выступил Э. Лённрут. Он справедливо указал, что источники, на которые опирались авторы новой версии, не располагают к однозначному толкованию. Кроме того, нелогичным было бы изготовление в 1425 г. нотариальной копии записанного на бумаге текста, если, по мнению Карлссона и Мулина, в это время существовали и были известны официальные, изготовленные на пергамене экземпляры договора 29. Пользуясь случаем, Лённрут подверг критике (во многих отношениях совершенно справедливой) ряд других историографических версий, и прежде всего — теорию о ключевой роли норвежцев, во многом основанную на труднодоказуемых гипотезах и в [283] целом преувеличивающую роль Норвегии в тогдашних межскандинавских отношениях. Среди прочего, Э. Лённрут призвал исследователей к историзму, отказу от чисто источниковедческого подхода к изучению обстоятельств заключения Кальмарской унии. В частности, он отметил целесообразность сопоставления скандинавской унии с другими позднесредневековыми объединениями подобного рода 30.

В последующие годы в историографии еще более выраженными стали тенденции к обобщению накопленного опыта и анализу Кальмарских соглашений в их конкретно-историческом контексте 31. С современных позиций, но во многом опираясь на предшествовавшие, в том числе собственные работы, договор об унии проанализировал А. Э. Кристенсен 32, давший следующую интерпретацию событий. Известно, что в 1396 г., за год до кальмарской встречи, в качестве официальной темы будущих переговоров фигурировало заключение договора, содержащего обязательства не вести друг с другом войну и не проводить внешнюю политику, ущемляющую интересы какого-либо из трех королевств. На самих переговорах был, тем не менее, поднят вопрос о заключении вечного политического союза. Разногласия по поводу характера этого объединения оказались, очевидно, столь велики, что полноценного договора заключено не было. Был принят своего рода полуофициальный заключительный протокол встречи, и, помимо того, издан акт о коронации. Реальным политическим результатом стало создание общескандинавской монархии под сильной властью датского королевского режима, что и было целью правительницы Маргреты. В то же время документ об унии так или иначе рассматривался как имеющий реальное политическое значение — об этом свидетельствует его архивирование в королевской канцелярии среди особо важных актов 33. Известное исправление, внесенное в corroboratio документа в ходе его составления, несомненно, свидетельствует о том, что участники переговоров не взяли на себя ответственность за принятие акта, имевшего юридическую силу. Ратификация соглашения государственными советами и торговыми городами трех королевств, о которой говорится в окончательном варианте документа, также по каким-то причинам не состоялась. Тем не менее документ, оказавшийся, таким образом, неутвержденным проектом, был скреплен печатями части участников переговоров. Главной стороной, [284] заинтересованной в признании Кальмарского соглашения документом, имеющим реальную силу, была, по Кристенсену, датская монархия. Маргрете, а впоследствии и Эрику Померанскому этот документ был необходим — как единственный акт о вечном, а не временном, скандинавском союзе, как основание для шведской и норвежской военной помощи, оказываемой королю, и как гарантия того, что противники правящего режима не получат политического убежища в Швеции или Норвегии. Не в последнюю очередь союзный договор был нужен датским правителям унии как основание и доказательство международного престижа их монархии, в частности в свете переговоров о династических браках Эрика Померанского и его сестры с наследниками английского престола 34.

Таковы основные концепции и тезисы относительно характера союзного договора 1397 г. В фокусе исследований, таким образом, находились взаимосвязанные вопросы: юридическая сила и реальное содержание документа; интерпретация особенностей его формы, а также фактическая значимость соглашения, представления современников относительно обязанности его соблюдения. Как можно убедиться, с формальной точки зрения заключенный (или планируемый) союз представлял собой нечто среднее между конфедерацией и унитарной монархией. Действительно, одним из основополагающих принципов унии, как уже говорилось выше, было то, что каждое государство управляется по своим законам и обычаям, которые союзный монарх не имеет права изменять или нарушать. В то же время, уже одно требование проводить общую внешнюю политику делало этот союз чем-то большим, чем конфедерация. Кроме того обязательство избирать общего монарха из числа наследников по мужской линии автоматически подразумевало унификацию трех политических систем, которые на момент принятия документа об унии были различными. Наконец, важным был сформулированный в тексте принцип, согласно которому скандинавские государства должны быть "едины, словно одно королевство". При всей неопределенности своего конкретного содержания, эта формула недвусмысленно указывала на политическое единство стран — участниц унии.

