Википедия

В 1831 г. в Санкт-Петербурге было устроено Митрофаниевское православное кладбище, где к концу 1917 г. возведели и освятили 4 храма, каждый из которых имеет свою историю. Свое нынешнее название кладбище, которое первоначально называли холерным или Тентелевским, получило по главному храму в честь новопрославленного 7 августа 1832 г. свт. Митрофана, епископа Воронежского (6 ноября 1632 г.— 23 ноября 1703 г.).

В том же году, когда было создано кладбище, на нем, по некоторым сведениям, была устроена деревянная часовня, через 4 года ее сменила первая церковь, возведенная по благословению митрополита Санкт-Петербургского Серафима (Глаголевского; † 1843 г.) всего за 5 месяцев. Такая срочность объясняется тем, что сюда по распоряжению императора Николая I перенесли в разобранном виде небольшую деревянную церковь лейб-гвардии Измайловского полка, стоявшую вблизи возведенного в дальнейшем грандиозного Троице-Измайловского собора. Теплая деревянная церковь Пресвятой Троицы, которую в документах иногда называли храмом святых Адриана и Наталии, была устроена для Измайловского полка в начале 1760-х гг. (впервые упоминается в 1763 г.), капитально перестроена в 1813 г. и сильно пострадала во время наводнения 1823 г.1 Церковь, вновь собранную на территории кладбища, торжественно освятили во имя свт. Митрофана Воронежского 20 октября 1835 г. Из теплой деревянной церкви лейб-гвардии Измайловского полка были взяты иконостас охтинского резчика Брызгалова с образами Спасителя, святых мучеников Адриана и Наталии, архангела Михаила, Владимирской иконы Божией Матери, «Тайной вечери», «Благовещения», «Четырех евангелистов» кисти живописца Краснова и некоторые другие иконы. В 1841 г. в храме по правую сторону от алтаря был устроен боковой придел в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». В 1859 г. придел был перенесен с правой стороны на левую и отделен от главного престола бревенчатой стеной. Первым церковным старостой храма стал известный табачный фабрикант, коммерции советник В. Г. Жуков (1796–1881 гг.), который на свои средства построил ограду, проложил к кладбищу дорогу и посадил вдоль нее ветлы2.

В 1859 г. после капитального ремонта храм был освящен во имя Всемилостивого Спаса. Случившийся 13 апреля 1883 г. сильный пожар почти полностью уничтожил здание, погиб и прежний иконостас. В соответствии с указом священноначалия Санкт-Петербургской епархии от 24 июня 1883 г. за одно лето епархиальный архитектор Г. И. Карпов восстановил это двусветное деревянное здание с куполом над алтарем, лишь немного отступив от его первоначального вида. 13 октября 1883 г. Ладожский епископ Арсений (Брянцев; 1839–1914 гг.) с благословения митрополита Санкт-Петербургского Исидора (Никольского; 1799–1892 гг.) освятил воссозданную церковь, которая одно время предназначалась для воинов — инвалидов русско-турецкой войны 1879–1880 гг. Новый иконостас изготовил Райский, образы написал академик живописи В. В. Васильев. Главной святыней храма считался местный образ свт. Митрофана Воронежского3.

Строительство каменного храма во имя свт. Митрофана Воронежского было совершено по указу Святейшего Синода в 1839 г. Устройство каменной церкви на Митрофаниевском кладбище было возложено на особую комиссию, утвержденную указом Святейшего Синода от 30 декабря 1839 г. и указом консистории от 3 февраля 1840 г.4 Вначале храм предполагалось возвести по образцу Митрофаниевского собора в Воронеже, но уже утвержденный проект оказался слишком дорогим, поэтому пришлось обратиться к проекту архитектора К. А. Тона (будущего создателя храма Христа Спасителя в Москве), по которому в популярном тогда русско-византийском стиле строилась трехпридельная православная церковь в Свеаборге (ныне район Хельсинки). Часть средств на строительство собрали жители Петербурга. Сборщицей пожертвований выступила московская мещанка Ф. Комаровская, погребенная в 1845 г. под входом в алтарь церкви Всемилостивого Спаса. Закладка трехпридельного храма состоялась 1 октября 1839 г., однако строительные работы начались лишь в мае 1841 г. и велись под надзором академика К. И. Реймерса, которого после обрушения 5 августа 1842 г. купола сменил архитектор А. Адамини. (Реймерса было велено «за неосторожное смотрение посадить на 2 недели на гаупвахту».) После смерти Адамини строительными работами руководил архитектор Ф. Руска, завершивший к концу 1844 г. постройку вчерне. Ремонт и отделка потребовали еще 3 года, и, наконец, 7 августа 1847 г., в престольный праздник, Ревельский епископ Нафанаил (Савченко; 1799–1875 гг.), викарий Санкт-Петербургской епархии, освятил храм во имя свт. Митрофана Воронежского5.

По ходатайству местного причта, распоряжением епархиального начальства от 9 апреля 1858 г. при настоятеле протоиерее Алексии Смирнове в подвальном помещении храма, где прежде жили могильщики и хранились погребальные принадлежности, был устроен придел во имя святителей Московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа. Средства на проведение работ пожертвовал церковный староста, купец Г. А. Кудрявцев. Освящение придела состоялось 1 августа 1858 г. Позднее в помещении появились фамильные захоронения богатых петербургских купцов Сытовых, Русановых, Дурдиных, Петуховых, Кудрявцевых, а также могилы протоиерея Вознесенской церкви Евфимия Ярославского, генерала артиллерии, члена Адмиралтейств-совета Д. П. Примо (1774–1859 гг.), директора Публичной библиотеки в 1899–1902 гг., историка, военного инженера, члена-корреспондента Академии наук генерал-лейтенанта Н. К. Шильдера (1842–1902 гг.) и др.6

Украшенные серебряными окладами иконы в главном иконостасе написали известные живописцы Академии художеств П. М. Шамшин, К. Дузи, А. В. Нотбек, А. А. Васильев и К. А. Зеленцов. Высокий пятиярусный иконостас и роспись сводов были выполнены по эскизам академика живописи Ф. Г. Солнцева. Благолепие интерьеру придавали 14 крестообразных киотов с образами, поднесенными разными лицами. 3 февраля 1872 г. в храме случился пожар, уничтоживший дорогую ризницу и весь архив. В 1883–1884 гг. в ходе ремонта церкви по проекту архитектора Г. И. Карпова вместо старой деревянной колокольни были сделаны каменная звонница над главным входом и пристройка к алтарю7. Около 30 лет настоятелем Митрофаниевского храма, имевшего приход, служил протоиерей Николай Ветвеницкий, составивший и выпустивший в 1890 г. историческое описание кладбища. В престольный праздник храма свт. Митрофана 7 августа на кладбище для поминовения родных собиралось до 100 тыс. горожан.

