Википедия

Всеволод Владимирович Путята, появившийся на свет 2 октября 1869 г., был незаконнорожденным сыном еврейки и смоленского дворянина. Усыновленный последним и ставший дворянином Всеволод Владимирович получил блестящее воспитание и всестороннее образование, в частности, превосходно владел французским, английским, немецким, итальянскими языками (наряду с древнегреческим и латинским). После окончания Демидовского юридического лицея в Ярославле в 1891 г. и Александровской военно-юридической академии в Санкт-Петербурге в 1897 г. он был произведен в чин штабс-капитана и начал военную службу в качестве офицера лейб-гвардии Преображенского полка (причем, был близок к полковнику Преображенского полка будущему императору Николаю II). В 1898 г. Путята был переведен в военно-судебное ведомство. Обладая редкой красотой, он пользовался успехом в дамском обществе. Будучи принятым при дворе, сумел увлечь великую княжну Елену, двоюродную сестру Николая II. Однако решительное вмешательство в ход событий великого князя Владимира Александровича положило конец бурно развивавшемуся роману.

Вскоре Путята ушел с военной службы и в 1899 г. поступил в Казанскую Духовную академию, возможно, надеясь с помощью оставшихся при дворе связей достичь святительских высот[1]. 21 января 1900 г. он был пострижен в монашество с именем Владимир, а 8 ноября того же года рукоположен во иеромонахи. Академию Путята окончил за 2 года вместо положенных 4 лет (кстати, без особого на то разрешения Святейшего Синода) со званием кандидата богословия, после чего в 1901 г. был назначен инспектором Казанской духовной семинарии. В 1902 г. он был определен настоятелем церкви при Русском посольстве в Риме с возведением в сан архимандрита. Но за «соблазнительное поведение» по настоянию папы Римского (и по ходатайству русского посла в Италии) Путяту отозвали в Санкт-Петербург в распоряжение Святейшего Синода.

В 1906 г. в Казани он успешно защитил диссертацию на тему «Государственное положение Церкви и религии в Италии» и получил звание магистра богословия. 6(19) августа 1907 г. Путята был хиротонисан во епископа Кронштадтского, викария Санкт-Петербургской епархии с поручением заведовать всеми русскими церквами в Европе (за исключением находившихся в Афинах и Константинополе), что давало ему возможность подолгу бывать за границей с ревизионными поездками. Однако после очередного скандала, связанного с любовными похождениями во Франции, он вновь был отозван в Россию в распоряжение Святейшего Синода.

С 18 февраля 1911 г. Владимир (Путята) – епископ Омский и Акмолинский. На новом месте он проявил себя как «опытный администратор»: был всегда требовательным, боролся за церковную дисциплину, не терпел возражений. По этой причине духовенство его не любило. 8(21) марта 1913 г. Путята был переведен из обширной и процветавшей Омской епархии в небольшую и малообеспеченную Полоцкую. Там он продержался 1 год и 4 месяца. Это время Путята употребил на укрепление своего пошатнувшегося положения в высших сферах Петербурга. В течение только одного года совершил 38 поездок в столицу. 11(24) июля 1914 г. Путята был возведен в сан архиепископа и перемещен на богатую Донскую и Новочеркасскую кафедру. Здесь он сошелся с блиставшей своей красотой и знатностью княгиней Долгорукой, от которой имел, по слухам, незаконнорожденную дочку. Наказной атаман Войска Донского представил Святейшему Синоду жалобу на непозволительные деяния архиерея. В результате Синод определил перевести Владыку Владимира с 10 (23) января 1915 г. с явным понижением на Пензенскую кафедру[2].

Правящим архиереем Пензенской и Саранской епархии, которую Путята первоначально сравнивал не иначе как с «дырой», мечтая поскорее отсюда убраться[3], он оставался в течение 2,5 лет. Неуемная энергия архиере, его непредсказуемость, неожиданные посещения богослужений, скрытое наблюдение со стороны за ходом службы заставляли священнослужителей постоянно быть начеку, что требовало большого нервного напряжения. Между тем архиепископу по-прежнему были свойственны любовь к комфорту, светскому обществу и склонность к флирту. Вокруг архиерея постоянно находились женщины, в том числе и приехавшие за ним из других городов страны, например из Витебска и Новочеркасска[4]. Посещала архиепископа и графиня Толстая, эвакуировавшаяся вместе с дочерью Еленой из Полоцкой губернии в связи с наступлением германской армии и обосновавшаяся на постоянное жительство в Пензе. В свою очередь архиепископ предложил давать девице уроки Закона Божия на дому у Толстых. Процесс обучения закончился весьма прискорбно. «В июне 1917 года в Святейший Синод поступило письменное обвинение архиепископа Владимира в безнравственном поведении в отношении к… младовозрастной девице. Обвинителем являлся близкий родственник девушки (С. Г. Памфилевич, зять графини Толстой. – М. К.). Обвинение свидетельствовало о таком поведении архиепископа Владимира, которое в отношении к женщинам является недопустимым со стороны кого бы то ни было, не говоря уже о недопустимости такого поведения со стороны лица, носящего высокий священный сан»[5].

30 июня 1917 г. архиепископ Владимир, вернувшийся из поездки по епархии, обнаружил в своей служебной почте «официальное письмо б[ывшего] Первоприсутствующаго в Св[ятейшем] Синоде экзарха Грузии архиепископа Платона (митрополит Тифлисский и Бакинский, экзарх Кавказский Платон (Рождественский).– М. К.)» с приложением копии жалобы С. Г. Памфилевича на имя синодальнаго обер-прокурора В. Н. Львова и с предложением «подать прошение об увольнении на покой». Получив соответствующее разрешение, Путята отправился в Святейший Синод, где был проинформирован о том, что в дополнение к жалобе Памфилевича поступило письменное заявление самой графини Толстой с обвинением архиепископа Владимира «в тяжелом и позорном даже для мирянина уголовном преступлении», поэтому Львов передал всю переписку «судебному следователю по особо важным делам» [6].

Определением Святейшего Синода от 28 июля 1917 г. по причине двухмесячного отсутствия архиепископа Владимира, который «отбыл из епархии неизвестно куда и на какое время, не сдав полностью управление епархией викарному епископу и Совету» временно управляющим Пензенской епархией был назначен епископ Краснослободский, викарий Пензенской епархии Григорий (Соколов)[7]. 2 августа 1917 г. Синод, заслушав «представление архиепископа Пензенского Владимира, от 2 сего августа, с объяснением по поводу сведений, поданных в Святейший Синод графинею Толстою и С. Г. Памфилевичем», определил: «1) архиепископа Владимира устранить от управления делами Пензенской епархии, и 2) поручить архиепископу Симбирскому Вениамину (Муратовскому.– М. К.)[8] произвести расследование по поводу предъявленных к архиепископу Владимиру обвинений в неблагоповедении»[9]. «По обсуждении же произведеннаго расследования, Святейший Синод, по определению 17/30 сентября 1917 года, признал необходимым дополнительно к прежнему своему определению об устранении архиепископа Владимира от управления Пензенской епархией, запретить (его.– М. К.) в священнослужении, с воспрещением ношения панагии и преподавания (так в тексте.– М. К.) благословения и, назначив ему местопребывание в одном из монастырей Московской епархии, самое дело о нем, в виду открытия уже в это время Священного Собора[10], внес на Соборное совещание епископов»[11]. Совещанием епископов предварительное рассмотрение дела архиепископа Владимира было поручено особой Судной комиссии епископов[12]. Докладчиком по делу был назначен епископ Калужский и Боровский Феофан (Туляков).

11(24) октября 1917 г. по рассмотрению всех материалов обвинения (согласно отчету архиепископа Симбирского Вениамина (Муратовского) и с привлечением данных судебно-медицинской экспертизы), Судная комиссия епископов под председательством митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского) вынесла Путяте, в общем и целом, оправдательный приговор. Комиссия «полагала возможным снять с архиепископа Владимира наложенное на него Святейшим Синодом запрещение в священнослужении, ношении панагии и преподавании благословения (так в тексте.– М. К.), в виду того, что некоторые подробности показания потерпевшей не подтвердились и обвинение Владимира в гнусном нарушении целомудрия нельзя признать юридически доказанным с надлежащей несомненностью»[13]. Вместе с тем, с учетом выяснившихся при рассмотрении дела подробностей жизни архиепископа Пензенского комиссия «признала Владимира виновным: 1) в соблазнительном постоянном и свободном обращении с женщинами, 2) в необузданном тщеславии и честолюбии, побуждавшем его строить свои отношения к пасомым с исключительною целию, чтобы его восхваляли лично и на письме; 3) в высокомерии и деспотизме в отношении лиц подчиненных, в особенности из духовенства, 4) в постоянных отлучках из епархии без основательных причин и запущенности консисторских дел и 5) в несвойственном и неприличном лицу монашеского и архиерейского чина соблазнительном образе жизни»[14].

На следующий день, 12(25) октября 1917 г., совещание, на котором присутствовали более 40 архипастырей – членов Поместного Собора – одобрило решение Судной комиссии, но одновременно вынесло определение[15] «по разрешении в священнослужении уволить архиепископа Владимира на покой с указанием ему определенного местожительства и с признанием невозможности возвращения его на Пензенскую кафедру»[16]. По словам современников описываемых событий, противоречивость соборного определения объяснялась как нежеланием выносить «сора из избы» (что стало бы предметом глумления со стороны противников Церкви), так и стремлением, в каком-то смысле, подморозить ситуацию, отложив окончательное решение на потом[17]. Но именно эта противоречивость впоследствии и дала основание Путяте заявлять об имевшей место судебной ошибке.

7(20) ноября Святейший Синод во главе с Патриархом во исполнение решения епископского совещания об отрешении от кафедры и об увольнении Путяты на покой определил ему находиться 3 года на покаянии (без запрещения в священнослужении) во Флорищевой пустыни (Владимирская епархия)[18], имевшей прочную и обоснованную репутацию суровой духовной тюрьмы, из которой нет возврата, особенно ставшей известной в связи с пребыванием в ней в дореволюционное время иеромонаха Илиодора (Труфанова). Владимир, считавший себя по суду оправданным и вполне реабилитированным[19], ехать во Флорищеву пустынь категорически отказался. По словам Патриарха Тихона, «тот, кто с первых дней своего служения в Пензе употреблял все силы и средства, чтобы перейти оттуда на другую лучшую епархию, вдруг обнаружил необычайную привязанность к своей пензенской пастве, и стал пользоваться всякими средствами и отговорками, чтобы только отложить свой отъезд из Пензы»[20].