Вопрос об осмыслении Кальмарской унии современниками, на первый взгляд, не вызывает на сегодняшний день трудностей. В историографии XX в. даже такие непримиримые противники, как Л. Вейбулль и Г. Карлссон, были едины в одном: уния в глазах современников была реалией. Действительно, известно, что на нормы союзного договора — foerbindelse brev, sambindelse brev ссылались на [285] переговорах с датчанами в середине 30-х годов XV в. шведские оппозиционеры Эрика Померанского 35. Вместе с тем, отношение современников к документу было, несомненно, противоречивым. Многие нарративные памятники скандинавских стран XIV-XV вв. -анналы, хроники, повествующие в числе прочего о событиях 80-90-х годов XIV в., — содержат сведения об избрании Эрика Померанского королем Швеции, Дании, Норвегии, а также о коронации в Кальмаре. Однако относительно заключения межскандинавского вечного союза те же анналы и хроники в подавляющем большинстве молчат — и это при том, что по крайней мере некоторые из их авторов были, несомненно, осведомленными людьми, имевшими личные связи с церковными и светскими аристократами, в том числе с участниками переговоров 1397 г. 36 Очевидно, что содержание договора и сам факт его заключения по каким-то причинам либо не афишировались, либо демонстративно игнорировались.

Безусловно, многое в истории издания акта об унии 1397 г. навсегда останется тайной. При отсутствии сведений о ходе самих переговоров историографические концепции носят преимущественно гипотетический характер. До нас дошел лишь итоговый результат: на Кальмарской встрече обсуждались и были приняты два [286] документа. Первый — акт о коронации — был проработан, утвержден и надлежащим образом оформлен. Второму документу — договору об унии — был придан своего рода полуофициальный характер. Не исключено, что этот акт был изготовлен намеренно небрежно, возможно для того чтобы впоследствии его было проще пересмотреть, аннулировать или выйти из соглашения в одностороннем порядке. Вполне вероятно, что мы имеем дело с намеренным принятием документов, различных по своей фактической силе 37. Подобная тактика в отношении союзного договора в целом соответствовала стилю правления Маргреты Датской, которая предпочитала реальные, неформальные действия изданию официальных постановлений. В этой связи она подчас прибегала к бумаге, как к менее обязывающему писчему материалу 38. Известно среди прочего, что впоследствии, в 1405 г., инструктируя Эрика Померанского перед его поездкой в Норвегию, Маргрета советовала королю не изготовлять скрепленных печатями документов и особенно — официальных актов на пергамене с вислыми печатями, дабы не связывать себя содержащимися в них обязательствами 39. Что касается самой Кальмарской встречи 1397 г., то у нее в формальном отношении было по существу два результата: официальная, надлежащим образом оформленная, всеми признанная личная уния скандинавских стран под властью Эрика Померанского и юридически спорная, мало афишируемая, многими явно не признававшаяся бессрочная уния. Практическим же итогом стала фактическая уния, для которой на протяжении ее существования были характерны центростремительные и центробежные тенденции, взаимные интересы и противоречия. [287]

Русский перевод выполнен по изданию А. Тарангера с сохранением имеющейся в нем условной разбивки на параграфы и нумерации таковых 40. При редактировании перевода привлекалось также издание У. С. Рюдбека 41. Обе эти публикации традиционно пользуются наибольшей популярностью у специалистов. Орфография источника традиционна для датских документов. Лексика в значительной степени является общескандинавской; кроме того активно использованы сугубо шведские слова. В исследовательской литературе это объяснялось возможным сотрудничеством при составлении документа, где ключевую роль, вероятно, играли датский и шведский канцлеры. Кроме того среди источников, на которые опирались составители соглашения, было средневековое общешведское законоуложение -Ландслаг короля Магнуса Эрикссона (ок. 1350 гг.). В любом случае, повторим, в подавляющем большинстве употребленные слова и выражения были общескандинавскими, понятными для шведов, датчан и норвежцев. Какие-либо переводы источника на современные, в том числе скандинавские, языки, по всей видимости, отсутствуют, и данная публикация соответственно является первым опытом в этом роде.