Небольшую изящную церковь в честь Сошествия Святого Духа на апостолов выстроил на свои средства известный петербургский благотворитель, купец 1-й гильдии, коллежский советник А. Л. Кекин (1831–1897 гг.) над могилой своего 20-летнего сына Максимилиана, скончавшегося 12 февраля 1885 г. Содержалась она на деньги семьи Кекиных (поэтому в народе ее называли «Кекинской»). Проект двухэтажной каменной одноглавой церкви в русско-византийском стиле с пристроенной колокольней был утвержден 12 декабря 1885 г., возводилось здание около 2 лет. Небольшой нижний придел во имя 7 Эфесских отроков: Максимилиана (небесного заступника умершего юноши), Ексакустодиана, Иомвлиха, Мартиниана, Дионисия, Иоанна и Антонина, устроенный в подвальном этаже у гробницы М. А. Кекина, был освящен местным причтом при участии благочинного 22 октября 1887 г. Верхний, Свято-Духовский, храм 30 октября того же года освятил настоятель Митрофаниевской церкви. В 1902 г. Свято-Духовскую церковь по своему проекту и на свои средства расширил гражданский инженер С. И. Андреев. Иконостасы приделов храма были сделаны из кипариса, многие старинные иконы в них имели серебряные позолоченные ризы с дорогими украшениями8.

В начале лета 1917 г. диакон Митрофаниевского храма Владимир Попов предложил обратить заброшенную каменную часовню, находившуюся в дальнем углу некрополя, недалеко от Громовского старообрядческого кладбища, в храм, который решено было посвятить прп. Серафиму Саровскому. В июне 1917 г. внутри часовни начались работы, при этом снесли внутренние перегородки, но наружные стены не трогали. Новая церковь была освящена 30 декабря 1917 г.

Кроме 4 православных храмов на Митрофаниевском кладбище — одном из самых больших в городе — находилось несколько часовен: во имя князя св. Александра Невского у ворот; часовня для отпеваний, построенная в 1905 г. по проекту гражданского инженера С. И. Андреева; часовня над склепом известного путешественника вице-адмирала В. М. Головнина († 29 июля 1831 г.), его жены, дочери и сына — министра народного просвещения, члена Государственного совета А. В. Головнина (1821–1886 гг.) и др.9 Особенно часто посещалась богомольцами скромная часовня над могилой известного во многих местах России старца-странника Александра Крайнева (1818–1889 гг.), вологодского крестьянина, 28 лет носившего на себе пудовые железные вериги (память 10/23 декабря, тезоименитство 22 октября / 4 ноября). «Александрушку», как ласково называл его народ, нередко босого и без шапки, можно было видеть на многих торжественных службах и церковных праздниках столицы. Почитание подвижника в народе в конце XIX — начале XX в. было очень велико, на похороны странника 12 декабря 1889 г. пришло около 20 тыс. человек. Каменная часовня с небольшой главкой над могилой старца находилась недалеко от храма свт. Митрофана10.

Октябрьская революция 1917 г. и установление советской власти стали началом нового периода в истории храмов Митрофаниевского кладбища, которые разделили трагическую судьбу многих других православных церквей. Значительная часть домовых и кладбищенских храмов Петрограда в 1918–1919 гг. была закрыта. 7 августа 1918 г. Совет комиссаров Союза коммун Северной области принял постановление о ликвидации практически всех домовых церквей и часовен: «1. Домовые церкви и часовни всех исповеданий, существующие при учено-учебных и воспитательных заведениях всех степеней, а также при всех правительственных учреждениях, подлежат ликвидации в срочном порядке к 10 августа сего года, а в исключительных случаях, установленных отделами народного образования, не позже 20 августа сего года. 2. Церковные помещения подлежат использованию в интересах учащихся для научных и учебных целей. 3. Церковное имущество ликвидируется по указанию отделов по церковным и религиозным делам при совдепах, и суммы, вырученные от его ликвидации, поступают в распоряжение учебного заведения на пополнение его специальных средств и предназначаются на расходы по реализации школьной реформы. 4. Настоящее постановление осуществляется под контролем отдела народного образования и вступает в силу с момента опубликования в официальных советских органах [это произошло 8 августа]»11. Единственным существенным признаком, определявшим, приходским или домовым является храм, указывалось не наличие групп прихожан и не ведение метрических книг при церквах, а то, что он занимает особое здание (помещение), специально предназначенное для богослужебных целей и изолированное от какого-либо жилья и учреждений. В этот же период произошла национализация кладбищ, а кладбищенские храмы правительство потребовало преобразовать в приходские, угрожая в противном случае их закрытием.

В период «красного террора», осенью 1918 г. был расстрелян чекистами многолетний настоятель церквей Митрофаниевского кладбища протоиерей Александр Каминский (1848–1918 гг.)12. В марте 1917 г. о. Александр по состоянию здоровья оставил пост настоятеля (ему было почти 70 лет), но продолжал служить в кладбищенских храмах. В начале августа 1918 г. он был арестован Петроградской ЧК в качестве заложника и расстрелян осенью того же года (место захоронения неизвестно). С 21 марта 1917 г. последним перед революцией настоятелем церквей Митрофаниевского кладбища служил протоиерей Андрей Бургов (род. 29 сентября 1869 г.)13.

До практической реализации в Петрограде положений декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» дело дошло только в конце 1918 – начале 1919 г. В самый разгар «красного террора» Совет комиссаров Союза коммун Северной области в своем постановлении от 2 декабря 1918 г. потребовал от всех приходских общин под угрозой предания революционному суду предоставить в 2-недельный срок сведения о капиталах, инвентарных описях богослужебного имущества и немедленно передать советам собственность, не предназначенную для богослужебных целей. Для регистрации в райисполкомах Петрограда приходские общины с 20 декабря 1918 г. должны были в короткий срок предоставить свои уставы, протоколы собраний об их принятии, списки своих членов и состав приходского совета14.