Демонстративный отказ подчинитьсяадминистративному распоряжению высшего церковного начальства(хотя бы ошибочного или неверного) было расцененокак чрезвычайное нарушение архиерейской присяги и церковной дисциплины. Особенно неблагоприятно линия поведения Путяты выглядела в глазах большинства русских епископов на фоне исторических потрясений в стране, когда крушились самые основы национальной государственности и Церкви, культивировавшиеся веками. Кроме того, Путята имел много недоброжелателей как в среде епископата, так и в довольно широких слоях церковного общества, считаясь, по вполне достаточным основаниям (и совершенно не связанным с именем девицы Толстой), персоной «non grata»[21].

Высшая церковная власть, конечно, не могла оставаться безучастной при виде такого неповиновения, тем более что пребывание Владимира в Пензе отнюдь не вело к умиротворению его бывшей паствы[22]. Журнальным определением совещания епископов от 13(26) ноября 1917 г. на телеграфное и письменное прошение жителей Пензы о пересмотре дела архиепископа Владимира и о возвращении его в Пензу было постановлено: Ввиду состоявшихся уже решений епископского совещания и Святейшего Синода об увольнении архиепископа Владимира на покой и назначении ему местопребывания в Флорищевой пустыни, ходатайства оставить без последствий[23]. Затем, побуждая Путяту выехать из Пензы, Святейший Синод 28 ноября 1917 г. запретил ему священнослужение в пределах Пензенской епархии[24].

18 декабря 1917 г. Синод предписал архиепископу Владимиру «немедленно отправиться… к месту назначенного ему пребывания – во Флорищеву пустынь». Одновременно Синод освободил епископа Григория (Соколова) от управления Пензенской епархией, назначив на его место епископа Нарвского второго викария Петроградской епархии Геннадия (Туберозова)[25], который впрочем, от поездки в Пензу уклонился[26]. Поэтому вскоре последовало новое кадровое решение: 10 января 1918 г. временно управляющим Пензенской епархией был назначен епископ Прилукский Феодор (Лебедев)[27].

Постановлением епископского совещания от 31 января 1918 г., «на коем заслушан был рапорт Соединенного присутствия Пензенского церковно-епархиальнаго совета и Духовной консистории за № 633, с сообщением, что агитация за архиепископа Владимира открыто стала на сторону большевиков и прибегает к их помощи и содействию, каковые могут поставить Епархиальное управление в тяжелые условия, если Высшая церковная власть принятием решительных и бесповоротных мер не положит конца всей агитации, определено: “принимая во внимание неоднократно состоявшиеся решения Епископского совещания и Св[ященный] Синода по делу об арх[иепископе] Владимире, ходатайство группы граждан г[орода] Пензы оставить без последствий, предложить бывшему Пензенскому арх[иепископу] Владимиру без промедления выехать из Пензы в назначенную для его жительства Флорищеву пустынь, предупредив, что за неисполнение настоящего распоряжения им, архиепископом Владимиром, он подвергнется строжайшему взысканию, до запрещения в священнослужении и ношении панагии”»[28].

9(22) февраля 1918 г. Святейший Патриарх и Священный Синод Православной Российской Церкви «слушали рапорт соединенного присутствия Пензенского церковно-епархиального совета и Духовной консистории от 31 января 1918 г. с ходатайством о принятии мер к прекращению происходящих в Пензе церковных нестроений в связи с пребыванием… архиепископа Владимира, бывшего Пензенского», «телеграмму от имени участников крестного хода от 2 февраля» и «петицию от имени общего собрания пензенской паствы 31 января о содействии к оставлению архиепископа Владимира на Пензенской кафедре». «Постановлено: Архиепископу Владимиру сообщить телеграммою постановление совещания епископов Священного Собора о немедленном оставлении пределов Пензенской епархии с предупреждением о предании церковному суду в случае ослушания»[29].

16 февраля 1918 г. соединенное Присутствие Пензенского епархиального совета и Духовной консистории направило в Священный Синод рапорт, в котором шла речь о принятом решении «обратиться через местные газеты с особым разъяснением значения творимых партией архиепископа Владимира событий», вместе с тем, подчеркивалось, «что Епархиальное управление… находится в особо тяжелом положении, не имея во главе правящего епископа, так как назначенный для управления епархией епископ Феодор (Лебедев.– М. К.) доселе в Пензу не прибыл»[30]. 23 февраля (8 марта) 1918 г. Святейший Патриарх и Священный Синод постановили: «1) Освободить Преосвященного Прилукского Феодора (Лебедева.– М. К.), викария Полтавской епархии, от порученного ему управления Пензенскою епархиею, и 2) назначить Преосвященного Челябинского Серафима (Александрова.– М. К.), викария Оренбургской епархии, временно управляющим Пензенскою епархиею» [31]. Однако это решение не было исполнено (а заготовленный указ от 26 февраля / 11 марта 1918 г. был задержан), так как епископ Феодор (Лебедев) наконец-таки до Пензы добрался и с 23 февраля (8 марта) 1918 г. приступил к исполнению своих обязанностей. Телеграмма об этом была получена в Москве не позднее 26 февраля (11 марта) 1918 г.[32] К сожалению, как свидетельствовали современники и очевидцы событий, назначенный на Пензенскую кафедру епископ Феодор ни по личным, ни по деловым качествам не способен был серьезно повлиять на нездоровую обстановку, сложившуюся в епархии. «Возможно… по наивности он полагал, что одного его присутствия как законного архиерея уже достаточно для умиротворения страстей»[33].

18 февраля (3 марта) 1918 г. в помещении пензенского городского театра, после революции переименованного в «Народный дом», путятинцы организовали «собрание», имевшее своей целью провести «выборы» епархиального архиерея[34]. Разъясняя собравшимся суть процедуры, руководивший ходом собрания один из ближайших соратников Путяты иеродиакон Иоанникий Смирнов[35] заявил, что всякое требование народа имеет больший канонический вес, большую законность, чем действия церковной власти. Поэтому всякое поставление в священный сан недействительно, пока народ не скажет своего «аксиос» («достоин»). Немедленно требуемое «аксиос» в виде шумных криков и поднятия рук было произнесено. После этого архиепископ Владимир, в помещении «Народного дома» отсутствовавший и прибывший лишь к моменту окончания «выборного процесса», направился с группой поддержки из числа участников голосования в кафедральный Собор, где епископ Феодор совершал вечернюю службу. По ее завершении Путята разыграл сцену, призванную наглядно продемонстрировать собравшимся, кого из архиереев поддерживает большинство верующих. В условиях воцарившейся в соборе неразберихи епископ Феодор и все духовенство поспешили удалиться. Оставшийся хозяином положения Путята «объявил народу, что только сейчас “по-дружески” беседовал с епископом Феодором, и что тот принял его в церковное общение и поедет в Москву, где будет хлопотать о его восстановлении»[36]. О чем в действительности говорили архиереи, достоверно неизвестно. По одной из позднейших версий, Путята предложил епископу Феодору одновременно покинуть Пензу в целях нейтрализации протестных выступлений масс верующих, предоставив возможность церковному священноначалию произвести новое назначение на Пензенскую кафедру[37]. Отъезд епископа Федора из Пензы последовал так стремительно и так неожиданно для многих, что по городу распространился слух о внезапной кончине Владыки[38].

После отъезда епископа Феодора в Москву управление епархией легло на плечи 75-летнего епископа Краснослободского Григория (Соколова), викария Пензенской епархии, проживавшего за городом в Спасо-Преображенском мужском монастыре. «Он был стар, немощен и нерешителен», констатировали современники. «Юридически он существовал, фактически же его как руководителя не было. Он не мог держать кормило во время бури. К тому же… жил за городом, а события развертывались в самом городе»[39]. К концу зимы 1918 г. сторонники Путяты начали создавать некие общественные объединения, с опорой на которые и от лица коих можно было бы апеллировать к духовным и светским властям. Речь идет о так называемом Христианском Союзе[40], впервые заявившем о себе в середине февраля 1918 г. следующей телеграммой в адрес Патриарха Тихона: «Пензенская паства горячо откликнулась на призыв Вашего Святейшества стать на защиту гонимой Церкви на двух многотысячных общих собраниях. 11 и 18 февраля положено начало образованию «Христианского Союза». Председателем, значит руководителем всей местной церковно-религиозной жизни избран единогласно архиепископ Владимир, которому поэтому предложено немедленно вступить в управление епархией и начать священнослужение… Уполномочен[ные] общим собранием председатель Дубков[41], секретарь Цупак»[42].

Таким образом, одной из целей создания «Христианского Союза» было изъятие рычагов контроля над местной церковно-общественной жизнью из рук канонических епархиальных структур[43]. Телеграмма, отправленная из Пензы в Москву протоиереем Владимиром Лентовским[44] практически вслед за выше приведенной, информировала членов Священного Синода, что «Пензенск[ая] консистор[ия] и совет распущены[45]. Управление передается партии архиепископа Владимира[46]». Бумаги, посланные после 11 февраля, следовало повторно отправить «на имя причта Всехсвятской церкви равно и дальнейшую переписку»[47].

4(17) марта 1918 г., в «Народном доме» было организовано «Общее собрание Пензенской паствы» под председательством С. Я. Дубкова, участники которого единогласно приняли резолюцию: «Объявить во всеобщее сведение, что православный народ восстанавливает архиепископа Владимира на Пензенской кафедре, как некогда восстановил также несправедливо присужденного к изгнанию Собором епископов Иоанна Златоуста на Константинопольской (кафедре), и требует признания такого канонического восстановления… Не отпускать архиепископа Владимира и не принимать никакого другого архиерея. Приведение этого решения в исполнение принимают на себя организации железнодорожных служащих и рабочих. Послать Патриарху Тихону телеграмму о состоявшемся восстановлении… Требовать от имени народа, чтобы архиепископ Владимир начал с Великого поста служение, не считаясь с запрещениями Совещания епископов, введенного в заблуждение интригою и клеветою нескольких представителей городского духовенства. Определить храм (Богоявленский) в полное распоряжение “Христианского Союза” для собеседований и практического осуществления служения архиепископа Владимира… Предложить духовенству ультиматум: или искренно и нелицемерно примириться с народом в настоящий «прощеный» день, немедленно (дается недельный срок), исполнив христианское желание и просьбу мирян подчиниться архиепископу Владимиру как избраннику Пензенской паствы и сделать все, что требуется для исходатайствования подлежащей санкции и для прекращения возбужденных по тайным ложным доносам гонений на архипастыря, каковые возмущенный народ считает гонениями на Церковь, добавляя, что миряне в осуществлении своего канонически законнjго права выбора, не примут к себе никакого назначенного епископа. Если же городские священники не согласны идти навстречу желанию народа, то признать их не пастырями, а чиновниками, прислужниками старой бюрократической власти, не считающейся с ходатайствами мирян, и считать несогласных уволенными из приходов. При этом православные соглашаются обращаться со своими духовными требами только к тем, кто идет навстречу желаниям народа и подчиняется архиепископу Владимиру. Осуществить и провести в жизнь выборное начало духовенства… Объявить открытой запись в члены “Христианского Союза” со взносом посильной платы… Внести в предстоящий общегубернский Крестьянский съезд внесенные общим собранием резолюции, сообщив о проведении в жизнь выборного начала и о признании городской паствой архиепископа Владимира единственным кандидатом на Пензенскую кафедру с протестом против всякого иного назначения»[48].

