В октябре 1962 года в Риме начало свою работу одно из самых известных собраний в истории церкви. Второй Ватиканский собор и сегодня рассматривается многими настроенными на проведение реформы католиками как прорыв в современность. В этом году отмечается 50-летний юбилей этого Собора, и мы спрашиваем, что же на самом деле может праздновать церковь.

Йохана Ранер

Революция – одна из идей нашего времени. Она представляет собой начало, разрушающее то, что существовало раньше. Со времени Великой французской революции под словом «революция» мы понимаем историческую цезуру. Ранее это слово указывало на нечто иное – на постоянное возвращение того же самого. Но чем же был Второй Ватиканский собор? Ниспровержением католических устоев? Или возвращением к исходному пункту веры? Или и тем, и другим? Сам Собор понимает предпринятый им прорыв как новое обретение католического: с одной стороны, ressoursement, то есть - обращение к многообразию собственных источников, а с другой стороны - aggiornamento, то есть, открытый взгляд вовне. При этом Собор был намерен противостоять консервативным христианским пророчествам о разрушении мира.

Уже в самой речи, произнесенной 11 октября 1962 года во время открытия Собора Папой Иоанном XXIII, было указано основное направление. Папа ясно отделил себя от тех пророков несчастий, которые «беспрерывно» говорят о том, что «наше время в сравнении с прошлым – это постоянное движение вниз, к худшему». Папа не согласен с этим утверждением: «В современном развитии событий, скорее, следует признать наличие скрытого плана Божественного Провидения. Всем, в том числе - и противоречивыми человеческими интересами, оно мудро управляет на благо Церкви».
Не следует недооценивать революционную динамику, скрывающуюся за этими простыми словами. Именно потому, что истина Евангелия неразрывно связана с потребностями времени, церковь должна меняться – для того, чтобы оставаться верной самой себе. Новое возникает в результате обращения к изначальному! В заявлении Собора о религиозной свободе - Dignitatis humane – наше внимание было обращено на эту основополагающую идею.

Реакционеры говорят о предательстве

Не удивительно, что это заявление и сегодня осуждается реакционными кругами, в частности - Священническим братством Святого Пия X, как предательство католической истины. Дело в том, что присутствовавшие на Соборе отцы церкви с самого начала подчеркивали важную мысль: достоинство человеческой личности, которое выражается в неделимой свободе всех, является несокрушимым фундаментом религиозной свободы, а также свободы совести.

Свобода коренится в самой истине Бога. Никакого принуждения в делах веры! Древнейшая теологическая мысль революционным способом обретает новую форму: понятие истины больше не направлено против понятия свободы, а осуществляется в нем. Провозглашение Евангелия и евангельской миссии основываются только на призыве к способности человека в области истины и свободы. Собор требует уважительного отношения к выбору совести каждого отдельного человека. Божественная истина убеждает сама по себе – или не убеждает.

Поэтому церковь этого Собора воспринимает основополагающие принципы современного, демократического и даже секуляризированного общества не как навязанную, чуждую перспективу или как заискивание перед духом времени, а как основной теологический посыл. Свобода является ее задачей и призванием. В этом - большое отличие от католического менталитета XIX и XX веков, уподобляемого крепости (Festungsmentalitaet). Быть несовременным и антидемократичным – эти слова больше не являются приемлемым религиозным мнением, а представляют собой ошибку. Только разрушение этих бастионов придаст смелости новому, диалогическому существованию. От католиков лишь требуется, чтобы они «толковали знамения времени в духе Евангелия» - такова формула конституции о совести верующих Gladium et spes, в которой кратко и емко выражены необходимые изменения.

В последние годы растет количество критически настроенных людей, которые считают, что подобный взгляд на Собор является эпохальной ошибкой. Церковь «в приступе эйфории и оптимизма» открылась современности, написал в 1983 году молодой теолог Йозеф Ратцингер (Joseph Ratzinger) (нынешний Папа Бенедикт XVI – прим. перев.), принимавший участие в работе Собора. Но какова была бы альтернатива? Идеал навечно оторванной от мира церкви незыблемых истин?

Немецкий теолог Карл Ранер (Karl Rahner), оказавший как специалист существенное влияние на Собор, дал ответ: «Было бы наивным полагать, что церковь когда-нибудь в обозримом будущем перестанет быть странницей во времени, церковью грешников, слабых и страждущих. Любое обновление, любой прогресс церкви будут вновь поглощены заботами мирской истории, разочарованиями относительно нас самих, поскольку мы сами являемся церковью и таким образом ее познаем, и поэтому мы на самом деле являемся противниками самих себя». Это означает: древняя церковь должна постоянно обновляться. Однако обновление зависит от того, есть ли у нас смелость познать истину, есть ли у нас смелость признать свое собственное несовершенство, а также несовершенство церкви.

