Отечественная история
Отечественная история
К середине IX века (согласно летописной хронологии в 862 году) на севере европейской России сложился союз восточно-славянских, финно-угорских и ба... читать далее »
Статьи по Отечественной истории
07.02.2014 14:58

Россия-1984: крестьянская утопия эсера Чаянова. Отечественная история. Статьи.

Россия-1984: крестьянская утопия эсера Чаянова
Что случилось бы с Россией к концу ХХ века, если бы в 1917 году эсеры пришли к власти
Александра Чаянова во всем мире знают как экономиста и пропагандиста кооперативного движения. Но как политический мыслитель он почти не известен. В его биографии лишь один политический эпизод: он работал товарищем (заместителем) министра земледелия во Временном правительстве Керенского. Чаянов не скрывал своих симпатий к эсерам, хотя и не состоял в партии. В 1920 году он даже конкретизировал свои политические убеждения в одной анкете: «Был правым эсером». В 1930-е в ОГПУ ему припомнят это признание.

Деревня против города

Сегодня правых эсеров можно было бы назвать «правыми социалистами». В отличие от большевиков, они не признавали марксизм и были уверены, что у России свой путь социализма — крестьянский. Их убеждение подкрепляла статистика: к 1917 году в деревне проживали три четверти населения, а половина городского населения также была связана с землей (самый распространенный вариант: муж работал на заводе, жена — на огороде). В стране, где почти 90% людей зависят от труда на земле, «марксистский социализм», в котором главная роль отводилась пролетариату, построить невозможно.

Правота эсеров о выборе пути России еще раз была подтверждена на выборах в Учредительное собрание в ноябре-декабре 1917 года (пожалуй, это были самые свободные выборы в стране за всю ее историю) — они получили на них 58%. В крестьянских округах показатель эсеров был близок к 75%. Кстати, Александр Чаянов тоже был избран депутатом.

Идеальная Россия эсеров — это крестьянская страна с широким самоуправлением и мелким хозяином. Город в такой стране не имел бы политического предводительства, ему отводилась роль «большой фабрики».

Большевики «сломали» эсеровскую крестьянскую Россию. Но еще до середины 1920-х в советском обществе не было единодушия в выборе пути, по которому пойдет страна. Даже среди большевиков в какой-то момент преобладала точка зрения, что спешить с «марксистским социализмом» не стоит. Эту точку зрения, в частности, отстаивал Николай Бухарин.

Статистика, которую единственную признавал в качестве критерии истины Чаянов, вообще говорила, что и при большевиках, то есть при власти «авангарда общества» — пролетариата, — города приходят в упадок: война, голод и разруха опустошили их. С 1917 по 1920 год население Москвы уменьшилось на 40%, Петрограда — на 50%, Киева — на 28%. С 3,6 млн до 1,4 млн сократилось количество рабочих в стране.

Борьба фантастов

В обществе в то время еще был дозволен плюрализм мнений, и оба лагеря — крестьянский и пролетарский — пытались пропагандировать свой путь. Одним из эффективных методов доказательства своей правоты стала «социальная фантастика». Число утопий, описывающих будущее общество, множилось со страшной силой. Так, с 1918 года по 1929-й вышло более 120 романов, повестей и научно-фантастических рассказов на эту тему. Самыми известными произведениями со стороны лагеря, отстаивающего первенство города над деревней, стали роман Александр Богданова «Красная звезда» и «Грядущий мир» Якова Окунева. В «Грядущем мире» двое героев, погруженные в анабиоз, просыпаются в 2123 году, в идеальном мире будущего — «Всемирном городе-коммуне»:

«Земли, голой земли, так мало, ее почти нет нигде на земном шаре. Улицы, скверы, площади, опять улицы — бесконечный, бескрайний всемирный город. К первой четверти 22-го столетия все города мира слились в один город. Через океаны, по насыпанным искусственным островам, протянули материки навстречу друг другу свои улицы.

