История Европы
История Европы в Средние века
Исторический период, следующий после Античности и предшествующий Новому времени. Российская и западная медиевистика считают началом Средневековья крушение... читать далее »
Статьи по Истории Европы в Средние века
01.06.2013 02:10

Истоки средневекового рыцарства. Варвары против Рима. История Европы в средние века.

Истоки средневекового рыцарства. Варвары против Рима
Многочисленные варвары влились в состав римских вооруженных сил, заняли высокие командные должности, находились при императоре. Другие, не менее многочисленные варвары давили на римские рубежи. Спасение империи, казалось, было вверено тем, кто хотел ее погубить. Такой оборот дел был не по вкусу многим римлянам, особенно коренным, имевшим статус cives (гражданина) задолго до того, как его получили другие, новоявленные римляне. Широкой группе "квиритов", ведомой сенаторской аристократией, выступившей в защиту своих традиционных привилегий, в недрах которой долее всего сохранялась ностальгия по языческим временам, наступление варваров на сердце родного Рима не доставляло никакой радости. После подавления очагов языческого сопротивления энергичной рукой Грациана и Феодосия антиварварские настроения по-прежнему давали о себе знать, но уже в виде конфессионального движения. В них выражалась ненависть и презрение римлян-католиков к германцам, исповедовавшим арианство. В таком виде сопротивление варварам просуществовало довольно долго. Оно явилось не последней в ряду причин, приведших к провалу курса, взятого Теодорихом Остготским на примирение враждующих сторон.

Обеспокоенность римлян вызывали вполне объективные обстоятельства. Достаточно указать на численность германцев в империи; некоторые позднеримские авторы прямо называли империю "жилищем варваров". В действительности же именно варварам - от военачальников, окружавших императора, до последнего солдата или крестьянина, посаженного на обезлюдевшую землю,- эта империя была обязана своим существованием. Варварам была она обязана тем, что сумела пережить самое себя. Правда, это не отменяет того факта, что и засилье германцев, и экзотичность их обычаев при свойственной им наглой манере поведения не могли не вызывать в общественном мнении Рима и других крупных городов, таких, как Милан, Тулуза или Константинополь, широкие антиварварские настроения. Они выходили далеко за рамки классово-"националистической" полемики квиритского сословия, хотя и использовались им в своих корыстных интересах. После Адрианополя подобные настроения опасно распространились. В результате тотальной христианизации империи выразителем антиварварских настроений являлись уже не эпигоны язычества, а крупнейшие христианские писатели. Последней цитаделью идеалов языческой квиритской аристократии, когда уже рухнуло все остальное, явились защитники экуменического духа империи.

Пакат в своем панегирике Феодосию превозносил христианского августа, подчинившего готов римлянам. Факел антигерманизма высоко вздымал носитель римского чиновничьего духа в облачении епископа Амвросии. Согласно ему, защита империи и защита веры, процветание империи и утверждение веры единое целое. Проповедь его, построенная на сопоставлении слов "Гог" и "гот", не просто риторический прием. Это отчаянная попытка включить события своего времени в эсхатологическую картину мира. Лишенная каких бы то ни было временных координат эсхатология Священного писания под его пером вдруг обрела конкретную плоть и кровь - конкретность и достоверность подлинных лиц, имен, фактов. Тем страшнее ее неумолимая неизбывность.

В представлениях Амвросия, построенных на аналогии между новой и ветхозаветной священной истории, апокалиптические пророчества снова зазвучали грозно и гневно. Волны "нового потопа" уже вздымались на горизонте. "Потопом" угрожали народы, чья колыбель была в далеких и мрачных кавказских скалах, где покоился остов ковчега - свидетельство первого всемирного потопа. Точно так же и мы, проповедовал Амвросий, подобно допотопному человечеству, обречены понести наказание за грехи. Варвары, уверял он, посланы в наказание и назидание. Против вышедших из бескрайних и неизведанных далей Востока, из ледяных безмолвных могил Севера непостижимых существ, олицетворявших силы сорвавшегося с цепи дьявола и грозящих потопом всему миру, должно подняться римское христианство. Именно ему, считает Амвросий, предначертано под сенью торжествующего креста облечься в одежды сияющей добродетели.