Церковная земля при храмах Митрофаниевского кладбища, по декрету о национализации кладбищ, была отчуждена 28 января 1919 г.; в феврале—марте того же года члены причта по требованию властей передали в архив при отделе регистрации исполкома Московско-Нарвского района метрические книги (главным образом с записями отпеваний)15. 1 мая 1919 г. была составлена учетная карточка церквей Митрофаниевского кладбища, а 6 мая настоятель церквей протоиерей Андрей Бургов в ответ на запрос властей от 26 апреля написал в отдел юстиции Петроградского совета о том, что все приходно-расходные книги за 1918–1919 гг. и банковские документы в январе 1919 г. вместе с описями сданы в постоянную комиссию по национализации кладбища при Комиссариате внутренних дел Союза коммун Северной области. В тот же день настоятель составил справку о 4 кладбищенских храмах16. Не доверяя протоиерею, отдел юстиции Петроградского совета 9 мая отправил в отдел внутренних дел письмо с просьбой сообщить, представлены ли в постоянную комиссию по национализации кладбищ банковские документы на капиталы церквей Митрофаниевского кладбища17. Лишь после получения подтверждения чиновники отдела юстиции временно оставили о. Андрея Бургова в покое.

12 декабря 1920 г. был заключен типовой договор о передаче 4 храмов и часовни в бессрочное и бесплатное пользование верующих (на деле оказавшемся и не бессрочным, и не бесплатным), который подписали 31 священнослужитель и мирянин18. 27 августа 1921 г. в «Вестнике Петросовета» было опубликовано постановление Петроградского губернского исполкома о необходимости срочного предоставления церковными общинами сведений о заключении ими договоров на пользование храмами и о составе исполнительных органов общин для их перерегистрации19. 15 декабря 1921 г. настоятель представил районным властям список членов причта кладбищенских храмов, в котором значились: протоиереи Андрей Бургов, Евгений Флоровский, Георгий Дьяков, Петр Туманов и Николай Рукин, священники Петр Силин, Алексий Щипунов, Иосиф Сажин, Садоф Лесницкий и диакон Василий Андреев. При этом протоиерей Андрей Бургов указал: «Митрофаниевская церковь не имеет прихода и обслуживает исключительно потребности православного культа при погребении умерших населения г[орода] Петрограда, в частности Нарвского района, вопрос о выборе церковного совета возбужден пред приходами церквей Нарвского района»20. 23 февраля 1922 г. был подписан новый договор о передаче кладбищенских храмов и часовни в пользование верующих21.

В 1922–1923 гг. произошли значительные изменения в положении Русской Православной Церкви. С марта 1922 г. в Петрограде началась широкомасштабная кампания по изъятию церковных ценностей. 22 марта 1922 г. эксперт Отдела музеев и охраны памятников искусства и старины архитектор В. Данилов составил акт экспертизы при осмотре 3 церквей Митрофаниевского кладбища: Сошествия Святого Духа, Всемилостивого Спаса и прп. Серафима Саровского для определения художественно-исторического значения зданий и церковного инвентаря. Согласно заключению Данилова, храмы и их инвентарь художественного и исторического значения не имели за исключением 3 икон в церкви Сошествия Святого Духа: Иоанна Предтечи XVII в., 7 Эфесских отроков и Алексия, человека Божия, старого письма22. 21 и 25 марта тот же архитектор провел экспертизу для определения художественно-исторического значения здания и инвентаря храма свт. Митрофана Воронежского. По его мнению, ценность имели 7 икон в серебряных позолоченных ризах: 2 образа свт. Николая Чудотворца, Спас, Тихвинский образ Божией Матери (конца XVIII в.), Нерукотворный Спас (начала XIX в.), «Знамение», образ св. Иоанна Богослова (1784 г.); малый напрестольный серебряный крест с мощами конца XVIII в., серебряный позолоченный потир с эмалированными медальонами, Евангелие в серебряном позолоченном окладе с изображением свт. Митрофана Воронежского, серебряная чашечка 1831 г. и 9 малых серебряных лампад23.

23 марта состоялось учредительное собрание церковноприходского совета («двадцатки») при кладбище в присутствии благочинного протоиерея П. Ивановского. В ходе собрания был сформирован приходской совет из 16 мирян — представителей церквей 6-го Нарвского округа и 6 членов причта кладбищенских храмов, которому передали в пользование церковное имущество. Из этих 22 человек также избрали исполнительный орган — «девятку». 29 марта Московско-Нарвский райисполком утвердил исполнительный орган приходского совета из 5 человек, в который вошли председатель совета настоятель протоиерей Андрей Бургов, секретарь священник Петр Силин, ремесленник-сапожник В. Ф. Бочаров, старший составитель поездов на «Бычьем посту» Николаевской железной дороги В. Т. Бойцов и бухгалтер Экспедиции заготовления государственных знаков А. Ф. Соколов24. В дальнейшем более 2 лет состав приходского совета в основном оставался неизменным.

29 апреля члены районной комиссии по изъятию церковных ценностей провели проверку церковного имущества (оказавшегося на месте) и изъяли из храма свт. Митрофана Воронежского серебряные ценности общим весом 14 пудов 16 фунтов 83 золотника: более 100 риз, 7 лампад, 4 чаши, оклады с 3 Евангелий, дарохранительницу, 2 кадила, 7 лжиц и др.25 3 мая были изъяты ценности из церкви Всемилостивого Спаса: 6 икон с богато украшенными окладами, 86 риз, запрестольный крест и лампада общим весом 3 пуда 37 фунтов 44 золотника серебра. Из храма Сошествия Святого Духа забрали более 10 риз и 7 лампад общим весом 1 пуд 4 фунта 85 золотников серебра, из храма прп. Серафима Саровского — 5 риз, 2 лампады общим весом 6 фунтов 73 золотника серебра и 3 нательных золотых креста. «До замены неценными сосудами из закрытых церквей» в Серафимовской церкви оставили несколько серебряных предметов: набор сосудов, дарохранительницу и напрестольный крест, весившие 5 фунтов 28 золотников, а в храме Сошествия Святого Духа — 2 напрестольных креста, 2 дарохранительницы и 2 набора сосудов общим весом 10 фунтов 11 золотников серебра. Собрав по домам различные серебряные предметы (в основном столовые приборы и т. п.) прихожане выкупили все ценности, временно оставленные в храмах кладбища, о чем 2 июня был составлен соответствующий официальный акт26.

В то же время вследствие разгула в послереволюционные годы преступности в Петрограде участились случаи ограблений (иногда вооруженных) храмов и кладбищ. 10 мая 1922 г. пострадала церковь прп. Серафима Саровского. В заявлении церковноприходского совета при кладбище во 2-й районный отдел милиции говорилось о похищении серебряной дарохранительницы и комплекта серебряных сосудов общим весом 4 фунта 84 золотника. 14 июня была совершена кража из нижнего храма 7 Эфесских отроков церкви Сошествия Святого Духа, исчезли Евангелие, завеса с главных врат, напрестольный серебряный крест, серебряные чаша, ложечка, звездица и 2 тарелочки27. В ночь с 20 на 21 февраля 1923 г. из церкви свт. Митрофана Воронежского были похищены 39 серебряных предметов, 24 и 27 февраля воры взломали двери церкви Сошествия Святого Духа, но краж удалось избежать, так как сторожа спугнули грабителей28.