Йохана Рамер.

Contra: Норберт Людеке

Собор происходит тогда, когда Папа собирает вокруг себя своих верных последователей. Когда Иоанн XXIII позвал в Рим 2 500 соблюдавших целибат мужчин католической веры для того, чтобы они под его руководством составили важные для будущего церковные тексты, они должны были придерживаться установленного им распорядка и работать в соответствии с одобренной им повесткой дня. 95% этих людей составляли епископы, однако их епископский голос имел значение только тогда, когда созвавший Собор Папа соглашался с их текстами, одобрял их и давал указание на их официальную публикацию. Может ли католический Собор быть Собором реформ? Нет.

Так и Первый Ватиканский собор, проходивший в 1869-1870 годах, догматическим образом провозгласил Папу абсолютным руководителем и непогрешимым наставником, а также необратимым образом ему подчинился. Еще один собор представлялся уже ненужным. Поэтому инициатива относительно созыва Второго Собора в 1962 году оказалась неожиданной. Однако, его инициатор не вызвал удивления, поскольку был безальтернативен – только верховный Понтифик своей верховной властью имеет право созвать Собор.

То есть о реформаторском Соборе не может быть и речи – если под словом «реформа» понимать большие надежды, которые поколение Собора до сих пор связывает с этим событием и сохраняет для себя «дух Собора». Сюда мы относим надежды на сокращение церковной иерархии за счет участия в принятии решений мирян, надежды на обеспечение внутри церкви прав человека, надежды на равноправие женщин. К такого рода реформам Второй Ватиканский собор никакого отношения не имеет – ни в своих решениях, ни в их реализации.

Любой Собор в правовом отношении находится в руках Папы. Все документы Собора прорабатываются главой церкви. Их содержание включается в святейшие рамки божественных предписаний. Сюда относится и то, что единственной церковью Христа Папа и его епископы управляют как лечебным учреждением, и в этой церкви существуют два сорта людей – духовные лица и миряне. Их строгое разграничение на чисто мужское сословие отдающих приказы и смешанное по полу сословие повинующихся – если говорить теологическим языком, то речь идет о пастырях и пастве – не нарушает  равенство верующих перед Богом.

В соответствии с официальным пониманием, сохраняется различие между клерикальной, поучающей церковью и церковью послушных мирян. Это было заметно и на самом Соборе, когда Папа Павел VI в 1963 году задним числом пригласил некоторых мирян мужского пола в качестве экспертов, а спустя еще год в качестве слушателей появились и несколько женщин. Достигнутое на Втором Соборе повышение значимости мирян означает: они стали заметны как основание пирамидального здания церкви. Однако пирамида с освященным основанием продолжает оставаться пирамидой.

Не только суверенным правом созыва, но и верховным правом толкования обладает Папа. Иоанн-Павел II использовал имеющиеся возможности при составлении своего свода законов 1983 года, в котором была усовершенствована иерархическая структура церкви в духе самоустановленной верности Собору. Для его лучшего понимания он советовал ознакомиться с его законами и следовать им. Любой Папа может сказать: «Собор – это я» (Le Concile c’est moi). То, что может вызвать отчуждение у человека, находящегося вне церковной иерархии, является само собой разумеющимся для католической церкви.

Но зачем тогда проводить повсеместные торжества по поводу годовщины собора? Если во время последнего Католического дня устраивается гала-мероприятие в ТВ-формате, «исторически весело» напоминающее о Соборе, то в таком случае сам Собор в сопровождении ностальгического проливания слез уже сдан в архив. Тот, кто намерен более глубоко изучить тексты Собора для того, чтобы почерпнуть якобы находящиеся там богатства, порочит таким образом проводившееся в течение 50 лет изучение Собора и заставляет теологов принять участие в бессмысленных бегах – так как теология является тем зайцем, который, пробежав очередной отрезок дистанции, каждый раз натыкался на ежа в виде поучающего учреждения. И только Папа определяет, является ли поднятый теологами на поверхность груз богатством.

Если известные миряне выступают с требованиями проведения реформ на Соборе, то они одновременно и поддерживают систему, и выступают против нее. Добропорядочным католическим поведением можно считать побуждение иерархии к действию. Но только Собор не является иерархией, выступающей протии главенства Папы. Да и круглые столы не превратят пастырей в паству. Пастыри это знают. Даже ведущие деятели католических партий остаются с внутренней церковной точки зрения простыми мирянами.

Считать Второй Ватиканский собор реформаторским и достойным этого имени значит верить в существующий миф. Многие католические верующие не хотят поддаваться этому мифу. И католические теологи не должны заниматься его укреплением. Говорить правду, даже если она болезненно воспринимается желающими проведения реформ католиками, является императивом честности (Gebot der Fairness).

http://www.inosmi.ru/world/20121022/201263172.html