Так же, в сущности, рассуждал и современник Амвросия-Иероним [86], хотя в его писаниях преобладают интимные и задушевные мотивы. Варвары сильны грехами, которые совершают христиане, и господь бог наказывает народ свой посредством свирепости варваров. Иногда кажется, что удивленный Иероним расписывается в бессилии перед грозящей катастрофой.

В Константинополе глашатаем злобных выпадов против варваров, их засилья при дворе и в армии стал епископ Синесий Киренский. Варвары - волки в овечьей шкуре, поставленные пасти стадо. Волки, которым нельзя доверять овчарню. Оружие должно быть вверено гражданам, иначе варвары, носящие у пояса железный меч, перережут безоружных римлян. Квиритская гордость и теоретические выкладки в платоновском духе, посвященные природе верховной власти,- характерная особенность его речи "О царстве", адресованной императору Аркадию. "Проклятые псы", варвары, по совокупности именуются здесь "скифами", правда не в связи с объективным сходством скифских и готских обычаев, а по той простой причине, что ненависть и презрение к скифскому варварству были тогда общим местом в публицистике. Их длинные волосы и меховые шубы - символ всего чужого и враждебного.

Трактат Синесия следует читать, не забывая ни на минуту о народном восстании, приведшем в 400 г. к изгнанию из Константинополя готской императорской гвардии и Гайны, который был начальником дворцовой гвардии и уже тогда, по существу, хозяйничал на Востоке.

Принято считать, что уменьшение готского давления на Константинополь, а также заселение готами Иллирии совпадает с ростом готской угрозы на западных рубежах империи. В самом деле, пройдет не так уж много времени, и священная земля Вечного города в 410 г. окажется под пятой гота Алариха.

Была ли оправданна вся эта злобная кампания против варваров, чье засилье в империи являлось не столько причиной, сколько результатом упадка? Правда ли, что варварам, в особенности готам, была свойственна особенно мрачная жажда разрушений, какую им приписывают римские языческие и римско-христианские литераторы V в.? Намерение Атаульфа, преемника покорившего Рим Алариха, разрушить Римскую империю до основания, чтобы затем воздвигнуть на ее развалинах Готскую империю, - намерение, которое не без тенденциозности было ему приписано бездарным эпигоном августинианства Павлом Орозием,- весьма скоро сменилось, по словам того же Орозия, желанием добиваться объединения, по крайней мере примирения, "Романии" с "Готией".

Весьма вероятно, что на Западе триумф христианства в его католической форме, противостоявшей арианству, которого придерживались варвары, предопределил односторонний взгляд на варваров как на силу, разрушительно действовавшую на империю. Правда, в подобную установку существенные коррективы внесла "теология истории", созданная Августином, а также "теология покаяния" Иеронима. И тот и другой проводили мысль о роли божественного промысла во всех обрушивающихся на империю несчастьях.

Христианское осмысление происходящего, особенно в эсхатологической форме, отнюдь не механически связывало варварскую угрозу с крушением империи и светопреставлением. Эсхатологические ожидания, основанные на библейской книге Даниила и Апокалипсисе, связанные с мыслью о старении мира, находили общее, хотя и разнообразное по форме, выражение в темах, поднятых христианскими идеологами Тертуллианом, Киприаном и Ипполитом, причем в разгар III в., то есть тогда, когда готская опасность была лишь отдаленным призраком, а римская армия обладала внушительной силой и считалась непобедимой. Но смотрите - римлянин Коммодиан уже связывает "седьмое гонение" с вторжением готов из-за Дуная. Предостережение, прямо скажем, прозвучало преждевременно, но зато как пророчески!