14(27) марта 1918 г. в Москве прошло очередное Соборное совещание епископов, «на коем заслушано было а) письмо архиепископа Владимира на имя Святейшего Патриарха Тихона от 25 февраля с. г. с сообщением, что он, в силу своего болезненного состояния, не может выехать в Флорищеву пустынь; б) рапорт Соединенного присутствия Пензенского церковно-епархиального совета и Духовной консистории от 23 февраля с. г. с донесением, что смута среди пензенской паствы, благодаря агитационной деятельности архиепископа Владимира, не уменьшается, а увеличивается, что 18 февраля в Народном доме состоялось, под председательством архиепископа Владимира, организационное собрание учрежденного общеприходского Союза для заслушания проекта Устава, избрания членов правления и для обсуждения “мероприятий по сосредоточению в ведении сего правления епарх[иального] управления под руководством единственно признаваемаго народом арх[иепископа] Владимира” и в) телеграмма, подписанная секретарем собрания Цугак (так в тексте, правильно: Цупак.– М. К.), общего собрания граждан г[орода] Пензы от 18–21 марта, с сообщением, что собрание граждан г[орода] Пензы постановило: своего избранника (арх[иепископа] Владимира) не отпускать из Пензы, другого архиерея не принимать, требуя восстановления арх[иепископа] Владимира на Пензенской кафедре, с угрозой, высказанной на собрании священником Аристидовым[49], отделиться от Св[ященного] Синода и Святейшаго Патриарха и отдать себя в ведение или Грузинского экзархата, или Констинопольского Патриарха, определено было: “Признавая объяснение бывшего Пензенского арх[иепископа] Владимира неудовлетворительным, привести в исполнение постановление от 31 января 1918 г., и потому бывшего Пензенского архиепископа Владимира за неисполнение распоряжения Высшей церковной власти, отчего среди паствы пензенской произошли разделения и смуты, запретить в священнослужении, ношении панагии и архиерейской мантии, предписать без промедления выехать в назначенную для его жительства Флорищеву пустынь, предупредив, что за неисполнение и на сей раз распоряжения Высшей церковной власти, он будет предан церковному суду”»[50]. Но это также не вразумило и не остановило Владимира, а, как подчеркивал впоследствии Патриарх Тихон, «наоборот, дало ему повод только усугубить свое противление церковной власти и к прежней вине прибавить еще тягчайшую, караемую церковными канонами без всякого снисхождения: будучи под запрещением, он дерзнул совершать некоторые священнодействия, притом с лицами тоже запрещенными»[51].

Постановлением Епископского совещания от 21 марта (3 апреля) 1918 г. «по заслушании донесения от управляющаго Пензенской епархией епископа Феодора (Лебедева.– М. К.), секретаря и членов Консистории от 1 апреля (н. ст.), что архиепископом Владимиром, несмотря на запрещение его в священнослужении, 18 марта в малом архиерейском облачении совершено служение молебна совместно с запрещенным в священнослужении священником Аристидовым, подсудимым диаконом Евдимовым (так в тексте.– М. К., по другим сведениям: Ефимовым[52]) и др., а также и о том, что приверженцы арх[иепископа] Владимира насильственно захватили Богоявленскую церковь, отстранили причт, требуют ключи от кафедрального собора и т. д., определ[ено]: “Принимая во внимание неоднократно состоявшиеся постановления Епископского совещания о немедленном выезде арх[иепископа] Владимира из Пензы, запрещении в священнослужении, ношении панагии и архиерейской мантии, неисполнение постановлений и распоряжений как Святейшего Патриарха, так [и] Собора епископов и Св[ященного] Синода, смуту и мятеж среди пензенской паствы, вдохновителем и виновником коих является арх[иепископ] Владимир, служение в состоянии запрещения, объявление части граждан г[орода] Пензы, несомненно возмущенных арх[иепископом] Владимиром и с его благословения действующей, независимости от Св[ятейшего] Патриарха и Св[ященного] Синода, Совещание епископов определило: бывшего Пензенского архиепископа Владимира на основании правил 16 Антиох., 2 Сард., 38 Карф. 28 Ап. и др. предать суду Епископского Собора, для чего по телеграфу вызвать арх[иепископа] Владимира в Москву. Буде-же он не явится, то на основании 74 Ап. пр. и 19 (28) Карф. предать заочно суду и вынести решение по усмотрению Собора епископов”»[53]. Патриарх дважды, 22 марта (4 апреля) и 29 марта (11 апреля) 1918 г.[54], телеграммами вызывал Путяту в Москву в связи с преданием его суду Совещания епископов. Тот ехать отказался[55], сказавшись больным[56].

К концу марта 1918 г. Путята контролировал в Пензе Богоявленскую (Большой/Новый Спаситель) и Воскресенскую (во имя Обновления храма Христова Воскресения в Иерусалиме, Малый/Старый Спаситель) церкви, а также 2 сельских храма. Однако это составляло лишь незначительную часть из тех 900 храмов, что функционировали в епархии. Число сторонников Путяты вряд ли превышало несколько сотен человек, при том, что только в самой Пензе, без сельской местности, насчитывалось не менее 70 тыс. прихожан[57]. В этих условиях Путята принял решение захватить кафедральный Собор, рассчитывая заставить Священный Синод считаться с собой как с реальной силой. В первую неделю Великого поста (25 марта 1918 г.) толпа из Нового Спасителя ворвалась в алтарь собора и завладела (при практически полном непротивлении клира) соборными ключами, которые лежали на престоле[58].

Параллельно «Христианский союз» предпринял шаги с целью получить в свои руки делопроизводство и печать Пензенского епархиального управления Православной Российской Церкви. 10 апреля 1918 г. в Губернский комиссариат по отделению Церкви от государства поступило заявление следующего содержания: «Архиепископ Владимир, председатель “Христианского союза”, был признан Пензенским архипастырем на первом чрезвычайном епархиальном съезде в апреле месяце (Епархиальный съезд духовенства и мирян в апреле 1917 г., на котором были произведены, среди прочего, выборы во вновь созданный церковного епархиальный совет.– М. К.) и ему было поручено ходатайствовать о проведении в жизнь выработанных на съезде мероприятий и реформ. На втором съезде в августе месяце (1917 г.– М. К.) архиепископ Владимир снова был признан Пензенским архипастырем. На собрании рабочих организаций Сызранско-Уральской железной дороги, на трубочном заводе, на Рязано-Уральской железной дороге на общих собраниях вынесены резолюции народа с желанием иметь своим архипастырем архиепископа Владимира и ни в коем случае не допускать назначенного центральной властью вопреки желанию народа епископа Феодора (Лебедева.– М. К.). Ввиду этого “Христианский союз” просит Вас как комиссара передать все дела, касающиеся управления Пензенской епархии, комитету “Христианского союза” под председательством архиепископа Владимира, о чем была вынесена резолюция на общем собрании Пензенского христианского союза»[59].

5–6 (18–19) апреля 1918 г. рамках Поместного Собора был созван Собор епископов, на который прибыли 40 Преосвященных архипастырей, имевших суждение по делу о бывшем Пензенском архиепископе Владимире. Перед собравшимися были оглашены донесения управляющего Пензенской епархией епископа Прилукского Феодора (Лебедева) от 21 и 31 марта 1918 г., а также выдержки из «прежних постановлений Совещаний епископов». Кроме того, было заслушано «приведенное на справку определение Священного Собора о мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни, где в п[ункте] 1 сказано: “Епископ, противящийся Высшей церковной власти и обращающийся при сем за содействием к власти гражданской, запрещается в священнослужении, с преданием церковному суду, и если засим, по троекратном приглашении, не явится лично на сей суд, то извергается из сана (Ап. 74, Двукр. 14)”»[60]. В результате состоявшегося обсуждения Собор вынес следующее определение: «Так как архиепископ Владимир, будучи по суду лишен кафедры, не подчинился решению Высшей церковной власти, не оставил г[ород] Пензу и не выехал под разными предлогами к назначенному для него месту жительства – Флорищеву пустынь, несмотря на неоднократныя требования Высшей церковной власти, а продолжает жить в Пензе, считая себя епископом Пензенской епархии, от чего произошли среди Пензенской паствы смута и нестроения, причем руководителем толпы, по донесениям епископа Феодора (Лебедева.– М. К.) и Консистории, был сам архиепископ Владимир; ходатайствующие же за него указывают, что арх[иепископ] Владимир действует как избранник народный, по требованию, якобы, всей паствы, то по 16 пр. Антиох. Собора, которое гласит: “Да будет отвержен, хотя бы его избрал весь народ, который он себе восхитил”, должен быть лишен сана. 2) Будучи запрещен в священнослужении, архиеп[ископ] Владимир совершал священные службы, за что по 38 пр. Карф. Соб., “сам произносит против себя осуждение”, теряет право апелляции и должен быть отсечен от Церкви. 3) Находясь в состоянии запрещения, сам архиеп[ископ] Владимир входил в молитвенное церковное общение с запрещенным в священнослужении иереем Аристидовым и состоящим под судом диаконом Евдимовым (так в тексте.– М. К., по другим сведениям: Ефимовым[61]) за что по 16 пр. Св. Апост. “яко учитель безчиния”, должен быть отлучен. Собор епископов 39 голосами при одном воздержавшемся постановил: бывшего Пензенского архиепископа Владимира лишить архиерейского сана, оставив в монашестве... Постановление Собора епископов огласить на Священном Соборе. Председатель Патриарх Тихон»[62]. 7(20) апреля 1918 г. Пленум Поместного Собора утвердил данное определение Cовещания епископов[63].