Между тем кампания изъятия церковных ценностей в Петрограде в основном закончилась. Митрополит Вениамин сделал все, чтобы предотвратить возможные столкновения в ходе этого процесса. Казалось, кампания в Петрограде в целом прошла спокойно, ситуация в городе стабилизировалась, и нет никакой необходимости подвергать духовенство новым репрессиям. Однако в мае 1922 г. государственные структуры организовали так называемый обновленческий раскол, и после ареста 19 мая Святейшего Патриарха Тихона власть в Русской Православной Церкви на год захватили обновленцы, сформировавшие свое высшее церковное управление (ВЦУ). Митрополит Вениамин категорически отверг их и 28 мая в своем послании к пастве отлучил от Церкви руководителей обновленцев — 3 петроградских священников. После нескольких неудачных попыток убедить Владыку отменить послание его арестовали. Вместе с Петроградским митрополитом были арестованы наиболее активные священнослужители и миряне. Владыку Вениамина и близких к нему церковных деятелей обвинили в попытке добиться изменения декрета об изъятии церковных ценностей и в организации сопротивления его выполнению. Всего за противодействие изъятию в разных храмах Петрограда были арестованы не менее 300 человек, из них 86 предстали в качестве обвиняемых на открывшемся 10 июня показательном судебном процессе. 5 июля 1922 г. Петроградский губернский революционный трибунал вынес решение: 10 человек приговорили к расстрелу, бо€льшую часть — к тюремному заключению или принудительным работам, 22 человека были оправданы и освобождены29. Позднее 6 приговоренных к смертной казни помиловал ВЦИК, а митрополит Вениамин, архимандрит Сергий (Шеин), профессор Ю. П. Новицкий и юрист И. М. Ковшаров были расстреляны в ночь с 12 на 13 августа (канонизированы в 1992 г.).

Вскоре после захвата власти в Петроградской епархии сформированное обновленцами епархиальное управление отправило настоятелям храмов и благочинным постановление: «1. Немедленно прекратить при богослужении поминовение митрополита Вениамина как правящего епархиального епископа… 6. Ввиду напряженного и временного положения и поручительства за революционную благонадежность духовенства, возлагаемую Высшим церковным управлением на епархиальные управления, перемещения и назначения священно- церковнослужителей предоставляется исключительно епархиальному управлению. 7. На содержание епархиального управления представить за первое полугодие 1922 года 10% сбора с валового церковного дохода»30.

Летом 1922 г. община и все члены причта храмов Митрофаниевского кладбища признали власть обновленческого ВЦУ, благодаря чему священнослужители и прихожане кладбищенских церквей в это время от репрессий не пострадали. 23 июля состоялось собрание приходского совета, посвященное вопросам рассмотрения приходно-расходных книг, обсуждению доклада хозяйственной комиссии о ремонте храмов и выборам церковного старосты (ктитора), которым стал В. Т. Бойцов31. 1 сентября 1922 г. была составлена справка о количестве и весе колоколов: в Митрофаниевском храме 8 колоколов общим весом около 2 т, из которых большой колокол весил 98 пудов 18 фунтов, вседневный — 11 пудов 9 фунтов, а малый — 6 пудов 5,5 фунтов; в церкви Сошествия Святого Духа 6 колоколов общим весом около 320 кг, из которых большой колокол весил 10 пудов 19 фунтов, а два малых — 5 пудов 14 фунтов и 3 пуда 11 фунтов32.

11 сентября был подписан новый договор о передаче храмов кладбища общине верующих (уже обновленческой). В этот день были составлены регистрационная карточка храмов с указанием, что в них служат 9 священников, диакон и 2 певчих, и список членов церковноприходского совета, в который тогда входили 7 священников, диакон, сапожник, бухгалтер, статист, торговец, 2 служащих, безработный, извозчик, кустарь-позолотчик, извозопромышленник и 3 рабочих. С 8 по 19 сентября все члены «двадцатки» и священнослужители по требованию районных властей представили справки о несудимости33. Члены причта кладбищенских храмов также были вынуждены заполнить специальные регистрационные карточки. В это время в состав причта входили 10 человек: настоятель протоиерей Андрей Бургов, протоиереи Евгений Флоровский, Георгий Дьяков, Петр Туманов и Николай Рукин, священники Петр Силин, Алексий Щипунов, Иосиф Сажин и Садоф Лесницкий, диакон Василий Андреев. 31 октября был составлен еще один список членов церковноприходского совета и священнослужителей церквей кладбища34.

18 марта председатель приходского совета кладбищенских храмов протоиерей Андрей Бургов подал в отдел управления Петрогубисполкома заявление с просьбой разрешить 25 марта приходское собрание в Митрофаниевской церкви для выбора представителей на окружное благочинническое собрание по избранию депутатов на «Всероссийский церковный собор» (1-й собор обновленцев). 19 марта последовала резолюция обновленческого епархиального управления об отсутствии препятствий к созыву собрания с его стороны, и городские власти вскоре также дали свою санкцию. Собрание состоялось на следующий день и прошло без эксцессов35.

Однако уже вскоре ситуация кардинально изменилась. 27 июня 1923 г. под давлением международной общественности был освобожден из-под ареста Патриарх Тихон и началось массовое возвращение приходов в Патриаршую Церковь. В Петроград, где позиции обновленцев оказались особенно сильны, Патриарх направил новопоставленного Лужского епископа Мануила (Лемешевского). Епископ Мануил прибыл в северную столицу 29 сентября, к этому времени в городе из 123 храмов лишь около 10 остава­лись верны православию. Трудами и молитвами епископа Мануила за несколько месяцев в Патриаршую Церковь вернулись 83 прихода и монастыря, в том числе и община Митрофаниевского кладбища36. Оскверненные обновленцами храмы были вновь освящены незадолго до этого выпущенным из тюрьмы епископом Кронштадтс­ким Венедиктом (Плотниковым), который принял управле­ние епархией после ареста 2 февраля 1924 г. владыки Мануила. Те священнослужители, которые ранее при­знали обновленцев и их ВЦУ, принесли публичное покаяние перед народом37.