С тех пор прочной традицией становится видеть в варварах дестабилизирующий фактор грядущей римской истории. Однако традиция эта разделилась на два различных течения. Первое - его можно было бы назвать послеконстантиновым - это "христианско-патриотическая" проповедь Амвросия, унаследовавшая антиварварское умонастроение квиритов. Второе - с более выраженным мистико-эсхатологическим оттенком, которое рассматривало варварские нашествия в качестве счета, предъявленного Риму за его старые и новые грехи. При этом не было недостатка и в тех, кто, подобно историку Сальвиану, возвышал бы свой голос от имени страждущей римской Провинции, верной дщери Рима, которой он пренебрегал, и противопоставлял бы римской коррупции и римскому цинизму, столь в малой степени исправленным христианством, неотесанную добродетель и природную разумность варваров, утверждая даже, что достойны похвалы те, кто предпочел укрыться среди варваров, лишь бы не томиться более под ярмом римской бюрократии.

Однако не следует думать, что Амвросий и Сальвиан стоят на противоположных полюсах. Дело в том, что они - две стороны одной медали. Страх перед варварами, ненависть и презрение к ним, надо думать, довольно часто смешивались в общественном мнении с представлениями о греховности Рима. Обращает на себя внимание своеоб разное чувство вины перед лицом длинноволосых и одетых в меха племен. Ведь они фактически были единственными, кто встал на защиту славного и гордого римского имени, когда народ, носивший его, бросил оружие. Ощущение вины станет понятнее, когда мы вспомним, что феномен варварства на практике выглядел как ряд отдельных случаев, имевших и отрицательное, и положительное значение. Одно племя нападало на Рим, другое сразу же выступало в его защиту. Готу Алариху, разрушителю Рима, противостоит вандал Стилихон, яростный защитник Вечного города. Вестготы были верными союзниками римлян в борьбе с гуннами Аттилы. Точно так же позднее лангобарды - союзники Юстиниана против остготов. Так что в "варварские нашествия" в том смысле, какой вкладывали в это выражение историографы прошлого, уже никто не верит. Речь идет о длительном и изнурительном процессе инфильтрации и ассимиляции, взаимного притяжения и отталкивания. Проводить различие между "Романией" и "Готией" имеет смысл разве что с точки зрения историографического теоретизирования. Что же касается исторических процессов, охватывающих период V- VI вв., равно как и той крови, что текла в жилах главных действующих лиц эпохи, то имеет значение только один факт - новое объединение, синтез народов, который со временем приведет к созданию новой цивилизации.

Вот отчего нам представляется иллюзорным и даже бесплодным всякое дихотомическое деление варваров на таких, кто был на стороне Рима, и таких, кто был против него. Мы воспользовались подобным делением только исходя из соображений композиции. Страху и озлоблению римлян по отношению к варварам, которые пусть в ограниченных масштабах, пусть в корыстных целях, но выступали все-таки в их защиту, можно отыскать оправдание. Это постоянное чувство угрозы со стороны иных племен, ломившихся в римские двери. Да, они не те, что сражаются с оружием в руках во имя Рима, обрабатывают его поля. Но они так похожи друг на друга. Слишком долгое время вынашивало римское сердце "великий страх". Да и сама слава отечества, воспоминание о ней, питала его: примером для подражания был Фурий Камилл, чей светлый образ сиял из мрака лихолетья, когда Рим обесчестили галлы; Сципион Африканский, сумевший остановить опасность, которая в середине V в. снова пришла из тех же земель; Гай Марий, чья слава связана с победой над кошмаром, олицетворением которого были кимвры и тевтоны. Далекие еще предвестники грядущих бурь устлали пеленой облаков сияющий горизонт непобедимого Рима. Его рубежи не были непрерывной цепью фортификационных сооружений. На большем своем протяжении граница была "открыта" и состояла в основном из системы путей сообщения, а не оборонительных заграждений. Ею обозначались пределы цивилизации. Она была гранью, отделившей безопасное от опасного, возделанные поля от дремучих лесов и пустынь, "человечный" и "рациональный" образ жизни от полудикого и неразумного существования. По сю сторону был populus (народ), по ту - gentes (племена).

