На фоне постоянных поражений Франкского королевства в конце VII – начале VIII в. впечатляюще выглядят большие военные успехи каролингской эпохи начиная со времени правления майордома Карла Мартелла (ум. 741 г.). В основе этих побед лежат, конечно, причины политического порядка – восстановление власти франков под руководством новой династии, которая, опираясь на могущественный и широкий слой вассалов, смогла создать и использовать очень сильную армию. Но эта сила во многом была обеспечена революцией в области тактики: если в конце VII в. франкская армия состояла главным образом из пехотинцев, то с VIII в. (если не в количественном, то в качественном отношении) преобладающей стала конница. Согласно концепции Г. Бруннера[395], майордом быстро произвел эти перемены после того, как столкнулся с мусульманами в битве при Пуатье (25 октября 732 г.). Чтобы создать тяжелую кавалерию, он произвел массовую систематическую конфискацию церковных имуществ, за счет чего прямо или косвенно, часто в форме прекариев, наделил землей своих вассалов, обязав их нести конную службу. Таким образом, сразу же или, по крайней мере, за короткий период сложились основы феодализма.

Несколько лет назад американский историк Линн Уайт добавил новый аргумент к концепции Г. Бруннера, довольно глубоко ее переработав[396]. По его мнению, Карла Мартелла и его сыновей Пипина Короткого и Карломана вынуждала развивать конное войско суровая необходимость, и с этой целью они проводили реорганизацию королевства, создавая бенефициальные и феодальные структуры. Но эта необходимость не была напрямую связана с борьбой против мусульман, ибо, с одной стороны, эта борьба в действительности занимала второстепенное место в их стратегических планах, а с другой – первые конфискации церковных имуществ осуществлялись, по-видимому, еще до битвы при Пуатье. Если потребность в коннице действительно дала о себе знать в первой половине VIII в., то это, вероятно, произошло благодаря тому, что во франкском обществе в это время быстро распространялось стремя, неизвестное греко-римскому миру, засвидетельствованное в Китае в V в., а в Иране и у аваров – в конце VII в. Последствия этого можно легко понять. «Попробуйте представить себе всадника без стремян, сидящего на попоне вместо седла <...> вступающего в бой с другим всадником или пехотинцем. Этот всадник вооружен копьем, мечом или топором. Может ли он, держа копье наперевес, ударить по противнику? Очевидно нет, ибо без седла и стремян от этого удара он слетит с коня. А может ли тот же самый всадник нанести противнику мощный удар мечом? Тоже нет, поскольку необходимость сохранять равновесие на коне не позволяет разить с силой. А теперь представим себе того же всадника со стременами и в седле. Все, что ранее было невозможным, оказывается легко выполнимым. Малоэффективный прежде конный воин (если только он не лучник) становится страшной силой в наступательном бою, а если предположить, что всадник хорошо защищен броней, то он действительно становится королем на поле боя»[397]. «Античность придумала кентавра, а раннее Средневековье сделало его владыкой Европы»[398].

Некоторые ученые разделяют мнение Линна Уайта. Так, Ж. Дондт замечает, что «хотя точно не известно, когда стремя и седло распространились на Западе», зато установлено, что это произошло, самое позднее, во второй половине IX в. «Было бы слишком просто сказать, что у Карла Мартелла неожиданно возникла потребность в обширных землях, дабы привязать к себе побольше вассалов; но все становится намного яснее, если к этой потребности прибавить преобразование военной организации, которое было полностью оправдано благодаря появлению нового типа воина – тяжеловооруженного кавалериста, способного наносить мощные удары копьем и мечом, что обеспечивало королевской армии превосходство и над внутренними, и над внешними врагами»[399].

Однако против этой теории были высказаны возражения. Так, Б. С. Бегрек[400], проанализировав главные аргументы, взятые из письменных источников, отвергает их.

1. В 758 г. дань саксов в 500 коров была заменена Пипином Коротким данью в 300 коней, но следует заметить, что еще в 748 г., т. е. после того, как во франкской армии якобы появилась большая кавалерия, тот же Пипин принимал дань в 500 коров.

2. Согласно «Анналам Петавия» (Annales Petaviani), в 755 г. «Тассилон прибыл на мартовские поля, но они были перенесены с марта на май». Этот перенос уже давно связывали с необходимостью дождаться появления травы, чтобы отправиться в поход. Но выражение «мартовские поля» (campus martius) в строгом смысле слова означает, безусловно, сбор ополчения не в определенном месяце года, а лишь в определенном месте, которое в подражание римской традиции называли полем бога войны Марса[401]. Впрочем, если Каролинги и проявляли заботу об обеспечении конницы фуражом[402], то ведь и при Пипине, как и при Карле Великом военные кампании иногда начинались в первые месяцы года и, бывало, затягивались на всю зиму, как поход против саксов 784-785 гг. Добавим, что «майские поля» берут начало с 612 г.