Порядок слов в переводе по возможности приведен в соответствие с нормами современного русского языка. Ряд тавтологий (которыми в целом изобилует документ) там, где это уместно, переданы одним понятием. Популярные в средневековой европейской и, в частности, скандинавской письменности разъяснительные конструкции, вводимые словосочетаниями типа "а именно", "то есть", равно как и некоторые другие стилистические особенности оригинала, сохранены. Транскрипция имен собственных дана с учетом орфографии оригинала.
Комментарии

1. Об обстоятельствах, предшествовавших заключению унии, причинах и предпосылках этого феномена см.: Сванидзе А. А. Северная Европа в XII-XV вв. // История Европы. М, 1992. Т. II: Средневековая Европа. С. 405-430; Она же. Швеция в период Кальмарской унии. Начало сословной монархии (конец XIV — начало XVI в. // История Швеции. М., 1974. С. 114-128; Она же. Эпоха уний в Северной Европе // СВ. 1987; Она же. Кальмарская уния: предыстория и первый этап // История Дании. М., 1996. С. 131-142.

2. Storman (букв, "большой человек") — термин, традиционно используемый историографией для обозначения элиты Севера.

3. В Швеции того времени лены представляли собой срочные, чаще всего пожизненные, формально не наследуемые держания. Они делились на несколько видов-обретаемые за службу (laen pa tjaenst), административно-фискальные (laen pa avgift, laen pa raekenskap) и получаемые в качестве вознаграждения за предоставленный заём (pantIan). Предметом конфликта короля Альбрехта и шведских стурманов в данном случае были именно лены, относившиеся к последней категории.

4. Также — Хакон. См.: след. примеч.

5. Дат. Маргрета. шв., норв., Маргарета. Мы стремились по возможности следовать транскрипции имен собственных, используемой в отечественной "Истории Дании". Необходимо иметь в виду, что в целом написание ряда исторических имен собственных различается в источниках и национальных историографических традициях Скандинавских стран. Отчасти этим обусловлены и расхождения в российской историографии.

6. Настоящее имя — Бугислав, по другой версии — Генрих (Хенрик). Имя Эрик (в честь св. Эрика — одного из наиболее почитаемых в Скандинавии святых и официального покровителя Швеции) традиционно пользовалось популярностью у различных слоев населения северных стран. Вместе с тем в результате контактов со скандинавами, это имя в рассматриваемую эпоху входит в активное употребление у аристократов германских государств.

7. В Скандинавских странах днем блаженной Маргариты было 13 июля. Однако возможно, что при издании акта имелись в виду нескандинавские, весьма вероятно, немецкие календари, по которым этот праздник выпадал на 20 июля. Историки — сторонники последней датировки ссылались на нелогичность в данном случае обозначения одной и той же даты — 13 июля двумя разными способами: как пятницы после дня св. Кнута (акт о коронации) и как дня св. Маргариты (договор об унии). Но в целом вопрос о датировке документа остается дискуссионным.

8. Одна из печатей — частично поверх текста (нижние четыре строки). См. факсимиле рукописи: Svenska skriftprof fran Erik den heliges tid till Gustaf III:s // Utg. E. Hildebrand et al. H. I: Medeltiden. Stockholm, 1894. Pl. X. См. также приложение-вкладку монографии: Christensen А. Е. Kalmarunionen og nordisk politik. Copenhagen, 1980. Существует ряд других репродуктивных изданий источника.

9. Norske gamle love. II. Raekke. 1388-1604 / Utg. A. Taranger. Bind. I: Christiania. 1912. 1388-1447. (Далее: NGL. R. II. В. I). S. 31-37.

10. Существует, однако, ряд источников XV-XV1 в., содержащих ссылки на документы, которые теоретически могли являться копиями или официальными экземплярами союзного договора 1397 г. Одним из документов, в которых присутствует подобная информация, является представление членов норвежского Государственного совета датскому королю Кристиану II от 1513 г. (здесь цит. по: NGL. R. II. В. I. S. 31). Авторы документа ссылаются на то, что на исторической встрече в Кальмаре уполномоченные от Государственных советов трех королевств заключили соглашение о вечной унии под властью одного монарха; в связи с этим королем был избран Эрик Померанский, о чем свидетельствует соглашение, заключенное в Кальмаре. Копии этого соглашения, говорится далее, имеются в Норвегии "в старых регистрах" (здесь: книгах копий, снимаемых с документов). Однако позднейшие ссылки на указанные дубликаты отсутствуют. Из указанного источника нельзя с уверенностью предположить, что речь идет о тексте именно союзного договора, а не акта о коронации. Существует и версия, выдвинутая У. Рюдбергом, о том, что в данном случае за союзный договор был ошибочно принят более поздний проект соглашения о возобновлении унии от 1436 г. — ошибка, которую несколько позже совершил Олаус Петри (см. ниже). Не исключено также, что речь в данном случае шла о копиях, снятых с оригинала соглашения между 1397 и 1425 г. См. ниже изложение концепций X. Кута и Г. Карлссона — А. Мулина.