С переходом империи к христианству такие книги Священного писания, как Книга Иисуса Навина и Книга Судей, как бы закрепили, снабдив новым сакральным основанием, подобное дихотомическое деление мира. По сю сторону был мир курии и легионов, где всякая вещь может и должна быть взвешена, измерена и определена, где всему есть свое имя, своя ценность и порядковый номер. По ту сторону - Гог и Магог, хаос, безымянные орды, не измеренные никем расстояния, откуда являются дикие конные воины во главе со своим герольдом - страхом. Печать смерти и опустошения на лицах племен, навалившихся на римские рубежи, стремящихся во что бы то ни стало перешагнуть через них. Племена гонит нечто ужасное, от чего они спасаются бегством. Оно преследует их по пятам. Оно гнездится где-то на Востоке. Но где? И что это такое? Сколько раз командиры пограничных отрядов задавали себе этот вопрос? Сколько раз пытались постичь умом, рационализировали, квантифицировали, интерпретировали полученные ответы? Сколько раз ответом были какие-то обрывки фраз, нехотя оброненных на скверной латыни либо на каком-нибудь языке, известном "римским" солдатам. Нечленораздельная гортанная речь была сбивчива и неясна. Такой силы был страх, захвативший в плен допрашиваемого. Сколько раз ответом был немой блуждающий взгляд, бессмысленный жест, вопль отчаяния человека, изнуренного голодом, усталостью, страхом, ужасом, которому так и не было найдено имени...

С каждым днем жертв неведомого врага становилось все больше. По-прежнему враг оставался невидимым. Вскоре сами жертвы стали врагами. Возникала полоса вдоль римских рубежей шириной в многие мили, где теснили друг друга враги, соседи, союзники Рима. Те же племена, те же вожди. У них длинные волосы и отличное железное оружие. Зеленые долины, голубые великие реки, впадающие в Понт Эвксинский [87], белоснежные вершины Кавказа, а дальше... Что происходит там, на Востоке? Великая Римская империя, окруженная оборонительным валом,- осажденная крепость. На противоположном конце Евразийского континента поднялась Великая стена. Из-за нее другие глаза внимательно и настороженно вглядывались в горизонт. И в них тот же страх.

Вскоре неопределенные опасения обрели свое конкретное лицо, свое собственное имя. Облик врага ужасен. Варвары у ворот города. Все чаще на их сторону встают другие варвары. Общество империи слишком поздно заметило, что римское имя настолько распространилось вширь, что в конце концов растворилось в пространстве.

Говорить о хорошо и давно известном - чрезмерное многословие. Думаем, достаточно беглого обзора миграционных потоков, увлекавших за собой племена на Запад, чтобы убедиться в том, сколь невымышленной была "варварская опасность" начиная с III в.

Относительное спокойствие было нарушено уже во второй половине II в. Правда, причины нам не известны. Быть может, виной тому был резкий демографический скачок германских народов, или известная слабость системы римской обороны, или эхо событий, разыгравшихся тогда в Средней Азии, или отзвук крупного переселения готов из Скандинавии в юго-восточном направлении. Маркоманны хлынули в Италию, докатившись до Аквилеи. Костобоки и бастарны - в Ахейю и Азию. Около 254 г. произошло нарушение границы с Верхней Германией. В течение второй половины столетия Галлия, нынешняя Бельгия и даже Испания были жертвами набегов. Однако наибольшей угрозе подверглась восточная граница на дунайском и парфянском ее участке. В 236-237 гг. Максимин пытался сдержать давление даков, сарматов и готов, то есть те народы, в среде которых, несмотря на различия в происхождении и культуре, сложилась особая языковая общность - своего рода дако-ирано-германское койне.