9(22) апреля 1918 г. Патриарх и Священный Синод распорядились постановление Собора епископов от 5–6 (18–19) апреля 1918 г.«объявить бывшему архиепископу Владимиру указом, послав таковой же временно управляющему Пензенскою епархиею Преосвященному Краснослободскому с поручением ему отобрать у б[ывшего] архиепископа Владимира ставленную архиерейскую грамоту и представить ее Св[ященному] Синоду и 2) назначить местопребывание бывшему архиепископу Владимиру во Флорищевой пустыни Владимирской епархии или в иной обители по его избранию и с согласия местного епархиального Преосвященного; о чем Преосвященному митрополиту Владимирскому послать указ»[64].

Однако вскоре до церковного руководства «стали доходить сведения о событиях в г[ороде] Пензе, давно не бывалые в церковном православно-христианском мире. По сообщению Пензенского епархиального начальства, Владимир, когда получено было известие о лишении его сана, забыл страх Божий, решил окончательно порвать связь с православной Церковью и стал открыто совершать богослужения, священнодействовать и даже рукополагать, к удивлению и великой печали нашей, имея среди православной паствы пензенской некоторых своих приверженцев»[65].

Между тем Патриарх и Священный Синод 9(22) апреля 1918 г. освободили епископа Прилукского Феодора (Лебедева)от временного управления Пензенской епархией и поручили ему возвратиться к месту служения на Полтавскую кафедру, назначив на вакантную должность викария Тверской епархии епископа Старицкого Иоанна (Поммера)[66]. 1 мая 1918 г. (во вторник на Страстной неделе) новый правящей архиерей Пензенский и Саранский Иоанн[67] прибыл к месту своего служения[68]. Латыш по национальности, громадного роста, красивый, обаятельный, он во всех отношениях был личностью незаурядной. В нем чувствовались непреклонная воля и большой дипломатический талант. Вокруг епископа Иоанна сгруппировались все активные элементы из числа противников Путяты. Опорой нового архиерея стали настоятель Покровской церкви[69] протоиерей Михаил Венценосцев, соборный протодиакон Василий Смирнов, ректор духовной семинарии протоиерей Матвей Архангельский[70], преподаватель женского епархиального училища А. А. Беляев (впоследствии епископ Иваново-Вознесенский Августин). 6–8 молодых людей, преимущественно сыновья священников, стали добровольными послушниками епископа Иоанна, фактически его охраной. Среди них выделялся сын сельского священника Н. М. Пульхритудов. Вместе с тем, по воспоминаниям современников, «многие из духовенства полагали, что борьба бессмысленна и что рано или поздно придется сдаваться Владимиру и просить у него пощады. Таким образом, новый архиерей хотя и нравился, но, во всяком случае, не мог ожидать от большинства духовенства активной поддержки»[71].

7 мая в здании Народного дома состоялось общее собрание «церковного Союза православных христиан гор[ода] Пензы» по вопросу о «нарушении избирательных прав пензенской православной паствы назначением епископа Иоанна и о возможном в связи с этим отъезде из Пензы архиепископа Владимира»[72]. Указав на то, что «назначенный вопреки воли народа епископ Иоанн открыто стал на путь защиты старого бюрократического полицейского строя и противодействия истинно-православным начинаниям церковной жизни собрание постановило: просить Совет о немедленной высылке епископа Иоанна из пределов Пензенской епархии»[73]. 13 мая 1918 г. Президиум Пензенского губернского совета рабочих и крестьянских депутатов поручил (согласно коллегиального постановления от 11 мая) губернскому «комиссару юстиции» произвести следствие («с приглашением представителей от Церковного союза»[74]) и разобраться во взаимных претензиях архиепископа Владимира и епископа Иоанна на Пензенскую кафедру, а также «доставить полный материал» о религиозном движении в Пензе[75]. В свою очередь председатель Следственной комиссии Пензенского губернского революционного трибунала Михайловский 16 мая 1918 г. обратился с запросом к председателю Коллегии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией Н. И. Козлову[76]: «В производстве у Вас имеется дело по выступлению партий как со стороны епископа Владимира, так равно и со стороны епископа Иоанна. Прошу Вас срочно прислать мне названное производство, которое необходимо при расследовании характера религиозного движения в Пензенской епархии»[77].

Между тем 10(23) мая 1918 г. Патриарх и Священный Синодопределили: «Отлучить бывш[его] архиеп[ископа] Владимира, лишенного сана архиепископа, от Церкви на основании канонов и 2) обратиться с посланием от имени Патриарха к пастве Пензенской епархии»[78].Во исполнение этого решения 22 мая (4 июня) 1918 г. Патриарх Тихон направил послание «Возлюбленным о Христе братиям и чадам православным христианам Пензенской епархии со епископы и пресвитеры». Святейший писал: «Великая смута, посетившая нашу страну, болезненно коснулась и Вашей местной Пензенской церкви в виде давно небывалого, давно неслыханного на Руси события: архиерей, при своей хиротонии клятвенно обещавшийся пребывать в повиновении Высшей церковной власти, дерзновенно отказался от такого повиновения… Впрочем, не то удивительно, что безразсудный монах, забыв Бога и будущий суд, неудержимо идет к печальному своему концу. Удивительно, что среди вас находятся люди, ему сочувствующие и его поддерживающие, не взирая ни на что, по-видимому, готовые лучше отпасть от Церкви, потерять часть в наследии Христовом, чем оставить Владимира с его безумным предприятием… Мы знаем, что и сам Владимир, и приверженцы его говорят вам, что он пострадал невинно. Не принято разглашать, почему и за что тот или другой человек лишен должности и чести, в особенности, когда дело касается архиерея. Но раз Владимир намеренно затемняет дело и молчанием церковной власти пользуется в своих видах, уловляя неопытных, вынуждаемся и мы всенародно объяснить, за что Владимир сначала удален с Пензенской кафедры, потом лишен сана и, наконец, отлучен от Церкви». Далее следует детальная, с опорой на документы, с приведением канонической аргументацией реконструкция «дела» Путяты, заканчивающаяся общим выводом: «Итак, не какое-либо недоброжелательство духовенства или Высшей церковной власти по отношению к Владимиру, не клевета, не какие-либо непроверенные слухи послужили причиной печальной участи, постигшей Владимира, а совершенно определенные, точно установленные его действия, его преступления против церковного порядка и дисциплины, предусмотренные священными канонами. Он сам своим неповиновением, своим ни с чем не считающимся упорством вынудил церковную власть подвергнуть его законной каре… При рассмотрении ныне всего дела нами со Священным Синодом принято во внимание, что подобные настоящему случаи предусмотрены священными канонами. Правило Св. Апостол 28 гласит: “Аще кто – епископ, или пресвитер или диакон, праведно за явныя вины изверженный, – дерзнет коснутися служения, некогда ему порученного, таковый совсем да отсечется от Церкви”. Правило IV Антиохийского Собора: “Епископу, изверженному от сана Собором и дерзнувшему совершить какую-либо священную службу по прежнему своему обычаю, отнюдь не позволяет иметь надежду восстановления в прежний чин на другом Соборе и даже быть допущену до принесения оправдания по свому прежнему делу”. И все сообщающияся с ним да будут отлучены от Церкви, ясно гласит тоже правило. При наличности столь ясно преподанных Священными канонами указаний, приговором нашим со Священным Синодом постановлено: отлучить лишенного архиерейства и священного сана бывшего Пензенского архиепископа Владимира от Церкви… мы во имя Христово молим вас, верныя чада церкви Пензенской: “изыдите от него и нечистоте не прикасайтеся”… соберитесь воедино около Вашего нового архипастыря и стойте неуклонно в вере Христовой и в верности Церкви Святой»[79].

Прочтение послания Патриарха Тихона об отлучении от Церкви бывшего архиепископа Владимира должно было произойти (по распоряжению правящего архиерея) по всем храмам Пензы 13 июня 1918 г. Сам епископ Иоанн планировал служить литургию в Петропавловской церкви. Власти попытались вмешаться в ход событий внутрицерковной жизни. На имя епископа Иоанна было отправлено следующее обращение: «В комиссариате по отделению Церкви от государства имеются сведения, что завтра, 13 сего июня… будет произведено анафемствование епископа Владимира, возможно, и его последователей… Во избежание могущих произойти эксцессов комиссариат требует, чтобы как Вы, так и причты православных церквей г[орода] Пензы не производили по церквам анафемствования, в противном случае, в особенности, если произойдут какие-либо эксцессы в г[ороде] Пензе на почве анафемствования, советская власть к Вам и к другим виновникам их применит самые строгие меры, предуказываемые военным положением г[орода] Пензы»[80]. Параллельно губернский Комиссариат по отделению Церкви от государства обратился за поддержкой к силовым ведомствам с призывом принять надлежащие меры с целью предотвращения возможных столкновений групп верующих.

Вечером, в день прочтения послания Патриарха собрание сторонников Путяты приняло резолюцию: «Отлучению от Церкви епископа Владимира Высшей церковной властью значения не придавать в виду того, что Св[ященный] Синод не захотел объективно разобрать дело епископа Владимира, а разрешил под влиянием происков Пензенского духовенства»[81]. В тексте листовки, выпущенной на злобу дня и носившей название «Под впечатлением анафематствования (отлучения от Церкви) в Петропавловской церкви г[орода] Пензы епископа Владимира» путятинцы рапортовали об организационных успехах своего движения: «“Христианский союз”… насчитывает тысячи членов… имеет правомочный исполнительный орган, который начинает приобретать денежные средства и который имеет определенные задачи. Христианский союз, возглавляемый епископом Владимиром, получил от гражданской власти право на открытое существование[82]… Христианский союз не думает замкнуться в одном коллективе, получившем жизнь в г[ороде] Пензе, он предпринимает условия к тому, чтобы наподобие пензенскаго Союза образовать такие же Союзы по всей губ[ернии], связав их с пензенским как с центральным… Мертвящему формализму здесь нет места. Искание новых религиозных путей здесь приветствуется, если оно вызывается запросами жизни. Понятно, что сущность религии, в частности христианства, для такого Христианского союза заключается не в догматических школах, а тем более не в канонах и церковных правилах, имеющих преходящее значение, а в религиозной настроенности, религиозном чувстве, не поддающемся даже определению… Кто живет таким религиозным чувством, для того не играет существенной роли выработанные Церковью правила дисциплины, такой человек в упоении религиозным чувством способен на отмену даже догматических истин Церкви, если они ему помешают в его религиозной жизни». Далее следовали призывы к незамедлительной реформе Церкви силами мирян и исключительно мирян, «в душах которых еще горит огонь чистой Христовой веры, которые в христианстве ищут действительно удовлетворения религиозных запросов, которые сохранили еще чистоту сердца, чтобы принимать и осуществлять высокие идеалы Христа, которые в силу этих данных лучше знают, что нужно в данное время и как нужно реформировать жизнь Церкви, и право на это миряне имеют»[83].