1 января 1924 г. имущество церквей Митрофаниевского кладбища было оценено в 12 493 рубля 75 копеек. В это время в кладбищенских храмах по-прежнему служили 9 священников и диакон, а в состав «двадцатки» входили 5 рабочих, 2 служащих и 16 человек с неуказанными занятиями38. Состоявшееся 17 февраля 1924 г. собрание членов церковноприходского совета освободило настоятеля кладбищенских храмов протоиерея Андрея Бургова от обязанностей председателя совета по состоянию здоровья и выбрало новым председателем сапожника В. Ф. Бочарова, а товарищем — председателя бухгалтера А. Ф. Соколова. 28 марта церковноприходской совет известил об этих решениях стол регистрации обществ и союзов Московско-Нарвского райисполкома39.

Согласно заявлению церковноприходского совета от 15 апреля, районный стол регистрации в тот же день разрешил ежемесячно проводить собрания совета в течение 1924 г. для «проверки отчетов и хозяйственных рассуждений», предписав при этом в двухнедельный срок составить инвентарную книгу в 2 экземплярах для представления в райисполком. Однако состоявшееся 16 апреля собрание церковноприходского совета при кладбище было прервано из-за конфликта по поводу денежного отчета за март. Зачитав протокол ревизионной комиссии, председатель церковноприходского совета Бочаров заявил, что счет на свечи подложный. В ответ староста и казначей В. Т. Бойцов попытался ударить его по лицу, и председатель досрочно закрыл собрание40. 24 апреля заведующий столом регистрации обществ и союзов райисполкома написал председателю церковноприходского совета Бочарову о необходимости навести порядок в храмах, дать полный отчет столу и отстранить от должности казначея. 2 мая Бойцов передал председателю церковноприходского совета свечной ящик и денежную выручку41. Однако этим конфликт не закончился. 17 июня председатель приходского совета написал в районный стол регистрации о неблаговидном поведении церковного старосты и казначея Бойцова и попросил немедленно удалить его от дел, касающихся церковного хозяйства. Власти подержали эту инициативу, и 20 июня церковноприходской совет известил районный стол регистрации об отстранении Бойцова от должности казначея, попросив побудить его возвратить хранящиеся у него дома церковные вещи. 8 июля последовало соответствующее указание заведующего столом регистрации42.

Следует отметить также, что еще 24 мая приходской совет кладбища известил районный стол регистрации обществ и союзов о принятом им 11 мая постановлении ликвидировать в подвальном помещении храма свт. Митрофана Воронежского церковь Московских святителей Петра, Алексия, Ионы и Филиппа — «ввиду того, что подпочвенная вода вследствие загрязнения и даже разрушения канализации на кладбище продолжает накопляться в помещении, несмотря на периодические откачки этой воды, что создает антисанитарные условия для совершения богослужений, закрыть, инвентарь и утварь перенести в другие помещения, где они и указаны по описи, а приведенные в полную негодность иконы, иконостас и киоты употребить как топливо для нужд деревянной Спасской церкви, и на будущее время все помещение считать подвалом, годным только для хранения запасов дров и всякого лома»43. К середине 1920-х гг. храм свт. Митрофана Воронежского был возведен в статус собора. 19 августа 1924 г. председателю приходского совета Бочарову впервые пришлось подать в районный стол регистрации ходатайство о разрешении проведения 20 августа ежегодного крестного хода в храмовый и кладбищенский праздник свт. Митрофана Воронежского с участием 50–100 человек. В тот же день ему было выдано удостоверение о разрешении совершения 20 августа крестного хода, «как практиковавшегося ежегодно в это время», на площади церквей в ограде кладбища44.

Ужесточение советской религиозной политике в это время хорошо характеризует постановление президиума Ленгубисполкома от 29 июня 1924 г., отправленное 16 июля в Московско-Нарвский райисполком. Административный отдел Ленгубисполкома «предлагает все духовные и богослужебные книги, как уже изъятые из ликвидированных церквей, так и вновь поступающие по изъятии, передавать в Деткомиссию45 на предмет их утилизации при соблюдении нижеследующего: что все указанные книги, предназначенные к утилизации, во избежание их распространения на фабрике среди рабочих Деткомиссией должны быть совместно с ответственными представителями от райисполкома приведены на месте в полнейшую негодность для чтения или же, как будет удобнее, перемолоты на фабрике в присутствии вышеуказанных представителей, причем должен быть о сем составлен соответствующий акт»46.

В феврале 1925 г. прихожане кладбищенских храмов сформировали ревизионную комиссию в составе председателя кустаря-позолотчика Н. Г. Муратова, секретаря священника Иосифа Сажина и члена священника Садофа Лесницкого. 17 февраля состоялось первое заседание комиссии, на котором было решено затребовать протоколы общих собраний и отчетные книги. На следующем собрании 24 февраля члены ревизионной комиссии постановили предложить казначею передать им форму ведения отчетности и книг и впредь все счета обязательно оплачивать гербовым сбором. На собрании 7 марта было решено провести внезапную ревизию свечного ящика. Обсудив полученные результаты проверки, члены ревизионной комиссии на собрании 23 марта постановили, что приходно-расходные книги велись не вполне правильно47. 7 апреля 1925 г. состоялось последнее собрание комиссии, на котором обсуждался перерасход в выдаче жалованья недавно принятому в состав причта диакону Дымскому. В этот же день состоялось общее собрание прихожан, на котором члены ревизионной комиссии сделали доклад о результатах обследования приходно-расходных книг и документов с 1 июля 1924 г. по 1 апреля 1925 г., выявившего неправильное ведение некоторых видов отчетности и перерасход. Но большинство собравшихся не отреагировали на доклад, и факт его прочтения не был внесен в протокол собрания. Казначей воскликнул: «Что за ревизионная комиссия, прости Господи!»48

Подобные факты были вскоре использованы властями для разгона «тихоновского» приходского совета и новой передачи храмов Митрофаниевского кладбища обновленцам. 22 мая административный отдел Ленгубисполкома указал районному столу регистрации обществ и союзов провести проверку церковного имущества и действий «двадцатки» кладбищенских храмов. 26 июня 1925 г. секретарь Московско-Нарвского райисполкома Васильев в ответ на запрос от 15 июня подал заявление следователю 13-го отделения Ленгубсуда с просьбой выявить виновность «двадцатки» в кражах церковного имущества: «Заявление о краже церковного имущества, каковое принадлежит государству, подано 16-го мая 1925 г., украдено предметов на сумму 191 руб[ль], и в 1924 г. 19 ноября — о краже в той же церкви [Кекинской], похищено вещей на сумму 23 руб[ля]. Заявление о краже в церкви Спаса от 19/XII-24 г., похищено предметов на сумму 150 руб[лей]. Итого нанесен ущерб государству на сумму 364 руб[ля], каковая сумма и подлежит взысканию через нарсуд, согласно п[ункту] 7 договора, в котором говорится, что за продажу или порчу переданного “двадцатке” имущества она несет материальную ответственность в пределах нанесенного ущерба. Ввиду изложенного, стол регистрации обществ и союзов просит Вас выяснить виновность ''двадцатки”, по вине которой происходили столь частые кражи имущества церкви, и со своими заключениями передать в нарсуд для взыскания с двадцатки Митрофаниевского кладбища указанную выше сумму 364 рубля»49.