Римские источники применяли в отношении этой общности термин "скифы". Характерной чертой готов III в. - вообще несвойственной германцам, правда, в V в. отчасти возобновленной вандалами (викинги позднего времени тут исключение) - был обычай атаковать неприятеля с моря. Таким образом в период 258-269 гг. были разграблены Фракия, Греция, Малая Азия. В 260-270 гг. аламанны подвергли разграблению Италию. Новый набег на Италию (собственно, два набега, следовавших друг за другом) предприняло племя ютунгов в период правления Аврелиана. Император в этот момент был занят в Паннонии, воюя с вандалами, которых ему удалось победить, а некоторых даже включить в состав римской армии в качестве конных воинов. Последствия второго набега ютунгов оказались особенно тяжелыми. Они вторглись в Тичин и Метавр. Чтобы изгнать их оттуда, император был вынужден обратиться за помощью к богам. Он прибег к самому священному и последнему средству: были раскрыты Сивиллины книги. Было решено возвести вокруг Рима стены, строительство которых, хотя и было завершено при Пробе, стяжало славу Аврелиану. Стены были названы его именем. Новая волна готского натиска в районе Дуная была приостановлена в 271 г. Затем Риму пришлось отступить с дунайского рубежа под ударами готов. До 278 г. франки и аламанны сковывали силы Проба на рейнско-дунайской границе и в Галлии.

Столь частые войны не могли не усугубить серьезность положения Рима. Однако армии еще удавалось за счет реформ и введения в свои ряды варваров залатывать бреши в оборонительном рубеже. Прорыв шел по разным направлениям: рейнскому, дунайскому, азиатскому. Набеги предпринимались варварами то в Галлии, то в Мёзии, то в Сирии. Между римлянами и варварами, совершавшими набеги, сложились неопределенные и двусмысленные отношения. Тут и откровенная вражда, и договоры о дружбе, и взимание дани, и приношение даров, и союзы, и прием варваров на службу в римскую армию. Презирая и опасаясь варваров, Рим ценил их способности, пытался себя обезопасить. В свою очередь варвары презирали римлян, но были ослеплены их богатством, подавлены могуществом их власти.

Зыбкое это равновесие продержалось недолго. В последней четверти "Константинова века" его разрушил удар гуннов. В середине II в. Птолемей писал о гуннах, что они населяют степи к северу от Кавказа, то есть гунны были соседями роксоланов и бастарнов. Затем след их потерялся. В 374-375 гг. они неожиданно вышли победителями из схватки с аланами и готами, потеснив их на Запад, отчасти включив в свой состав. В то же время другие гунны перевалили через Кавказ и растеклись по территории Северного Ирана.

С этого момента давление гуннов предопределяло направление германских миграций. В первой четверти V в. они сплошным потоком стремились прорваться на Запад. Эпизодические нарушения римского рубежа превратились в непрерывную череду трагических поражений империи. Под давлением гуннов и по наущению Константинополя вестготы Алариха в 401 г. обрушились на Италию. Чтобы оказать им сопротивление, Рим вынужден был оголить рейнскую границу. Как следствие в декабре 406 г. вандалы, аланы и свевы, также находясь под давлением гуннов, переправились через Рейн, где встретили лишь незначительное сопротивление франков, союзников Рима. Галлия была растерзана. Прочную оборону держала только Тулуза, руководимая своим энергичным епископом. В 408-409 гг. под ударом вандалов, свевов и аланов оказалась Испания. К ним присоединились и вестготы, которые первоначально обосновались в Галлии, а затем и в Испании. Они оттеснили свевов в северо-западный угол Иберийского полуострова, вандалов в южный, а в 429 г. на южное побережье у Геркулесовых Столпов. Тем временем бургунды, получив от римских властей разрешение поселиться в прилегающем к Вормсу районе, чтобы взять под свою защиту от аламаннов этот участок римской границы, вместе с родственными им франками (формально и те и другие считались союзниками Рима) взяли под контроль весь бассейн Рейна. Англы и саксы оккупировали Британию, оставленную римскими войсками.

Конечно, не стоит преувеличивать численность и боеспособность всех этих групп. Германцы нередко были плохо вооружены и экипированы, не имели достаточно конницы. У них отсутствовал какой-либо план вторжения и оккупации. Все их победы над римлянами в период I- VI вв. тем не менее были обеспечены либо численным преимуществом, либо умелым использованием местности и некомпетентности римских военачальников. Римские войска подвергались непрерывным испытаниям. Они были напуганы многочисленностью и воинственностью противника. К тому же в римских рядах отсутствовала твердая дисциплина, немало было и таких, кто по той или иной причине не желали оказывать сопротивление варварам и готовы были перейти на сторону противника. Тем не менее римская тактика использовать варваров в войне с варварами все еще приносила неплохой результат. Но временный успех уже ничего не мог изменить.