14 июня 1918 г. Пензенский губернский комиссариат по отделению церкви от государства направил на имя комиссара почты и телеграфа г. Пензы письмо с просьбой «сделать распоряжение, чтобы всякие переписки, адресованные епископу Иоанну от каких бы то ни было учреждений и каких бы то ни было официальных лиц, равно бывшему епархиальному совету и консистории, как не желающих зарегистрироваться в Коллегии внутренних дел и Комиссариате по отделению Церкви от государства, пересылались в Комиссариат по отделению Церкви от государства»[84]. В cвою очередь в тексте «Воззвания Христианского союза православных церковноприходских общин Пензенской епархии» от 26 июля / 8 августа 1918 г. заявлялось об открытии временного Епархиального совета (вскоре получившего наименование «Пензенский епархиальный народный совет»), «в котором разрешаются все дела чисто религиознаго характера, раньше разрешавшиеся Консисториею. Совет это действует открыто, с разрешения государственной власти. Он заменил собою бывшие Епархиальный совет и Консисторию, которые как старыя, негодныя учреждения упразднены частью Высшею церковною властью, частью – властью гражданскою. Таким образом, временный Епархиальный совет, во главе которого, как и всего Епархиального управления, стоит архиепископ Владимир, есть единственное учреждение в Пензенской епархии, где рассматриваются на законном основании(курсив источника.– М. К.) религиозные дела и который должен подчинить себе все епархиальные учреждения и православные приходы»[85].

При этом губернский Комиссар по отделению церкви от государства М. В. Кузнецов отказался регистрировать устав Пензенского епархиального управления Православной Российской Церкви, тем самым переведя канонические «тихоновские» структуры в ранг существующих нелегально[86]. 27 июня 1918 г. распоряжением того же Кузнецова была арестована группа церковных деятелей: протоиереи Матвей Архангельский, Александр Пульхритудов, Владимир Лентовский (арест последнего, по некоторым сведениям, был произведен 17 июля 1918 г.), председателя епархиального управления П. К. Медведева[87], К. П. Ручимского, иеромонаха Иерофея (Ушакова), протодиакона Василия Смирнова и секретаря консистории Н. К. Беренского. Все они обвинялись в том, что не подчинились распоряжению об упразднении консистории и прекращении ее деятельности, за что и пробыли в тюрьме около месяца[88]. Однако по целому ряду причин (см. ниже) деятельность Пензенского епархиального управления Православной Российской Церкви хотя и не имевшего легального статуса, продолжалась, периодически порождая ходатайства «путятинцев» во властные инстанции с требованиями пресечь «противозаконные деяния нелегального учреждения»[89].

В конце августа – начале сентября 1918 г. противостояние двух церковных лагерей в Пензе перешло в новую фазу: на улицах города появились листовки, изготовленные типографским способом, в которых шла речь о том, что «православные христиане, прихожане Петропавловской церкви, возмущены актом насильственного захвата их церкви сторонниками какого-то приезжего архиерея Иоанна». Они «всегда любили своего владыку Владимира, они хотят его молитв, а посему призывают его в свой храм». Далее авторы листовки приглашали всех православных христиан поддержать это законное требование[90]. Несколько дней спустя Исполнительный комитет Христианского союза вновь посредством листовки обратился к верующим и духовенству с информацией, что в четверг, 13(26) сентября, «состоится обычный, совершаемый ежегодно Крестный ход с перенесением Чудотворной иконы Спасителя из храма Воскресения (Старый Спаситель) в храм Богоявления (Новый Спаситель). Пасхальную службу накануне и литургию в день храмового праздника совершит в Воскресенской церкви Высокопреосвященный Владимир, архиепископ Пензенский и Саранский; он же возглавит и крестный ход, в котором приглашается участвовать все пензенское духовенство, стремящееся к обновлению церковной жизни на истинно канонических (а не сословно-кастовых, обманно выдаваемых за канонические) началах… Отсутствие духовенства на крестных ходах и молебне без уважительных причин будет сочтено за приверженность старому бюрократическому строю, за нежелание служить народу и идти рука обо руку с ним по пути обновления. Православные призываются отнестись спокойно и с заслуженным недоверием к нелепым провокационным слухам о каких-то “захватах”, или “отобраниях” чего бы то ни было: все, что подчинится народу в лице избранного им и потому законного архипастыря, останется на своем месте»[91]. 14(27) сентября 1918 г. в праздник Воздвижения[92], когда епископ Иоанн служил торжественную литургию в церкви Святых Петра и Павла, Путята призвал своих сторонников к походу из «Нового Спасителя» в Петропавловскую церковь с целью достижения якобы примирения с последователями епископа Иоанна. У ворот возникла крупномасштабная драка, но «крепость» «владимирцами» так и не была взята[93].

Пензенская губернская ЧК, «рассмотрев дело гр[аждан] Владимира Путята (архиепископа Владимира) и Ивана Поммерс (так в тексте.– М. К.) (епископ Иоанн), обвиняемых 1-ый в нарушении общественнаго порядка и натравливании одной части граждан на другую, а второй в нарушении общественнаго порядка, натравливании одной части граждан на другую и неподчинение декретам Советской власти об отделении Церкви от государства и старании тайно от власти организовать и сохранить все упраздненные декретами церковные органы, Комиссия находит, что инициаторами происшедшего у церкви Петра и Павла 27-го сентября с. г. скандала и драки между двумя группами граждан являются архиепископ Владимир и епископ Иоанн. Первый зная, что в церкви Петра и Павла служит епископ Иоанн, пошел крестным ходом со своими приверженцами к означенной церкви с целью вызвать столкновение, а второй, видя приближающийся крестный ход, своей проповедью возбуждал молящихся в церкви против приверженцев Владимира, чем способствовал скандалу». В силу всего выше сказанного председателем Пензенской губЧК[94] 25 октября 1918 г. было принято постановление: «Признать Владимира Путяту и Ивана Поммерс виновными в нарушении общественного порядка и натравливании одной части населения на другую с целью вызвать беспорядки и подвергнуть их заключению под арестом сроком на 1 месяц каждого,с зачетом предварительного заключения. Весь же имеющийся материал по обвинению епископа Иоанна в неподчинении декретам Советской власти и тайной организации упраздненных церковных учреждений передать в Следственную комиссию при Революционном трибунале, которая по аналогичному делу заканчивает следствие»[95].

Последующие 6 месяцев церковно-общественная жизнь в Пензе протекала относительно спокойно[96], ее активизация началась весной–летом 1919 г. 15 июня 1919 г. в помещении Богоявленской церкви состоялось «общее собрание Христианского союза с участием представителей городских приходов и прибывших из уездов»[97]. Судя по протоколу, главное внимание собравшимися было уделено «вопросу о прекращении деятельности “упраздненного” еще в прошлом году, называемого в оффициальных (так в тексте.– М. К.) сношениях “нелегальным” учреждения, именующего себя Епархиальным советом». Из приложенных к протоколу собрания материалов явствовало, что 31 мая 1919 г. был арестован весь состав членов Епархиального совета (в прошлом Консистории), подчинявшегося Св[ященному] Синоду, а 5 июня опечатано его помещение. «Оставался последний шаг (здесь и далее подчеркнуто в оригинале.– М. К.) к давно уже настойчиво требуемому народом фактическому прекращению столь ярко противогосударственной и противонародной деятельности – передача дел “нелегального” Епархиального совета по принадлежности: церковных – легальному Епархиальному совету, остальных – соответствующим органам рабоче-крестьянской власти… Но вдруг, неожиданно для всех, 11 июня печати были сняты, а 12 уже открылись “занятия” в “упраздненном нелегальном Епархиальном совете”»[98]. В силу всего вышесказанного, волею собрания было принято решение «просить народную власть, идущую навстречу неоднократно выраженному желанию народа, объявить во всеобщее сведение об окончательном ликвидировании признанного «нелегальным» Епархиального совета и замене его легально существующим закономерным выборным во главе с народным избранником архиепископом Владимиром, которым передать все (церковного характера) дела “упраздненных церковных органов”»[99].

Кроме того, обсудив вопрос «об отношении народной Церкви к гражданскому браку и разводу», участники общего собрания постановили обнародовать «церкулярное (так в тексте.– М. К.) разъяснение по епархии о строгой ответственности за отказ венчать заключенные гражданским порядком браки». В нем, в частности, говорилось: «Ввиду поступающих из разных мест губернии жалоб на отказ священников совершать венчание лиц, разведенных и вступивших в новый брак, на основании “декрета о гражданском браке и разводе”, Совет Пензенского епархиального управления разъясняет, что гражданские последствия брака устанавливаются исключительно гражданским актом и прекращаются таковым же, гражданским разводом. Церковное венчание сохраняет за собой лишь силу и характер “благословения”, “церковный” же (точнее “консисторский”) развод, который всегда прекращал одни только гражданские последствия брака, производился так же, как и теперь в государственном учреждении – Консистории, и, следовательно, являлся, в сущности, “гражданским”, утратил с изданием закона о гражданском разводе силу, разрушающую брачные узы, и становится отныне как “развод” излишним. В силу изложенного, священники имеют право отказывать в церковном венчании лишь тем разведенным в гражданском порядке супругам, которые не предъявят гражданского акта (т[ак] наз[ываемой] “выписи из книги браков”) о заключении нового брака». Путятинское Епархиальное управление просило «уездные, волостные, сельские и приходские советы и комитеты бедноты сообщать ему, с препровождением соответствующих документов и приговоров, о всех случаях уклонения священников от исполнения настоящего, обязательного для всей епархии постановления, для привлечения их к законной ответственности как нарушителей не только церковных правил, но и государственного закона»[100].

В завершении собрание внесло изменения в состав «народного Епархиального совета, уполномоченного работать под общим руководством избранного народом архиепископа Владимира», утвердив его в нижеследующем составе: «Председатель(здесь и далее подчеркнуто в оригинале.– М. К.) гр[ажданин] Марыкин. Товарищ председателя священник (И.– М. К.) Утехин. Секретарь гр[ажданин] Цупак. Члены, избранные Общим собранием: священник Савельев, диакон Зубатыкин; граждане: Анисимов, Бакулин, Зеленков, Ивачев, Орлов, Филиппов, Хлебушкин. Члены приходских Советов: а) Богоявленского: председатель приходского Совета гр[ажданин] Дубков, члены: граждане Борисов, Гаврилов; б) Воскресенского: председатель приходского Совета гр[ажданин] Ращенбург; члены граждане Комиссаров, Чижов; в) от кафедрального собора: граждане Сластенов, Горбатов, Лебедев, Маркин, Степанов, Панкратов. Приветствовать включение в состав Совета представителя Боголюбского (так в тексте.– М. К.) прихода гр[ажданина] Хлебушкина и просить Епархиальное управление приложить все старания к тому, чтобы привлечь к совместной работе на пользу народа и народной Церкви членов и других приходов с целью более тесного объединения их во едино стадо с единым пастырем»[101].