Реальность Мировой Коммуны тщательно отделена от „дикой“, природной. Растительность вынесена на террасы, в подобие висячих садов, оторванная от планеты. А внизу — тротуары и мостовые из папье-маше — вся земля зашита в плотную непроницаемую броню. Специальная промышленность поддерживает комфортные условия жизни, поэтому во всемирном городе, в бронированных улицах также легко дышать, как когда-то в лесах».

В представлении Окунева, крестьянство в таком обществе исчезнет, еда будет синтезироваться, а единственным классом будет «универсальный», представитель которого станет способен как изобретать и работать на автоматах, так и заниматься культурой.

Александр Чаянов, как представитель крестьянской России, тоже создал утопию — как будущий социалистический мир превратится в одну Большую Деревню. В 1919 году он написал роман «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». Книга вышла в Москве в 1920 году.

Союз Германии с Россией

Герой романа — российский чиновник — переносится 1984-й год, попадая в мир крестьянской утопии. До сих пор неизвестно, читал ли Джордж Оруэлл произведение Чаянова (на английский оно было переведено в 1924 году) и не отсылала ли его антиутопия «1984» к роману российского эсера.

В кратком изложении «Путешествие...» Чаянова рассказывает о следующем:

«Мировое единство социалистической системы держалось недолго, и центробежные социальные силы весьма скоро разорвали царившее согласие. Идея военного реванша не могла быть вытравлена из германской души никакими догматами социализма, и по пустяшному поводу раздела угля Саарского бассейна немецкие профессиональные союзы принудили своего президента Радека (Карл Радек. — один из вождей российских большевиков, отвечавший в Коминтерне за революцию в Германии. — РП) мобилизовать немецких металлистов и углекопов и занять Саарский бассейн силой впредь до разрешения вопроса съездом Мирсовнархоза.

Европа снова распалась на составные части. Постройка мирового единства рухнула, и началась кровопролитная война, во время которой во Франции старику Эрве удалось провести социальный переворот и установить олигархию ответственных советских работников. После шести месяцев кровопролития совместными усилиями Америки и Скандинавского объединения мир был восстановлен, но ценою разделения мира на пять замкнутых народнохозяйственных систем — немецкой, англо-французской, америко-австралийской, японо-китайской и русской. Каждая изолированная система получила различные куски территории во всех климатах, достаточные для законченного построения народнохозяйственной жизни, и в дальнейшем, сохраняя культурное общение, зажила весьма различной по укладу политической и хозяйственной жизнью.

В Англо-Франции весьма скоро олигархия советских служащих выродилась в капиталистический режим, Америка, вернувшись к парламентаризму, в некоторой части денационализировала свое производство, сохраняя, однако, в основе государственное хозяйство в земледелии, Японо-Китай быстро вернулся политически к монархизму, сохранив своеобразные формы социализма в народном хозяйстве. Одна только Германия в полной неприкосновенности донесла социалистический режим двадцатых годов».

Здесь Чаянов показывает свое неверие в мировую революцию, неизбежность которой тогда не подвергалась сомнению большевиками. Но одновременно он солидарен с Лениным и Зиновьевым, которые тогда были уверены, что Германия-то точно станет социалистической. Обе страны — Россия и Германия — сольются в одну конфедерацию, образуя симбиоз, дополняющий друг друга экономический союз: немцы будут поставлять нам необходимые машины и механизмы, а мы им — продовольствие и сырье.

Снести Москву

Тем не менее, русский социализм, по Чаянову, сохранит своеобразие, отличное от того, что описывает марксизм. Крестьянин — вот основа России:

«В 1934 году крестьянское правительство Митрофанова провело на всеобщем съезде советов декрет, по которому все города с населением свыше 20 тысяч жителей необходимо было срочно снести — как рассадник умственной лени и социальной заразы. Поставленную задачу выполнили в десять лет, Москву перепланировали в сплошные сады, к 1944 году она окончательно оформилась. Наши муниципалы для соблюдения считают за Москву только территорию древнего Белого города, то есть черту бульваров дореволюционной эпохи.