11. NGL. R. II. В. I. S. 36.

12. См., в частности: Petri Olavus. Samlade skrifter. Uppsala, 1914. В. IV. S. 142-143. Ср.: Westin G. T. Historieskrivaren Olaus Petri. Svenska Kronikaens kaellor och kroenikefoerfattarens metod. Lund, 1946. S. 232-233; Christensen A. E. Kalmarunionen og nordisk politik. S. 138.

13. Huitfeld A. Danmarks Riges Kranike. Chronologia. P. III. Kobenhavn, 1977 (penp. изд. 1603 г.). S. 135-144.

14. О раннем этапе изучения документа см.: Loennroth Е. Sverige och Kalmarunionen 1397-1457. Goeteborg, 1934; Weilbull L. Unionsmotet i Kalmar // Idem. Stockholms blodbad och andra kritiska undersoekningar. Stockholm, 1965. S. 90-119.

15. Ряд авторов считали эти обстоятельства доказательством неофициального характера документа. Правда, в Скандинавских странах бумага в рассматриваемую эпоху иногда употреблялась в качестве официального писчего материала, однако договор подобного уровня было бы несравненно более уместно фиксировать на пергамене. Редким являлся также способ скрепления документа печатями. Если к пергаменным дипломам печати привешивались, то в отношении актов, материалом для которых служила бумага, было принято ставить печати на их оборотной стороне. См.: Sandstroem J. Vad beslot Kalmarmoetet 1397 // Historisk tidskrift. Stockholm 1931. S. 51. 58-77).

16. См., в частности: Sveriges traktater med fraemmande makter jaemte andra dit hoerande handlingar/ Utg. O. S. Rydberg. Stockholm, 1883. В. II. S. 567-585.

17. См. коммент. А. Тарангера к изданному им тексту договора: NGL II: I. S. 35.

18. См., в частности: Carlsson G. Kalmarunionen. Till fragan om raettsgiltigheten av 1397 ars unionsavtal // Historisk Tidskrift. 15. Arg. Stockholm, 1931. S. 405-481.

19. Weilbull L. 1397 ars unionsbrev och dess raettsgiltighet // Scandia. Stockholm; Kobenhavn; Oslo, 1931. B. 4. S. 115-142. Ср.: Idem. Unionsmoetet i Kalmar.

20. Sandstroem J. Op. cit. S. 61-65.

21. Loehnroth E. Sverige och Kalmarunionen. Ср.: Idem. Moetet i Kalmar 1397 // Unionsdrottningen. Margareta I och Kalmarunionen. Koepenhamn, 1996. S. 33-41.

22. Palme S-U. Till den statsraettsliga tolkningen av 1397 ars acta // Scandia: Stockholm et al., 1951. B. 20.

23. Ср.: Palme S.-U. Sten Sture den aldre. Stockholm, 1950.

24. Christensen A. E. Erik af Pommerens danske kongemagt // Scandia. Stockholm et al., 1951/1952. B. 21. S. 44—60. Относительно противоречий между датской аристократией и королевской властью в эпоху унии см. также: Olesen J. E. Rigsrad, kongemagt, union. 1434-1449. Aarhus, 1980.

25. Ср., например: Helle K. Norge blir en stat. 1130-1319. 3 opplag. Oslo, 1993.

26. Koht Н. Dronning Margareta og Kalmar-unionen. Oslo, 1956. S. 73-104.

27. Skyum-Nielsen N. Ett videnskabligt falsum i debatten om Kalmarunionen // Scandia. Stockholm et al., I960. B. 26. S. 1-40.

28. Ср.: Carlsson G. Pa troeskeln till Kalmarunionen // Historisk tidskrift. Stockholm, 1964. N 3. S. 264-269.

29. Loennroth E. Unionsdokumenten i Kalmar 1397 // Scandia. Stockholm et al., 1958. B. 24. S. 32-67.

30. Ср. в этой связи: Сванидзе А. А. Эпоха уний в Северной Европе. С. 91.

31. Rosen J. Svensk historia // Carlsson S., Rosen J. Stockholm, 1962. В. I. S. 225-238; Enemark P. Fra Kalmarbrev til Stockholms blodbad. Kobenhavn, 1979; Sjoedell U. Historiker infoer Kalmarunionen. Lund, 1981.