Было заведено уголовное дело, в рамках которого 5 сентября состоялась проверка имущества церквей Митрофаниевского кладбища заведующим районным столом регистрации И. С. Кедиком в присутствии представителя 13-го отделения милиции В. Черемушкина, председателя приходского совета В. Ф. Бочарова, секретаря Петра Силина и членов А. М. Горшкова и А. Ф. Соколова. Проверка проводилась по инвентарной описи 1924 г. и показала, что все имущество, в том числе серебряные предметы, оказались на месте, однако Кедик нашел несколько десятков не вписанных в опись стихарей, священнических риз, воздухов, пелен, одежд с жертвенников, оконных штор и т. п. Этого оказалось достаточно, чтобы записать в акт проверки угрожающую фразу: «Обнаруженное поименованное в данном акте имущество считается государственным и необходимо должно было быть вписано в инвентарную книгу. Присутствовавшие члены “двадцатки” признают халатность к своему делу доверенного им имущества, ответственность ложится на всю “двадцатку”, подписавшую договор»50.

Возмущенные огульными обвинениями, 5 членов «двадцатки» (протоиерей Георгий Дьяков, А. Ф. Соколов, Н. И. Кукин, протоиерей Петр Туманов, священник Петр Силин) 5 сентября написали заведующему столом регистрации райсовета заявление с отрицанием обвинения их в халатном отношении к церковному имуществу: «По поводу содержащегося в акте ревизии церковного имущества от 4 сего сентября признания некоторых членов 20-ки (подрядчика А. М. Горшкова, В. Ф. Бочарова и свящ[енника] П. Силина) “в халатности по отношению к хранению церковного имущества” с возложением ответственности за упущения на всех членов 20-ки нижеподписавшиеся выражают свое недоумение и настаивают самым категорическим образом на своей полной непричастности к этому явлению; все дело наблюдения и хранения церковного имущества взял на себя б[ывший] председатель В. Ф. Бочаров, который заполнял инвентарную книгу, не приглашая никого к участию в этом деле. Он же постоянно ссылался на то, что в своих действиях руководствуется непосредственно указаниями из церковного стола, что он является единственным распорядителем и ответственным лицом за вводимые им порядки, против чего, естественно, никто из членов 20-ки протестовать не решался. По силе этих соображений нижеподписавшиеся отклоняют от себя со всею решительностью обвинение в халатности, относя ответственность за такое признание исключительно на счет тех, кто это сделал»51. 12 сентября последовало новое заявление, уже 10 членов приходского совета (к прежним добавились протоиерей Евгений Флоровский, священник Садоф Лесницкий, Н. Е. Паршин, Н. Г. Кубарев, И. Тараканова) секретарю административного отдела Ленгубисполкома Смирнову: «Во исполнение предписания из губисполкома заведующий столом регистрации обществ и союзов при райисполкоме Московско-Нарвского района произвел 4-го сего сентября ревизию имущества Митрофановской церкви, причем были обнаружены некоторые упущения, отнесенные в составленном по этому поводу акте на счет небрежности всех членов “двадцатки”; на самом же деле виновником как этих упущений, так и других неправильностей в ведении хозяйства является б[ывший] председатель двадцатки гр[ажданин] В. Ф. Бочаров, о чем заявлено районному прокурору. Так как по объяснению тов[арища] заведующего столом следствием вышеупомянутого акта может явиться расторжение договора с “двадцаткой”, то мы просим вашего распоряжения о том, чтобы инкриминируемое “двадцатке” обвинение в “халатности” было предъявлено только после того, как возбужденное у т[оварища] прокурора дело, находящееся сейчас в стадии расследования, будет доведено до конца»52.

Обращения не помогли. 1 октября президиум Московско-Нарвского райисполкома обратился в административный отдел Ленгубисполкома с предложением распустить «двадцатку» церквей Митрофаниевского кладбища за сокрытие излишков инвентаря и кражу части церковного имущества. В указанном отношении президиума также отмечалось: «При проверке церковного имущества выяснилось, что производится ремонт каменной церкви, на что не имеется разрешения, а кроме того, не имеется официального договора между “двадцаткой” и подрядчиком, производящим ремонт». 15 октября на соответствующий запрос губернский прокурор написал в административный отдел Ленгубисполкома о том, что он не возражает против расторжения договора с приходским советом, и 22 октября административный отдел вынес заключение об обоснованности планируемого расторжения договора с «двадцаткой» храмов кладбища, «как нарушившей доверие местного совета». В заключении также обращалось внимание президиума Ленгубисполкома на «несоответствие состава» «двадцатки», в которую входили в основном кладбищенские священнослужители (в этот период священников начали изгонять из состава приходских советов)53.

Узнав о планируемой в отношении «двадцатки» Митрофаниевского кладбища акции, Ленинградское отделение Главнауки 28 октября обратилось в Ленгубисполком с просьбой извещать его о всех случаях закрытия церквей или передаче их от одной общины верующих другой. Через 3 дня, 31 октября, было принято постановление президиума Ленгубисполкома о расторжении договора с церковноприходским советом храмов кладбища: «Факт сокрытия “двадцаткой” церквей Митрофаниевского кладбища части церковного имущества, а также небрежного и халатного его хранения считать установленным, а посему договор с указанной “двадцаткой” как нарушившей доверие местного совета считать расторгнутым». В тот же день секретариат президиума Ленгубисполкома известил Ленинградское отделение Главнауки о принятом решении54.

В ноябре все 4 кладбищенских храма и часовня старца-странника Александра Крайнева были переданы новой обновленческой «двадцатке», председателем которой стал А. И. Панов. К 23 ноября 1925 г. из прежних 10 священнослужителей в церквах Митрофаниевского кладбища осталось 8, имущество кладбищенских храмов в это время оценивалось в 12 494 рублей. Через полтора месяца по требованию властей для всех 4 церквей с большим трудом были сформированы свои «двадцатки», с каждой из которых 15 января 1926 г. были заключены отдельные договоры на пользование храмами55. Это предопределило скорое закрытие всех кладбищенских церквей, так как новые приходские советы были слабые (обновленцы отвергались подавляющим большинством верующих) и у них отсутствовали средства для содержания церковных зданий в должном порядке.