Возьмите Москву, на 100 тысяч жителей в ней гостиниц на 4 миллиона, а в уездных городах на 10 тысяч жителей — гостиниц на 100 тысяч, и они почти не пустуют. Пути сообщения таковы, что каждый крестьянин, затратив час или полтора, может быть в своем городе и бывает в нем часто.

Вся страна образует теперь кругом Москвы на сотни верст сплошное сельскохозяйственное поселение, прерываемое квадратами общественных лесов, полосами кооперативных выгонов и огромными климатическими парками. В районах хуторского расселения, где семейный надел составляет 3-4 десятины (3-4 гектара. — РП), крестьянские дома на протяжении многих десятков верст стоят почти рядом друг с другом, и только распространенные теперь плотные кулисы тутовых и фруктовых деревьев закрывают одно строение от другого.

Да, в сущности, и теперь пора бросить старомодное деление на город и деревню, ибо мы имеем только более сгущенный или более разреженный тип поселения того же самого земледельческого населения. Вы видите группы зданий, — Минин показал вглубь налево, — несколько выделяющихся по своим размерам. Это — „городища“, как принято их теперь называть. Местная школа, библиотека, зал для спектаклей и танцев и прочие общественные учреждения. Маленький социальный узел. Теперешние города такие же социальные узлы той же сельской жизни, только больших размеров».

Означает ли приход крестьянства к власти неизбежное понижение уровня культуры? Напротив, отвечает Чаянов, крестьянский строй приносит культуре невиданный расцвет:

«Этой цели служит щедрое финансирование не только изобретателей и предпринимателей, но и художников и всяких деятелей культуры и искусства. Цели воспитания всесторонне образованной личности служат, между прочими мерами, закон об обязательном путешествии молодежи за границу и двухгодичная военно-трудовая повинность для юношей и девушек. В качестве национального гимна России выбрана симфония Александра Скрябина „Прометей (Поэма огня)“.

Храм Христа Спасителя был наполовину разрушен. Его развалины увил плющ, и он стал похож на древнегреческие развалины — они служили местом философских диспутов».

Митрофанов спас Россию от интеллигентов

«Свято храня советский строй, Россия не смогла до конца национализировать земледелие. Крестьянство, представлявшее собой огромный социальный массив, туго поддавалась коммунизации, и через пять-шесть лет после прекращения гражданской войны крестьянские группы стали получать внушительное влияние как в местных Советах, так и во ВЦИК. Их сила значительно расшатывалась соглашательской политикой пяти эсеровских партий, которые не раз ослабляли влияние чисто классовых крестьянских объединений. В течение десяти лет на съездах Советов ни одно течение не имело устойчивого большинства, и власть фактически принадлежала двум коммунистическим фракциям, всегда умеющим в критические моменты сговориться и бросить рабочие массы на внушительные уличные демонстрации.

Однако конфликт, возникший между ними по поводу декрета о принудительном введении методов «евгеники», создал положение, при котором правые коммунисты остались победителями ценою установления коалиционного правительства и видоизменения конституции уравнением силы квоты крестьян и горожан. Перевыборы Советов дали новый съезд Советов с абсолютным перевесом чисто классовых крестьянских группировок, и с 1932 года крестьянское большинство постоянно пребывает во ВЦИК и съездах, и режим путем медленной эволюции становится все более и более крестьянским.