32. Christensen A. E. Kalmarunionen og nordisk politik. S. 166-171.

33 Ibid. S. 168.

34. Планы были частично реализованы: Эрик Померанский вступил в брак с принцессой Филиппой, дочерью английского короля Генриха IV.

35. См. например: Sveriges traklater med fraemmande makter / Utg. O. S. Rydberg. Stockholm, 1895. В. III. S. 167. Ср.: Engelbrektskroenikan / Redigering, inledning och kommentar S. B. Jannson. Stockholm, 1994. S. 89. Существует мнение (Sandstroem J. Op. cit.), что под sambindelse brev мог подразумеваться акт о коронации. Однако в некоторых случаях очевидно, что имеет место ссылка именно на акт о вечной унии — союзный договор.

36. Islandske Annaler indtil 1578 / Utg. G. Storm. Christiania, 1888. S. 283, 366, 418, 490; Annales suecici medii aevi / Svensk medeltidsannalistik kommenterad och utgiven av. G. Paulsson. Lund, 1974. S. 288, 301, 308-310, 340-341, 349-350, 397-398; Vadstenadiariet. Latinsk text med oversattning och kommentar / Utg. C. Gejrot. Stockholm, 1996. S. 64. Olai Ericus. Chronica regni gothorum: Textkritische Ausgabe von E. Heuman und J. Oeberg. Stockholm, 1993. S. 147-148; Smastycken pa fornsvenska / Saml. G. E. Klemming. Stockholm, 1881. S. 238-239; Scriptores rerum svecicarum medii aevii. Т. I: Sectio prior / Ed. E. M. Fant. Uppsala, 1818. P. 259; Engelbrektskroenikan / Redigering, inledning och kommentar S. B. Jansson. Stockholm, 1994. S. 27-30. Ср.: Axelson S. Sverige i utlaendsk annalistik, 900-1400. Stockholm, 1955. S. 282-283; Idem. Sverige i dansk annalistik, 900-1400. Stockholm, 1956; Christensen A. E. Kalmarunionen og nordisk politik. S. 138. Следует отметить, что "Хроника Энгельбректа" (ср. примеч. 30) упоминает о союзном договоре, но не там, где сообщает о встрече 1397 г., а в фрагменте, посвященном мирным переговорам шведов и датчан в ходе знаменитого шведского восстания 1434-1436 гг. против Эрика Померанского). Помимо этого гипотетическим исключением может являться один из памятников датской анналистики, в котором уничтожен текст, следующий непосредственно за сообщением о коронации Эрика (Annales danici medii aevi / Utg. E. Оorgensen. Kobenhavn, 1920. S. 211). Вполне возможно, что там содержались сведения о заключении унии, которые затем были удалены ввиду нежелательности их разглашения.

37. Показателен пример, содержащийся в источниках более поздней эпохи. Архиепископ Лаврентиус Петри, комментируя два итоговых документа знаменитого Вестеросского риксдага 1527 г. — Вестеросский рецесс и Вестеросские ордонансы, -констатировал следующее. Первый из этих актов, выработанный по итогам совещания короля с государственным советом и представителями народа Швеции, имеющий под собой разумные основания, скрепленный клятвами и печатями, обладает силой закона и обязателен к исполнению (...Sa efter han aer giordh Utaff godh skaell, och sa myndeliga af heela Landena beleeffuadi, besigeldh och besuoren, boer honom och widh macht, och sasom foer een Lagh i Rijkenna hollen warda). Второй же из документов "легче пересмотреть, чем Рецесс, если со временем выяснится, что это необходимо" (hon star laetteligare till att foerwandla an Recessen om sa medh tidhen funnes, att thet behoevdes). См.: Thyselius P. E. (Utg.) Handlingar till Sverges reformations- och kyrkohistoria under Konung Gustaf I. Stockholm, 1841-1842. H. I. S. 83-84. Очень возможно, что те, кто принимал итоговые резолюции Кальмарской встречи 1397 г., в конечном счете намеренно утвердили по сути временное соглашение, не исключающее возможность изменения политической ситуации.

38. Linton М. Drottning Margareta. Fullmaektig fru och raett husbonde. Goeteborg, 1971.

39. Schueck H. Drottning Margareta och Norges och Sveriges statsakter / Nordisk historikermoetet // Historiallinen arkisto. Helsingfors, 1968. 63. S. 33-42.

40. См. примеч. 9. Оригинал документа хранится в Государственном архиве Дании.

41. Sveriges traktater med fraemmande makter / Utg. O.S. Rydberg. Stockholm, 1883. В. II. S. 563- 567.