Этот человек был известен как жесткий и даже жестокий руководитель. Благодаря ему, с одной стороны, появилось московское метро и широкая сеть железных дорог. С другой стороны, взорван храм Христа Спасителя и составлены многотысячные расстрельные списки.

Кагановичу к моменту смерти было почти сто лет, он месяц не дожил до августовского путча 1991 года. О потугах Михаила Горбачева реорганизовать экономику он говорил как о дилетантстве. О заторах на железных дорогах: «У меня бы через пару дней все поезда ходили как надо!» О недостатке товаров: «Я бы на месте Горбачева и Рыжкова вызвал руководителей: «Покажите, сколько мяса? Где заготовляете? Куда деваете?.. Не ждать милостей от рынка, что рынок придет и все заботы решит... Займись производством сейчас, конкретно. Закупили столько-то обуви, а поступило в магазины столько-то? А где остальное? Куда девалось? Какая сволочь спрятала? Какой мерзавец украл? Конкретного руководства экономикой сейчас нет». И в чем-то он был прав…

ШВЫРЯЛСЯ БУТЫЛКАМИ И ЧАСАМИ

Казалось бы, Лазарь Моисеевич - государственный муж, именем которого назывались населенные пункты и улицы, заводы и фабрики, паровозы и даже крейсер. А руководитель такого уровня должен, по всем канонам, быть человеком выдержанным, во всяком случае, соблюдающим Кодекс законов о труде. Но только не Каганович!

О его разносах на совещаниях и «вызовах на ковер» ходили легенды. Их боялись как огня, зная, что за критикой могут быстро последовать организационные выводы вплоть до снятия с работы и предания суду. Когда Кагановичу было уже за девяносто, он сам оценивал свой стиль руководства: «Не то что грубый - я резкий человек... Когда мне докладывали, что «Запорожсталь» погрузили в поезд и поезд не отправляют, так я приходил в ужас, в состояние трепета - вот какой я был... Я резкий! У меня было такое, что я мог на человека накричать, а через полчаса сам жалею и прошу у него извинения».

В послевоенный период Каганович ходил с тростью, которую он при случае использовал, чтобы огреть кого-нибудь из своих подчиненных или охраников. А как-то раз, судя по воспоминаниям ветерана органов госохраны Николая Махнева, произошел вообще из ряда вон выходящий случай: «Из разговора с дежурным, Винокуровым Валентином, привожу один пример. Ночью в кабинете Кагановича сломались часы, которые стояли на столе, - фирмы Павла Буре. Винокуров вызвал дежурного электрика, а он говорит: «Я до утра починить их не смогу».  «Что же делать? - спрашивает Винокуров. - Он же придет и устроит мне взбучку». Электрик предложил поставить на замену аналогичные часы. Винокуров сделал это с большой опаской. И не зря. Через несколько минут после прихода Каганович вызвал его в кабинет и спросил: «Кто вам позволил заменить часы?» Валентин вспоминал, что не успел даже открыть рот, как Каганович этими часами, которые весят более килограмма, запустил прямо в него. К счастью, он успел наклонить голову, и часы врезались в дверь».

На самом деле выяснилось, что привычка бросаться предметами и ругаться у Лазаря Кагановича выработалась еще в детстве. В Российском государственном архиве социально-политической истории мне удалось обнаружить три страницы его неопубликованных воспоминаний: «Когда мне было 14 - 15 лет, я уехал в Киев и тут наглядно столкнулся с капиталистической действительностью, в течение 10 месяцев я ходил без работы, на 11-й месяц я устроился чернорабочим на завод сельтерских вод, через некоторое время меня рассчитали за то, что я в ответ на грубое обращение бросил сыну хозяина бутылку в голову. И вот как раз в этот 2-й период безработицы у меня уже начало оформляться классовое сознание и революционный протест»…

Кстати, наказали Кагановича за проявления бурного характера, только когда вывели из президиума ЦК КПСС. 13 июля 1957 года он получил строгий выговор с занесением в учетную карточку «за поведение, недостойное звания члена КПСС, за издевательство над подчиненными сотрудниками».

«ЖЕЛЕЗНЫЙ ЛАЗАРЬ»

В прессе и письмах в адрес высших партийных и государственных деятелей СССР лет тридцать - сорок после революции давались какие-либо эпитеты, характеризовавшие, по мнению журналистов и простых граждан, их качества. Дзержинский был «железным Феликсом», Микоян - «любимым наркомом Сталина», Киров - «любимцем партии». Кагановича чаще всего тоже именовали «железным». И не потому, что он довольно долго руководил железными дорогами.

В конце тридцатых годов он подписал расстрельные листы, по которым было казнено 19 000 человек. Часто он был на «передовых позициях» в деле осуществления репрессий. В качестве наркома путей сообщения Каганович в 1937 году даже опередил НКВД. Это был единственный случай, когда сам нарком объявил 24 руководящих работника врагами народа и потребовал их ареста.

28 февраля 1937 года на пленуме ЦК ВКП(б) Каганович два часа выступал с докладом «Уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троц­кистс­ких агентов (на железнодорожном транспорте)». И СООБЩИЛ, что в 1934 - 1936 годах «разоблачил» 519 троцкистов.

ЛЮБОВЬ К ВОЖДЮ

Отношения Кагановича и Сталина - это отдельная тема. Многие считали, что Сталин даже любил Лазаря Моисеевича, почему тот, несмотря на национальность, не только остался жив, но и был в фаворе. Но сам Каганович признавался: «Вообще нельзя сказать: Сталин любил. Сталин ко всему подходил политически: как человек работает, чего он стоит, как он себя политически ведет, какая у него линия».

Но к «главному еврею СССР» Сталин относился с симпатией и прощал ему некоторые слабости, проявление которых было совершенно невозможным для других соратников. Например, на вопрос о том, выпивал ли Каганович алкогольные напитки, тот отвечал строго: «Я не пил вообще. Не пил, не курил». Но тут же оговаривался, что с Риббентропом у Сталина ему приходилось выпивать. В «политических целях». В 1939 году, когда готовилось заключение советско-германского пакта, Сталин за столом специально провозгласил тост за Кагановича, чтобы Риббентроп чокнулся с «лицом еврейской национальности». И тому пришлось чокаться. А Кагановичу - выпивать.

Правда, в одном вопросе Сталин оказался непримирим. Дело было в 1932 году. Каганович говорил: «У нас все Политбюро было усатое - Сталин, Молотов, Ворошилов, я, Орджоникидзе, Калинин, Андреев, Микоян... А у меня даже борода была». А как-то потом обратил внимание на фото 1939 года: «Шестидесятилетие Сталина. Тут я уже без бороды. Я бороду носил до тридцать третьего года (поскольку упоминается жена Сталина Надежда Аллилуева, застрелившаяся в ноябре 1932 года, то имеется в виду не 1933, а 1932 год. - Авт.). Сталин говорит: «Зачем тебе борода?» Я говорю: «Давно ношу». Сталин: «Надя, дай ножницы, я ему сейчас срежу бороду!» Я говорю: «Хорошо, я бороду сниму сам». И «снял». Но усы, конечно, оставил, чтобы не выпадать из коллектива».

Благодарим Российский госархив социально-политической истории за помощь в работе над материалом.

http://www.kp.by/daily/26162.4/3049182/