3. Говоря о Дильском сражении 891 г., «Фульдские анналы» (Annales Fuldenses) отмечают, что «у франков не принято сражаться „pedetemptim“. Но за этим наречием стоит представление не о пешем строе, а о медленном, осторожном ведении боя.

В любом случае, даже если принять традиционное толкование этих трех свидетельств, ничто не говорит о том, что в правление Карла Мартелла произошла «революция» в военном деле. И до, и после 732 г. франкская военная тактика оставалась, кажется, неизменной; при Пипине Коротком кавалерия еще не играет главную роль, поскольку основной целью военных действий были осада, взятие и защита городов и крепостей. Стремя распространялось весьма медленно: византийцы познакомились с ним в VI в., самые богатые франки стали использовать его с VIII в., но еще накануне битвы при Гастингсе англосаксы, хотя и знали стремя, им не пользовались. Даже если длинный меч и копье с треугольным наконечником вошли в широкое употребление в VIII в., ничто не указывает на то, что ими могли воспользоваться только конники со стременами. Иначе говоря, даже и без стремян конница могла быть очень эффективной и грозной.

Линн Уайт провел также филологический анализ текстов. По его мнению, использование стремени повлекло за собой изменения в лексике: для обозначения посадки на лошадь и спешивания стали вместо глаголов insilire и desilire пользоваться глаголами scandere и descandere. Гипотеза очень остроумная, но ее стоит проверить с помощью системного анализа лексики.

Наконец, иконография почти не проливает света на эту проблему. Самое древнее изображение стремени в Западной Европе дают миниатюры Санкт-Галленской рукописи «Золотой псалтырь» (библиотека Санкт-Галленского монастыря, ms. 22; см. также «Codex Perizonianus» из библиотеки Лейденского университета)[403]. Но эта рукопись датируется третьей четвертью IX в., и ее свидетельство было слишком позднее, чтобы быть полезным нам. К тому же, даже там если одни конные воины с копьями изображены, по крайней мере, с одним стременем, то другие, также с копьями, – без них.

Концепции Бруннера, обновленной и дополненной Линном Уайтом, при современном состоянии наших знаний стоит предпочесть такую точку зрения, которая бы подчеркивала медленность эволюции. С меровингской эпохи лошади, вероятно, не были редкостью во франкских войсках, по крайней мере, как средство передвижения для предводителей и богатых людей. И даже во время сражений всадники отнюдь не всегда спешивались. Одно из наиболее ясных описаний франкской тактики Григория Турского показывает, как тюринги, дабы отбить нападение войск Теодоберта I, использовали классическую хитрость: «<...> на равнине, где должна была состояться битва, они вырыли рвы, края которых прикрыли дерном с густой травой, отчего создавалась видимость ровного поля. И вот, когда началось сражение, в эти рвы и упали многие из франкских всадников»[404], понеся большой урон. В VII в. кавалерия, вероятно, получила определенное развитие благодаря росту могущества знати, но, тем не менее, оставалась малочисленной: из 704 воинских захоронений с конца VII до начала IX в. в восточной части Франкского королевства от силы 135 захоронений принадлежит конникам, из которых лишь 13 несомненно пользовались стременами[405]. Видимо, наиболее сильной и эффективной частью армии конница стала только при Карле Великом.

Но это не значит, что с IX в. все конники вступали в бой с копьем наперевес. В действительности всадник мог использовать копье четырьмя разными способами: он мог метать его как дротик или мог наносить им удары сверху вниз вытянутой рукой, или прямые удары – опущенной рукой, слегка согнутой в локте; наконец, что было важной технической новацией Средневековья, он мог, держа древко подмышкой, рукой направлять острие копья, образуя вместе с ним и конем единую ударную силу, опасную тем более, чем быстрее движется конь. Остается открытым вопрос, когда этот последний способ прижился и получил распространение. В иконографии наиболее древнее свидетельство «нового конного боя» дает ковер из Байе (ок. 1080 г.), но на нем же изображены и другие конные воины, которые, держа копья одной рукой, потрясают ими без труда, как если бы это было очень легкое оружие (наподобие пик уланов до 1914 г.). Иконография могла, конечно, отставать от реальности, но и литературные тексты, как «Песнь о Роланде», не являются более ранними[406].


Война в Средние века - Контамин Филипп

http://imtw.ru/topic/24260-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0-%D0%B2-%D1%81%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D0%B8%D0%B5-%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%B0/