Через несколько дней в соответствии с решением собрания по городу были расклеены листовки «Голос народа о положении церковного дела и архиепископа Владимира в Пензенской епархии». В них шла речь о незаконности любых кадровых решений Московской патриархии по Пензенской кафедре: «Состоявшееся в январе 1915 г. назначение архиепископа Владимира на Пензенскую кафедру, как, с одной стороны, неотмененное последующими противозаконными и противоканоническими распоряжениями неуправомоченных (так в тексте.– М. К.) установлений (каковы частное “Епископское совещание” и т[ак] наз[ываемый] “Львовский” Синод, “неканоничный” даже по мнению Московского Собора), с другой – утвержденное и подкрепленное всенародным избранием, сохраняет свою силу, и Высокопреосвященный Владимир должен быть признан не покидавшим вовсе своей (Пензенской) кафедры, или, точнее, временно лишь фактически (но не юридически) отстраненным силою от управления епархиею. Короче говоря, продолжает оставаться юридически и канонически “единственным законным Пензенским архипастырем” таков неоднократно раздававшийся при самой разнообразной обстановке “глас народа – глас Божий”. Все же остальные архипастыри, поставленные во главе Пензенской епархии вопреки “священным канонам” без избрания и даже против воли народа, в особенности назначенный “на живое место”, состоящий под судом и в силу этого не имеющий по закону права исполнять никаких служебных обязанностей общественного характера, епископ Иоанн, должны быть признаны незаконными, или (как выражаются св[ятые] отцы) “самочинными”, каковыми и считает на точном основании соборных и святоотеческих церковных правил православный народ»[102].

1(14) августа 1919 г. Путята, продолжавший именовать себя архиепископом, направил Патриарху Тихону письмо[103] (привезенное в Москву группой пензенских делегатов и переданное в канцелярию Патриарха 7/20 августа 1919 г.) с просьбой вернуть его «к жизни и деятельности… на пользу нашей общей Матери – святой православной Церкви». «Два года я переношу все усиливающиеся душевные муки и страдания в сознании того, что, будучи осужден безвинно… поставлен в такое ненормальное для иерарха положение, примера которому не знает православная Церковь. Чаша моих невыносимых переживаний переполнилась. Предо мною неотступно стоит роковой вопрос: прав ли я, оказав и продолжая оказывать формальное (здесь и далее подчеркнуто в оригинале.– М. К.) “неповиновение” Высшему священноначалию? Смиренно приношу покаяние в том, что оказал, по требованию народа, это “неповиновение” и следовательно формально неправ. Но мог ли я поступить иначе?.. Мог ли я бросить на произвол судьбы православный народ, единодушно и твердо сказавший мне: “Владыко! Вы страдаете невинно, оставайтесь по-прежнему нашим руководителем, мы разделим ваши страдания и не отпустим Вас от себя до того времени, когда с неопровержимою очевидностью обнаружится ваша несомненная для нас невиновность и Вы получите возможность если не остаться с нами навсегда, то вернуться к обычной творческой деятельности в рядах церковной иерархии; тогда мы возблагодарим Бога и с душевной радостью отпустим Вас от себя, проводим к месту Вашего нового святительского служения”. В полном единодушии с богохранимою паствою я питаю надежду, не покидающую человека даже в самом тяжелом, безвыходном положении, что это единственная[104], по Вашим словам, “вина” не будет вменена мне в грех, которому нет прощения... И слова Вашего Святейшества, обращенные к народным представителям, “передать архиепископу Владимиру совет не Патриарха, а брата во Христе”[105], являлся для нас спасительным лучом среди окружающаго душевнаго мрака, вселяют твердую уверенность в том, что Вы дадите мне возможность, дважды (в ноябре 1917 г. и в феврале 1918 г.) отнятую у меня, раскрыть перед Вами, как Отцом архиереев, свою истерзанную душу и положить благой конец всем прискорбным последствиям того чисто внешнего, формального “непослушания”, которое столь чуждо и моему внутреннему настроению, и самому духу произнесенных мною монашеских обетов… Вашего Святейшества, милостивейшего архипастыря и отца покорнейший послушник а[рхиепископ] Владимир».

Письмо Путяты было заслушано в соединенном присутствии Патриарха и Св[ященного] Синода на заседании 23 августа (5 сентября) 1919 г. и по итогам состоявшегося обсуждения вынесено следующее определение: «1) Все состоявшиеся постановления Высшей церковной власти относительно бывшего архиепископа Владимира (устронение (так в оригинале.– М. К.) от управления Пензенскою епархиею, лишение сана и отлучение от Церкви) находят полное согласие Святейшего Патриарха. Вместе с прочими архипастырями он признает за бывшим архиепископом Владимиром не только вину “формального неповиновения” Высшей церковной власти, но и все другие преступления, повлекшие к нему применение высшей меры наказания. 2) Святейший Патриарх в декабре 1917 г. действительно сказал именовавшим себя представителями народа: “Передайте архиепископу Владимиру совет не Патриарха, а брата [в]о Христе“… Но эти слова были сказаны в то время, когда Владимир был еще членом православной Церкви в звании архиепископа. 3) Снисхождение Церкви велико. Как мать, она приемлет всякого кающегося. И отлученный от Церкви бывший архиепископ Владимир может быть вновь принять в число чад ее. Путь, который ведет к восстановлению общения с Церковью, ему, богослову и юристу, известен»[106].

Тем временем в Москву прибыла вторая делегация из Пензы с письменным обращением сторонников Путяты к Патриарху Тихону, поступившим в канцелярию Патриарха 2(15) сентября 1919 г. Содержание текста свидетельствовало о том, что его авторы не знали о постановлении Патриарха и Св[ященного] Синода от 23 августа (5 сентября) 1919 г. В нем, в частности, говорилось: «Пензенская паства, умиленная до глубины души тем, что передали ей по возвращении из Москвы избранные и уполномоченные народом делегаты, сыновне благодарит Вас, своего отныне (здесь и далее подчеркнуто в оригинале.– М. К.) общего отца, за дорогое внимание и отеческую любовь, выразившиеся в обещании “сделать все возможное для того, чтобы вывести архиепископа Владимира из невыносимо тяжелого положения и поставить в то, которого он заслуживает по своим способностям и дарованиям”... Православный народ… теперь уверен, что “все будет сделано” Первоиерархом, которому остальные архиереи обязаны сыновним послушанием, и ожидает поэтому в самом непродолжительном времени формального восстановления своего избранника во всех правах епархиального архиерея, после чего Владыка, напутствуемый нашими горячими молитвами и пожеланиями, при первой возможности выедет в Москву, куда в настоящее время проезд не только затруднителен, но и опасен, и может в каждый данный момент оказаться совершенно закрытым. По возвращении первой делегации архиепископ Владимир немедленно прекратил служение и воздерживается от него даже в такие большие праздники, как Преображение – день его архиерейской хиротонии – и Успение Пресв[ятой] Богородицы, что весьма тяжко и неблагоприятно отзывается на молитвенном настроении народа, который поэтому просит утешить его благословением, возобновить прерванную службу»[107]. Вслед за пензенскими делегатами 28 августа (10 сентября) 1919 г., несмотря на тяготы пути и потенциальные опасности дороги в условиях Гражданской войны, направился в столицу и сам Путята, также не осведомленный о сути состоявшегося уже постановления Патриарха и Священного Синода от 23 августа (5 сентября) 1919 г.