14 октября 1926 г. было принято постановление президиума Московско-Нарвского райисполкома о закрытии церквей Сошествия Святого Духа и Всемилостивого Спаса на основании докладной записки заведующего столом регистрации от 14 октября и акта комиссии по осмотру храмов от 12 октября: «С заключением комиссии согласиться. В отношении деревянной церкви во имя Спаса ходатайствовать перед административным отделом губисполкома о ее закрытии, ввиду утраты общественной безопасности. В отношении каменной Кекинской церкви предложить заведующему церковным столом принять меры к ликвидации таковой. Просить губоткомхоз о разборке»56. Обветшавшая деревянная церковь Всемилостивого Спаса была быстро закрыта и снесена в начале 1927 г., даже без официального постановления президиума Ленсовета (что являлось нарушением действующих законов)57, но в отношении церкви Сошествия Святого Духа дело затянулось.

Осуществляя закрытие храмов, представители районных властей вывезли все имущество церкви Всемилостивого Спаса и часть инвентаря 3 других кладбищенских храмов. В связи с проведением данной акции член президиума «двадцатки» Митрофаниевского собора В. И. Дворянчиков 14 июля 1927 г. написал заявление заведующему столом регистрации райсовета с просьбой отчислить для ремонта этого храма часть сумм, вырученных от ликвидации церковного имущества, изъятого из собора: «Ввиду крайней необходимости произвести в соборе некоторый ремонт по указанию технического надзора, но так как Вам известно, что средств для этого в соборе никаких нет, то президиум 20-ки собора просит Вас согласно настоящего заявления войти с ходатайством в Госфонд, не найдет ли он возможным отчислить для собора на это дело часть сумм от ликвидации за изъятое Вами от нас церковное имущество для передачи в Госфонд»58.

За 5 дней до этого, 9 июля, 9 членов «двадцатки» Серафимовской церкви написали заведующему районным столом регистрации обществ и союзов заявление с просьбой закрыть их церковь из-за отсутствия средств на приведение ее в надлежащий вид, «дабы ее хищнически не разобрали». Через 10 дней 12 членов этого приходского совета (Ф. Гаврилова, М. Ермаков и др.) подали еще одно заявление с просьбой закрыть их храм из-за невозможности его ремонта, а их включить в состав «двадцатки» Митрофаниевского собора: «Мы, нижеподписавшиеся члены 20-ки по Серафимовской церкви Митрофановского кладбища, обращаемся к Вам с настоящим заявлением, что ввиду полной разрушенности означенной церкви, восстановить которую и привести в надлежащий порядок не представляется возможным, т[ак] к[ак] на это потребуется крупный денежный расход, каковых сумм у нас не имеется, а посему вносим Вам свое предложение заколотить ее или, вернее, совсем разобрать, превратив доход от этого в Государственный фонд. А нас, членов 20-ки означенной церкви, просим перечислить и влить в число членов 20-ки Митрофановского кладбищенского собора»59. Воспользовавшись ситуацией, президиум Московско-Нарвского райсовета 21 июля принял постановление о необходимости закрытия церкви прп. Серафима Саровского: «Просить адмотдел губисполкома Серафимовскую церковь, что на Митрофаниевском кладбище, закрыть и оградить от хищений»60. 30 июля районный стол регистрации отправил в губернский административный отдел заявление с просьбой дать заключение по вопросу закрытия Серафимовской церкви, однако 4 августа переслал в Московско-Нарвский райисполком указание, что отказ одной группы верующих не должен служить основанием к закрытию Серафимовской церкви, так как может найтись другая группа, желающая взять храм в свое пользование61.

Между тем 12 августа 14 членов «двадцатки» церкви Сошествия Святого Духа (Н. П. Петров, М. К. Якимова, А. А. Серова и др.) также написали заявление заведующему столом регистрации Московско-Нарвского райсовета с просьбой закрыть их храм из-за невозможности его ремонта: «Ввиду полной невозможности восстановить Кекинскую церковь в надлежащий вид за отсутствием необходимых для этого средств, а потому просим вышеуказанную церковь совершенно закрыть, дабы ее хищнически не разобрали, а причитающееся на нее все церковное имущество изъять и обратить таковое в Госфонд»62. В соответствие с существующим законодательством 19 и 20 августа было опубликовано объявление в «Красной газете»: «Ввиду отказа групп верующих от Серафимовской и Кекинской церквей Митрофаниевского кладбища последние передаются изъявившим желание группам верующих»63.

Желающих взять в свое ведение уже фактически приговоренные к закрытию церкви не нашлось, и 25 августа президиум Московско-Нарвского райсовета принял постановление о закрытии церкви Сошествия Святого Духа, так как она давно не функционирует и ее имущество вывезено64. 9 сентября последовало заключение губернского административного отдела о необходимости закрыть Серафимовскую и Свято-Духовскую церкви и ликвидировать их имущество ввиду отказа «двадцаток» от пользования ими из-за необходимости ремонта и отсутствия реакции верующих на сделанную публикацию о передаче церквей65. В результате 16 сентября 1927 г. малый президиум Ленсовета принял постановление о закрытии Серафимовской и Свято-Духовской церквей на Митрофаниевском кладбище: «Постановление президиума Московско-Нарвского райсовета о закрытии и ликвидации Серафимовской и Кекинской церквей, ввиду отказа верующих от дальнейшего использования, утвердить»66. После закрытия обе церкви более полутора лет пустовали, затем были снесены. Имущество закрытых кладбищенских храмов перешло государству, частично было распродано, а остатки (2005 рублей 41 копейка) с 1 марта 1927 г. по 1 апреля 1928 г. сданы в Госфонд67.

Осенью 1927 г. в храмах Митрофаниевского кладбища служили 6 протоиереев и священников: Н. В. Хромин, В. М. Синицын, А. А. Щипунов, И. С. Сажин, П. Ф. Покровский и В. А. Турабов, в начале 1928 г., после сокращения штатов в единственном действующим храме — соборе свт. Митрофана Воронежского — остались 2 священнослужителя: настоятель протоиерей Лука Смоктунович (1864–1937 гг.)68 и иерей Иосиф Сажин69. Согласно договору от 15 января 1926 г., «двадцатка» храма свт. Митрофана получила в свое пользование и часовню старца-странника Александра Крайнева. Тяжелым ударом для приходской общины стало принятое 7 мая 1927 г. президиумом Ленсовета постановление о закрытии Митрофаниевского кладбища: «Митрофаниевское православное и лютеранское кладбища закрыть ввиду невозможности дальнейшей их эксплуатации из-за переполнения и несоответствия санитарным требованиям»70. В результате и без того небольшие доходы кладбищенской общины сократились.