В 433 г. Аттила пришел к власти над группой народов-мигрантов, в которой роль гегемона принадлежала гуннам, хотя тут были готы, и герулы, и гепиды, и лангобарды, и славяне. Аттила, конечно же, не был неумолимым врагом Рима, каким его преднамеренно изображают поборники вполне определенных "традиций". Аттила поддерживал с Римом двусмысленные отношения, выбирая для себя то роль опасного соседа, то наемника. В 436 г. он "одолжил" Аэцию своих гуннов, чтобы справиться с натиском бургундов. Резня бургундов, учиненная гуннами, воспоминанием о которой является "Песнь о Нибелунгах", была результатом "противоестественного союза" гуннов с римлянами. Недобитые бургунды в 443 г. были депортированы во франкскую Юру.

"Дружба" Аттилы с императорскими дворами Запада и Востока основывалась, по существу, на тяжелой дани, которую он взимал со своих "друзей". Прекращение поступлений от них явилось одной из главных причин, вынудивших его Принять решение продолжать поход на Запад. Перейдя через Рейн, гунны в 451 г. дошли до берегов Луары. Аэцию удалось нанести гуннам поражение на Каталаунских полях (современная Шампань), воспользовавшись услугами вестготов и бургундов. Но Аттила и на следующий год продолжал свирепствовать в Северной Италии. Остановился он только из опасения, как бы, продолжая свое продвижение по полуострову, не оказаться в окружении, да еще, как говорят, благодаря дипломатическому таланту папы Льва I. Согласно преданию, папе удалось сыграть на потаенных душевных струнах завоевателя. Вскоре в деревянном дворце, воздвигнутом для него на равнине Паннонии, на ложе рядом с молодой женой гунн умер загадочным образом. Произошел распад державы, в течение двух десятилетий приводившей в трепет как Запад, так и Восток.

Гунны терроризировали римлян. Источники - от Аммиана до Сидония Аполлинария, Клавдиана и Иордана - наперебой описывают их ужасный облик, зверское выражение лица, дикие нравы. Особенно шокировал их образ жизни. Как сообщал Аммиан Марцеллин, "вся жизнь их проходит верхом на коне". Впечатление, произведенное их молниеносным вторжением, было столь сильным, что вызвало к жизни целый литературный жанр. С той поры у средневековых авторов и повелось, говоря об опасности, исходящей из степи - сначала это были авары, следом за ними венгры, наконец монголы,- пользоваться стереотипом, созданным авторами, впервые сообщившими нам об Аттиле.

Гуннский кошмар развеяло ветром в той же степи, откуда он и явился. Лошади взметнули копытами пыль. Вкруг погребальной палатки скакали воины Аттилы. Они "веселили его сердце". Увы, трагическая череда нашествий на этом не оборвалась. За гуннами шли авары, следом болгары, еще дальше хазары, потом венгры. Лоно, породившее бешеных гуннов, не утратило своего плодородия и продолжало "плодоносить" на протяжении целого исторического периода - с IV по Х в. Между первым и вторым нашествиями степи на Европу не было передышки. Так продолжалось до эпохи Чингисхана и Тамерлана.

Тем временем в течение долгих веков раннего средневековья постепенно зрело событие, сыгравшее в истории основополагающую роль. Речь идет о встрече христианства с варварскими культурами. Встреча эта принесла совершенно неожиданные плоды.


Истоки средневекового рыцарства >>> Франко Кардини

http://imtw.ru/topic/23926-%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%D0%B8-%D1%81%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%B3%D0%BE-%D1%80%D1%8B%D1%86%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0/

© WIKI.RU, 2008–2017 г. Все права защищены.