Обстановку, сложившуюся в Пензе на момент отъезда бывшего архиепископа Владимира, детально описывает епископ Пензенский и Саранский Иоанн (Поммер): «По сведениям, полученным от руководителей Путятиной смуты, Путята выбыл в Москву для принесения лично и устно покаяния Святейшему Патриарху… На месте циркулирует несколько объяснений отъезда Путяты, при чем менее всего причиною отъезда его считают искреннее желание принести покаяние. Письмо от 7(20) августа 1919 [г.], посланное Святейшему Патриарху Путятой, укрепляет в недоверии к искренности его раскаяния. Если восстановите в правах, покаюсь, а не восстановите – и каяться не стану. Покаяние здесь – коммерческий прием и только. Больше доверия на месте встречают объяснения отъезда Путяты, не связанные с покаянием. На отъезд его смотрят как на маневр, имеющий целью ввести в заблуждение Высшую церковную власть, меня и народ. Путята и его сторонники будто бы будут домогаться пред Высшею церковною властию, чтобы по выбытии из Пензы Путяты и я, как непримиримый противник Путяты, был “убран” из Пензы. Это требование будто бы будет выставляться как условие, без выполнения которого Путята и путятинцы мириться с Церковью не станут. Когда же это условие в части касающейся меня будет принято и я буду “убран” из Пензы, тогда Путята, якобы “по требованию народа”, будто вернется в Пензу. Маневр этот якобы рассчитан на то, что массою мой перевод будет понят как осуждение моего образа действий, а возвращение Путяты – как достигнутая “народом” реабилитация “невинного страдальца”. Если бы мне был бы назначен преемник, то путятинский “народ” мог бы вновь принять меры застращивания и др. И если бы, несмотря на эти меры, преемник прибыл бы, то ему как человеку новому в Пензе пришлось бы вести борьбу в незнакомой обстановке, не имея друзей, а имея прямых врагов в лице путятинцев и недоброжелателей в лице “иоаннитов”, между тем как Путята имел бы возможность опираться на сорганизованный круг испытанных друзей и сильных “покровителей”… Существует, наконец, взгляд на отъезд Путяты как на “бегство”. Будто он осознал… безнадежность затеянной борьбы, с одной стороны, а с другой стороны – близость расплаты за деяния, могущие подлежать не только церковному, но и уголовному суду. Безнадежность затеянной борьбы в последнее время для него должна была стать особенно очевидной. Если весной и летом 1918 года за Путятой еще бегали толпы обольщенного народа, личность и дело его привлекали общее внимание и интерес, “общие собрания” народа по архиерейскому делу отличались многолюдством и страстностью, путятинские резолюции принимались “единогласно”, в путятинстве видели наростающую (так в тексте.– М. К.) серьезную оппозицию “официальной” (так в тексте.– М. К.) Церкви и “поддерживали”, – противники Церкви смотрели на Путяту с надеждою, сторонники и сочувствующие ему находились не только в невежественных массах, но и среди людей сознательных и даже среди кадрового духовенства, если тогда находились еще люди, готовые идти даже с оружием в руках на противников Путяты. Ныне не то: обольщенная темная толпа разочаровалась и охладела и к личности, и к делу Путяты, “общие собрания” народа стали до смешного малолюдны, единодушие и единогласие утрестились (так в тексте.– М. К.) даже в тесном кругу приверженцев, покровители отшатнулись, как только отшатнулась толпа, сторонники из кадрового духовенства: одни принесли покаяние, другие совершенно отошли от дел церковных. Путята остался окруженный кучкою истеричек, темных и упрямых невежд, держащихся за него не то из самолюбия, не то из самодурства, и духовными лицами путятинского производства, учиняющими пьяные дебоши в храмах. О распространении путятинщины, о дальнейшем росте ее не может быть и речи. Попытки пропаганды путятинщины обречены на неудачу и по безъидейности (так в тексте.– М. К.) дела, и по невежеству пропагаторов (так в тексте.– М. К.). Попытки насильственного вторжения в храмы и приходы не привели к желанным результатам… Полною неудачею окончились и попытки Путяты внести расстройство в управление епархиею путем устройства при своей особе “учреждений”, одноименных с нашими епархиальными учреждениями. Правда, значительная часть корреспонденции, адресованной нам, и некоторые просители стали ошибочно попадать к Путяте, и Путята делал свои распоряжения по делам, принадлежащим не ему[108]. Но и этот прием нам существенно не повредил, и Путяте не помог. Не помогло Путяте и то, что вследствие доносов его и [иных?] наши епархиальные учреждения несколько раз разгонялись, члены оных арестовывались, а состоящие при Путяте “учреждения” в это время функционировали. И правду, и учреждения наши всегда пока удавалось восстанавливать… Путята и его сторонники сумели завладеть тремя храмами г[орода] Пензы и юридически прочно утвердиться в обладании ими. Эти храмы служили и, вероятно, будут служить главною ареною для вредных и прискорбных выступлений Путяты. Насильственное отобрание этих храмов, хотя нас много, а путятинцев кучка, немыслимо, потому что поход на храмы, гражданскою властию зафиксированные в согласии с требованиями декретов за путятинцами, был бы растолкован как мятеж против существующей гражданской власти и мог бы повлечь за собою последствия м[ожет] б[ыть] даже кровавые. Пред местною властию по вопросу о возвращении нам зафиксированных за путятинцами православных храмов дело возбуждено и в первой инстанции решено в нашу пользу, но путятинцы обжаловали решение. Предстоит новый разбор дела, и мы уповаем, что дело опять решится в нашу пользу. Победители мира не просят. Очевидно и Путята, почувствовав проигрыш затеянной борьбы, запросил мира у св[ятой] Церкви, но при этом он совершенно упускает из вида, что мир с Церковью достигается покаянием. Затеянные Путятою “мирные переговоры”, с сопутствующими им дипломатическими и военными приемами, конечно, ничего общего с покаянием не имеют. Значение Путяты как вредителя вертограда Христова становится все меньше и меньше и раздутый им костер можно, без всякой опаски распространения, предоставить тому спокойному порядку угасания, какой наблюдается ныне: меньше чаду и дыма»[109].

Между тем отъехав из Пензы 10 сентября в московском направлении, 15 сентября 1919 г. Путята был снят с поезда. Подробности происшедшего сам Путята излагал в записке, направленной на имя Патриарха Тихона (без даты, не позднее 7/20 сентября 1919 г.): «В радостной надежде на скорое возвращение того, что мне дороже всего на свете, дороже жизни – деятельного архипастырского служения на ниве Христовой я при первой возможности получить долго не выдававшийся пропуск пустился в неимоверно трудный путь и уже приближался в (так в тексте.– М. К.) Москве, как на ст[анции] Нечаевской (160 в[ерст]) меня задержали “по обвинению в антисоветской пропаганде” вместе с двумя народными делагатами (так в тексте.– М. К.), которые сообщат Вам подробности этого столь неожиданно возникшего “политического дело” (так в тексте.– М. К.) и вручат настоящее, быть может, последнее (здесь и далее подчеркнуто в оригинале.– М. К.) письмо. Ехавшая в вагоне еврейка, член Арзамасского Исполнительного комитета заявила транспортной Чрезвычайной комиссии, что я возбуждал народ (пассажиров) против советской власти, развивая учение о нетлении мощей и почитании икон. На самом деле я вел по просьбе некоторых спутников беседу, самую обыкновенную, по этому предмету и по бракоразводному вопросу, конечно, в духе св[ятой] православной Церкви: в этом быть может моя вина! Собеседники благодарили за разъяснения, а один из них – неправославный латыш – даже весьма резко и основательно возразил одному присоединившемуся к еврейке моряку, исказившему мои слова, что я вступил в простой разговор на злобу дня по их общей просьбе, и это подтвердили все, кроме 5–6 человек, пассажиры – тоже “советские работники” и красноармейцы. Несмотря на это меня сняли с поезда, а допрос обвинителей и свидетелей (по моей просьбе, всех ехавших в вагоне) поручили произвести юному (17 л[ет]) и неопытному комиссару соседней станции Черусти, который (без всякого умысла, я полагаю) ограничился допросом лишь трех обвинителей и двух подтвердивших их заявление свидетелей, согласившихся дать показания тут же, во время остановки поезда. Остальные остались и по необходимости останутся недопрошенными за невозможностью их вызвать. Сейчас меня везут к допросу в участковую комиссию – обратно в Муром, откуда я, может быть, уже не возвращусь. Пред лицом смерти, более чем возможной вследствие созданной описанною обстановкою беззащитности, земно кланяюсь своему Святейшему Отцу и всей во Христе братии моей, прошу прощения вольных и невольных прегрешений, умоляю прислать в заточение предсмертное утешение – приобщение к сонму иерархов и, если возможно, отпеть в случае отшествия ко Господу по чину погребения священников. Если же, милости Божиею, останусь жив, немедленно к Вам»[110].

Снятый с поезда Путята был передан в руки Муромской участковой транспортной Чрезвычайной комиссии, которая завела на бывшего архиепископа уголовное дело, обвиняя его в том, что 14 сентября 1919 г. он вел «антисемитскую и контрреволюционную агитацию среди попутчиков (в том числе среди «несознательной части красноармейцев») в штабном вагоне поезда № 21[111]. 16 сентября 1919 г. коллегия участковой транспортной Чрезвычайной комиссии на станции Муром на своем заседании приняла постановление «Дело передать вместе с личностью гр[ажданина] Путята в РТЧК (Районную транспортную Чрезвычайную комиссию.– М. К.) Центра для принятия соответствующего наказания за контрреволюционную агитацию»[112]. 19 сентября 1919 г. уже Московская ЧК завела дело «по обвинению гр[ажданина] Путяты Владимира… в контрреволюционной агитации»[113].

В тексте заключения РТЧК Центра от 21 (или 25) сентября 1919 г. говорилось: «Рассмотрев дело №… по обвинению в контрреволюционной агитации архиепископа Владимира Путяты, нахожу что [обвинительные показания] тов[арища] Шер[еметьева][114] противоречивы. Предлагаю освободить из-под стражи архиепископа Владимира, взяв с него подписку о невыезде из пределов гор[ода] Пензы и по прибытию после 30 сентября с. г. № дела передать в Пензенскую ГубЧК для [дальнейшего расследования] и допросить т[оварища] Кузнецова Михаила Венедиктовича, зав[едующего] отд[елом] записей актов гражданского состояния[115], и Пугул Петра Яковлевича, зав[едующего] отд[елом] юстиции при Пензенском Совете р[абочих] и к[рестьянских] д[епутатов], которые с архиепископом Владимиром вместе работали и которые могут характеризовать его деятельность [по политической почве]»[116]. 27 сентября 1919 г. коллегия РТЧК Центра постановила в отношении Путяты: «Из-под стражи освободить, взяв подписку о невыезде из г[орода] Пензы. Дело передать на рассмотрение в Пензенскую ГубЧК»[117].

В тот же день, 27 сентября 1919 г., Путята проинформировал Патриарха Тихона о том, что находится на свободе (в Москве), заметив при этом: «Освободившись чудом от заточения, угрожавшего самыми тяжелыми последствиями, я был в полной уверенности, которую вселили в меня народные представители, основывавшиеся на Ваших словах, что в понедельник 9/22 сентября (так в тексте.– М. К.) “обязательно состоится окончательное решение”, возвращающее меня к жизни и деятельному служению св[ятой] Церкви. Неожиданное же известие о том, что, избежав смерти телесной, я все еще не избавился от смерти духовной, окончательно сразило меня, уже сильно потрясенного прежними переживаниями, я и теперь с трудом передвигаюсь. Но по зову Первосвятителя и Отца моего, конечно, явлюсь немедленно, хотя бы и полуживым»[118].

Еще через 2 дня отреагировали на изменившуюся вокруг Путяты обстановку и сами «избранные народом представители», передавшие 16/29 сентября 1919 г. в канцелярию Патриарха письмо[119], излагавшее их позицию в следующих выражениях: «Народ ожидает восстановления нарушенной правды или, точнее, замены правды внешней, формальной, человеческой, во имя которой приняты все достигшие обратной цели меры претительного характера, правдою внутреннею, действительною, Божиею, требующею признания архиепископа Владимира не покидавшим своей кафедры Пензенским архипастырем (здесь и далее подчеркнуто в оригинале.– М. К.). Таков «глас народа – глас Божий», обоснованный на священных канонах, по которым решение Собора епископов, состоявшегося помимо «первого епископа», не имеют законной силы и исполнению не подлежат: таковы все решения, ка[саю]щиеся архиепископа Владимира, как принятые без участия уклонившегося от столь явно неправого дела Первоиерарха Российской Церкви[120], и, следовательно, недействительные не только по существу, но и по форме»[121].

Оба процитированных выше письма (Путяты от 27 сентября и недатированное обращение «народных представителей») были прочтены Патриархом 16(29) сентября 1919 г. В тот же день, согласно распоряжению Святейшего, «делопроизводство Судебного отдела» препроводило «бывшему архиепископу Владимиру (Путяте)» копию письма члена Священного Синода, экзарха Кавказского, митрополита Тифлисского и Бакинского Кирилла (Смирнова)[122] на имя епископа Пензенского и Саранского Иоанна[123] от 2 (15) сентября 1919 г. в качестве официальной позиции Высшего церковного управления Православной Российской Церкви. В письме воспроизводился процитированный выше текст постановления Патриарха и Священного Синода, принятого на заседании от 23 августа (5 сентября) 1919 г. (как ответ на первое обращение Путяты к Патриарху, отправленное из Пензы 1/14 августа и полученное в Москве 7/20 августа 1919 г.)[124].