Однако двойственная политика эсеровских интеллигентских кругов и метод уличных демонстраций и восстаний не раз колеблет основы советской конституции и заставляет крестьянских вождей держаться коалиции при организации Совнаркома, чему способствовали неоднократные попытки революционного переворота со стороны некоторых городских элементов. В 1934 году после восстания, имевшего целью установление интеллигентской олигархии наподобие французской, поддержанного из тактических соображений металлистами и текстильщиками, Митрофанов организует впервые чисто классовый крестьянский Совнарком и проводит декрет через съезд Советов об уничтожении городов. Восстание Варварина 1937 года было последней вспышкой политической роли городов, после чего они растворяются в крестьянском море«.

Один из героев книги Чаянова объясняет социальное устройство такой России:

«Да и вообще мы считаем государство одним из устарелых приемов организации социальной жизни, и 9/10 нашей работы производится методами общественными, именно они характерны для нашего режима: различные общества, кооперативы, съезды, лиги, газеты, другие органы общественного мнения, академии и, наконец, клубы — вот та социальная ткань, из которой слагается жизнь нашего народа как такового».

По расчетам Чаянова, в 1984 году эсеровская, крестьянская Россия по уровню жизни населения (в России к тому времени жило бы 450 млн. человек) была бы на уровне Германии — это были два самых богатых и влиятельных государства в мире. Их союз гарантировал мир во всем мире. США, Англия и Франция были бы в два раза беднее России, а Япония — в пять раз.

Утопизм — дело наказуемое

Такая утопическая Россия крестьян, описанная Чаяновым, нашла множество приверженцев, в первую очередь среди эсеров и анархистов. Напротив, самыми злостными оппонентами идей Чаянова были не столько большевики, сколько меньшевики, которые во всем буквально следовали догмам марксизма. Остались воспоминания анархиста Степана Злобина (1921 год), как их кружок воспринял книгу «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии»: «Вот в такой, чаяновской России будет место и нам, анархистам. Большевикам дадим угол на Урале, пусть там экспериментируют с рабочим классом. Теперь важно не дать эсерам успеть увлечь всех крестьян, нам тоже должно остаться место, лучше на Украине, где человек больше приучен к коммуне».

Интерес Злобина к книге Чаянова объяснялся и тем, что его отец был видным рязанским эсером, и «Путешествие...» было предметом идеологического спора между ними. В 1924 году Злобина за «злостный анархизм» сначала посадили на два месяца в Бутырку, а потом дали три года ссылки. Позднее это «клеймо» не помешало ему стать известным советским писателем, автором таких популярных романов, как «Салават Юлаев» (вышел в 1929 году) и «Степан Разин» (1951).

А Чаянову за его «злобное эсерство» советская власть вынесла куда более строгое наказание. В 1930 году он был арестован — и вовсе не за «неудобные экономические идеи», как это было принято представлять в перестроечное время, а за принадлежность к Трудовой крестьянской партии. Вместе с ним были арестованы и другие видные ученые, в прошлом — тоже эсеры: профессора Кондратьев, Минин, Макаров, Рыбников. Всем им вменялось в вину подготовка государственного переворота. В деле Чаянова, которое вел известный чекист Агранов, были приведены выдержки из книги «Путешествие...», которые доказывали наличие состава преступления у этой группы лиц («такой они хотели видеть Россию», — было написано в обвинительном приговоре).

Чаянов просидел в Бутырке четыре года, написав за это время пять книг (среди которых была даже кулинарная книга). После этого ему дали еще год ссылки, которую он отбывал в Алма-Ате. В 1937 году государство победившего пролетариата приговорило эсера Чаянова к расстрелу.

Сталинское время пережил лишь один эсер-утопист — костромской художник Ефим Честняков. На своих полотнах он рисовал чудеса крестьянской утопии — Беловодье, Кокейн, Люберланд, страну вечного лета, сказочного изобилия, мира и любви. В 1925 году он оставил место судьи и перебрался в деревню Шаблово. Там он умер безвестным в 1961 году.

Подробнее http://rusplt.ru/society/rossiya1984-krestyanskaya-utopiya-esera-chayanova-7695.html

© WIKI.RU, 2008–2017 г. Все права защищены.