В феврале 1928 г. члены «двадцатки» Митрофаниевского собора обратились в похоронное отделение Ленинградского городского отдела коммунального хозяйства с просьбой вновь открыть кладбище для захоронения, предлагая взять на себя охрану его территории. Однако заведующий похоронным отделением Войнич отреагировал на это прошение резко негативно. В своем отношении заведующему подотделом благоустройства Ленгороткомхоза от 27 февраля он писал, что ходатайство «двадцатки» «не только невозможно удовлетворить, но и недопустимо по нижеследующим соображениям»: из-за переполненности кладбища (еще в 1924 г. были закрыты участки 3, 4 и 5 разрядов), его местоположения среди развивающегося жилищного строительства, «за тенденциозностью заявления “священствующих” быть с доходом» и т. д. При этом Войнич отметил, что «против передачи кладбища в охрану без права захоронения религиозной 20-ке отделение не возражает, как ей в прошлые годы неоднократно предлагалось, но что не имело успеха, за отсутствием возможности последней “эксплуатировать’’»71. В результате заведующий Ленинградским городским отделом коммунального хозяйства 8 марта 1928 г. также написал в президиум Ленгорсовета о своей негативной позиции по вопросу открытия Митрофаниевского кладбища («о чем ходатайствует “двадцатка” местной кладбищенской церкви»): «Вместе с Московско-Нарвским райсоветом и органами саннадзора Ленинградский гороткомхоз считает, что Митрофаниевское кладбище в дальнейшем может быть использовано только лишь как парк, а отнюдь не как кладбище, и таковым в интересах населения района оно должно быть вопреки домогательствам “двадцатки”, руководимой в данном случае в значительнейшей степени материальными соображениями»72. Вскоре городские власти официально отказали приходскому совету в его ходатайстве.

На рубеже 1928 и 1929 гг. начались массовые гонения на Русскую Православную Церковь. В конце 1928 г. нависла угроза закрытия и над последним действующим храмом Митрофаниевского кладбища — собором свт. Митрофана Воронежского. Это было связано с тем, что маленькая община прихожан-обновленцев оказалась не в состоянии платить все возраставшие налоги, которые буквально душили небольшие приходы города. 22 ноября финансовый отдел Леноблисполкома принял постановление о взимании недоимок по налогу со строений церковного совета Митрофаниевского кладбища в размере 960 рублей и о подаче в административный отдел Леноблисполкома предложения «о расторжении договора, заключенного с названным церковным советом об аренде здания для религиозных целей». 29 ноября налоговое управление Леноблисполкома также обратилось в административный отдел с просьбой расторгнуть договор с церковным советом Митрофаниевского кладбища об аренде здания собора из-за недоимок по налогам73.

18 декабря вызванная в административный отдел Леноблисполкома председатель «двадцатки» Митрофаниевского собора Сажина категорически отказалась уплатить требуемую облфинотделом сумму в 970 рублей 24 копеек и написала заявление с просьбой расторгнуть договор с «двадцаткой». 20 декабря последовало указание начальника отделения административного надзора обладмотдела Камчатова инспектору стола регистрации обществ и союзов Московско-Нарвского райисполкома И. Морозову срочно поставить вопрос на рассмотрение президиума Московско-Нарвского райисполкома74. 27 декабря президиум принял постановление о расторжении договора с «двадцаткой» Митрофаниевского собора75. Не дожидаясь положенного по закону решения городских властей, инспектор районного стола регистрации И. Морозов 4 января 1929 г. сообщил начальнику отделения административного надзора Камчатову о том, что договор с «двадцаткой» собора свт. Митрофана расторгнут, а ключи и церковное имущество от нее приняты76.

Пытаясь соблюсти видимость законности, заместитель начальника областного административного отдела Трушин 7 января все-таки обратился в президиум Ленсовета с просьбой утвердить постановление президиума Московско-Нарвского райсовета от 27 декабря 1928 г. о расторжении договора с «двадцаткой» храма свт. Митрофана и о сносе находящегося в ведении Главнауки здания собора с его использованием на строительный материал «ввиду закрытия кладбища и отсутствия надобности пользования верующими указанным храмом». К этому письму было приложено заключение областного административного отдела от 7 января о необходимости закрытия и сноса Митрофаниевского собора77. 11 января малый президиум Ленсовета принял окончательное постановление о закрытии и сносе храма свт. Митрофана Воронежского: «Ввиду закрытия кладбища для захоронения и принимая во внимание, что со стороны “двадцатки” нет возражений против закрытия собора Митрофаниевского кладбища, договор с “двадцаткой” расторгнуть, а собор снести с использованием его на строительный материал»78.

В 1929 г. были снесены все 3 каменных храма Митрофаниевского кладбища. Первой стала церковь Сошествия Святого Духа. Акт приемки работ по разборке церкви был подписан 13 сентября 1929 г. В результате сноса было добыто 163 176 штук кирпича, на разборку израсходовали более 5300 рублей79. С закрытого собора свт. Митрофана в 1-й половине 1929 г. сняли 7 колоколов общим весом 250 пудов80, затем здание также разобрали на строительный материал. Добытые таким варварским способом кирпичи были использованы при строительстве жилых и общественных зданий на Международном (Московском) проспекте, в частности здания Московского райисполкома. Вместе с храмами была уничтожена часовня над могилой старца-странника Александра Крайнева, сама могила сохранялась до 1950–1960-х гг., когда остатки Митрофаниевского кладбища были окончательно уничтожены81.

После уничтожения храмов Митрофаниевского кладбища священники еще некоторое время продолжали совершать требы на его территории. Так, в протоколе совещания районных инспекторов по вопросам культов Ленинграда и Пригородного района от 16 марта 1933 г. отмечалось: «Установить надзор через заведующих кладбищами: Смоленским, Волковским, Серафимовским и Митрофаньевским и др., на которых оперируют попы-гастролеры, нигде не зарегистрированные, предложить им зарегистрироваться и встать на учет к местной кладбищенской церкви или немедленно удалиться и в последнем случае категорически запретить таковым всякое пребывание на территории кладбища без соответствующего разрешения»82. После массовых репрессий 2-й половины 1930-х гг. церковная деятельность на Митрофаниевском кладбище полностью прекратилась.

История всех храмов Митрофаниевского кладбища оказалась одинаково трагичной. Тем не менее память об этих храмах сохранилась, и в настоящее время разрабатываются проекты восстановления некоторых из них в рамках устройства мемориально-рекреационной зоны (парка) в границах исторического некрополя.

http://www.sedmitza.ru/text/3570537.html