На следующий день, 17 (30) сентября 1919 г., Путята, на тот момент продолжавший все еще находиться в столице и, надо полагать, уже успевший познакомиться с позицией Высшего церковного управления Православной Российской Церкви, направил Патриарху Тихону текст «представления». Вновь последовательно воспроизведя все этапы своего «дела» (в собственной, естественно, интерпретации), автор делал вывод, что «коренное нарушение священных канонов обязывает признать основанное на нем решение недействительными и, следовательно, подлежащими отмене. На эту строго-каноническую точку зрения и стал православный народ, когда не отпустил меня от себя для отбывания наказания, наложенного за несуществующую, измышленную и самими же судьями отвергнутую вину… Народ открыто стал на защиту попранной и самоуправно присвоенной себе пресвитерами иерархической власти, для восстановления престижа которой достаточно было сделать один незначительный шаг: восстановить меня на Пензенской кафедре, на что выражали свое согласие, даже считали (коль скоро опровергнуто обвинение) обязательным и Вы, Ваше Святейшество, когда об этом просила от имени Пензенской паствы первая народная делегация в ноябре 1917 года. Вместо такого исполнения мудрого первосвятительскаго предназначения, которое сразу и окончательного установило бы прочный ненарушимый церковный мир, последовали одно за другим прещения, усиливавшиеся по мере возрастания достойного всякого поощрения (особенно в переживаемое нами время) духовного объединения православной паствы… отчаявшись в возможности осуществления неотъемлемых законных прав, из которых самое драгоценное – право избрания себе пастырей по сердцу, народ решил, точнее, счел себя вынужденным стать на самостоятельный путь: избрал меня древним каноническим способом – per acclamationem – на Пензенскую кафедру и объявил, что он не примет другого архиерея, а от меня потребовал, чтобы я начал служение в принятом им в свое непосредственное заведывание кафедральном соборе». В заключительной части «представления» Путята обращался к Патриарху с призывом к христианскому милосердию, ходатайствуя о возвращении его к жизни, которой нет для него «вне деятельного служения Богу и “малым сим”, верующим в Него», об отмене последовавших о нем, бывшем архиепископе Владимире, административных и судебных решений и о восстановлении его во всех правах епархиальнаго архиерея, подчеркивая, что «в переживаемую св[ятой] Церковью годину тяжелых испытаний… мы, пастыри ее, вместо того, чтобы выбрасывать за борт церковнаго корабля друг друга – своих самим Богом данных нам спутников по бурному житейскому морю, должны все сплотиться вокруг нашего общего победного знамени – Креста Христова и – по завету Апостола “блюсти единение духа в союзе мира”. Вашего Святейшества, милостивейшаго архипастыря и отца, покорный послушник Владимир, б[ывший] архиепископ Пензенский и Саранский»[125].

Через 2 недели, 27 сентября (10 октября) 1919 г., не дожидаясь реакции Патриарха на свое предыдущее обращение, Путята направил Святейшему Тихону (опять-таки из Москвы) 2-е «представление», содержавшее 6 доказательств («поводов») коренного нарушения священных канонов «во всех стадиях процесса, начиная с дознания»: «Столь существенное по своим последствиям, хотя и формальное по природе нарушение священных канонов (здесь и далее подчеркнуто в оригинале.– М. К.), несоблюдение которых лишает действия исполнительной церковной власти присущей им обязательной силы, представляется вполне достаточным законным основанием для признания всех последующих мероприятий в этом направлении недействительными, а основывающихся на этом и других канонических нарушениях решений о лишении кафедры, а затем и самого права быть избранным на таковую, заточении (по замыслу, конечно, пожизненному) в духовной тюрьме, запрещении священнослужения, извержении и отлучении от Церкви – подлежащими отмене во всем объеме и со всеми последствиями… Такое обилие формальных нарушений… побудило православный народ и меня, по его требованию, оказать формальное неповиновение… Народ убеждался в том, что голос его, называемый “гласом Божиим”, остается “гласом вопиющего в пустыни”, а неизменным ответом на его ходатайства являются “отклонение” таковых по формальной причине (“за состоявшимся решением”) и прогрессивное усиление репрессий. Если прибавить к сказанному сознательное отношение его к авторитету священных канонов, который должен быть, по народному убеждению, непререкаем прежде всего для высшей церковной власти, и уверенность в том, что Флорищева пустынь была назначена местом пожизненнаго заключения и (почти наверно) преждевременной могилы, то станет понятным, почему мы, не желая брать на душу смертный грех духовного самоубийства, избрали “из двух зол меньшее”, и следуя примеру моих судей, предпочли непослушание (во всяком случае менее тяжкое, чем нарушение церковных правил, как оказанное не законодательной, а только исполнительной в Церкви власти) в расчете, что допущенная роковая ошибка должна быть во что бы то ни стало исправлена путем отмены всех решений, начиная с 1-го августа 1917 г., административных и судебных, поскольку ими нарушаются священные каноны “единой, святой, соборной и апостольской Церкви” православной. О таковой отмене с тем вос[с]тановлением во всех правах епархиальнаго архиерея, на котором во имя справедливости настаивает православный народ, я и прошу Ваше Святейшество и Собор епископов, которому предстоит вывести на свет Божий злонамеренно искаженную истину и тем окончательно водворить вожделенный церковный мир. Вашего Святейшества, милостивейшего архипастыря и отца, покорный послушник Владимир, б[ывший] архиепископ Пензенский и Саранский»[126].

В день получения от Путяты второго «представления», 27 сентября (10 октября) 1919 г., оба письма бывшего архиепископа Владимира (от 17/30 сентября и 27 сентября / 10 октября 1919 г.) были заслушаны Патриархом и Священным Синодом, принявшими постановление, гласившее: «1) Ввиду того, что лишенный архиерейского сана и отлученный от Церкви бывший архиепископ Пензенский Владимир (ныне Всеволод Путята) лишен архиерейского сана постановлением Собора епископов, почему разрешение вопроса о правильности или неправильности такового постановления не подлежит рассмотрению Святейшего Патриарха и Священного Синода, в обсуждение по существу ходатайства о пересмотре постановления о лишении его сана не входить и 2) разъяснить бывшему архиепископу Владимиру (ныне Всеволоду Путяте), что в случае раскаяния в содеянных церковных преступлениях, вызвавших применение к нему отлучения от Церкви, и желания пребывать в общении с Церковью в ожидании рассмотрения дела его предстоящим Собором, коему принадлежит разсмотрение сего дела по существу, он, бывший архиепископ Владимир (ныне Всеволод Путята), должен обратиться с определенным и ясным по сему предмету ходатайством. О чем и поручить Синодальной канцелярии объявить бывшему архиепископу Владимиру, ныне Всеволоду Путяте, а Преосвященному Пензенскому Иоанну послать указ»[127].

Путята, все еще не покинувший Москвы, практически немедленно, отреагировал на постановление Синода «прошением» на имя Патриарха: «Повторяя раскаяние, выраженное в письме от 7/20 августа с/г.[128], сыновне прошу Вас, Святейший Владыко, и Священный Синод снять то отлучение, о котором говорится в послании Вашего Святейшества от 10/23 мая 1918 года. Вашего Святейшества, милостивейшаго архипастыря и отца, покорнейший послушник Владимир, б[ывший] архиепископ Пензенский»[129]. 4(17) октября 1919 г. Патриарх и Синод постановили: «Поручить членам Священного Синода митрополиту Владимирскому Сергию[130] (Страгородскому.– М. К.) и архиепископу Архангельскому Нафанаилу (Троицкому.– М. К.) установить формулу покаянного оглашения отлученного от Церкви бывшего архиепископа Владимира, ныне Всеволода Путяты, для принятия его в общение церковное. О чем послать Пр[еосвященным] Сергию и Нафанаилу указы и поручить Синодальной канцелярии объявить просителю»[131].

Сохранился черновой вариант текста «формулы покаянного оглашения», предназначенного для Всеволода Путяты: «Признаю себя виновным в том, что будучи извержен Собором епископов Всероссийской Церкви от архиерейского[132] сана, дерзал, вопреки каноническим воспрещениям, совершать священную службу по прежнему своему обычаю, священнодействовать и рукополагать, производя тем соблазн церковный и смуту в некогда вверенной мне Пензенской епархии; приношу раскаяние в таковых своих деяниях и прошу Высшее церковное чиноначалие, Святейшего Патриарха и Священный Синод принять меня, отлученного от Церкви, в общение церковное и определить мне место послушания, в коем пребывая, мог бы я, в общении со Святою Церковью, ожидать пересмотра моего дела Священным Собором, в надежде восстановления в архиерейском сане. Со своей стороны, обязуюсь принять меры к прекращению порожденной мною и моими действиями церковной смуты в Пензе и Пензенской епархии и привлечь[133] впадших в церковный соблазн от моих действий лиц к раскаянию и послушанию во всем Церкви. Примечание: Произнесение формулы покаяния сопровождается чинопоследованием применительно к 3-му чину и бывшему воссоединению айсорского[134] епископа Мар Ионы[135] с ответственными (так в тексте.– М. К.) сокращениями и изменениями» [136]. Однако «формула раскаяния» оказалась не востребованной[137]. Причиной тому стала встреча бывшего архиепископа Владимира с уже упоминавшимся следователем районной транспортной ЧК Центра А. Р. Свиклиным[138], состоявшаяся в середине сентября 1919 г. во время поездки Путяты из Пензы в Москву.

Путята впервые попал в поле зрения ответственных сотрудников ВЧК не позднее весны 1918 г. Ориентировочно 21 мая 1918 г. заведующий «Отделом контроля складов при ВЧК» [139] А. Антонов направил в Отдел по борьбе с контрреволюцией ВЧК служебную записку следующего содержания[140]: «В свое время я дал т[оварищу] Полукарову[141] справку о Пензенском архиепископе кн[язе] Путяте и его конфликте с высшим епископским советом, кончившемся осуждением его, и в ответ на это объявлением автокефалии Пензенской епархии. Чтобы расколоть Церковь и дать опору колеблющимся элементам я советовал оказать поддержку Путяте. Кажется, по этому дело (так в тексте.– М. К.) ничего не сделано»[142]. Уже через несколько дней, 25 мая 1918 г., Ф. Э. Дзержинский собственноручно написал письмо в Совет Народных Комиссаров: «Пензенский архиепископ Путята в конфликте с высшим еписковским (так в тексте.– М. К.) советом, кончившемся осуждением его, и в ответ на это объявлением автокефалии Пензенской епархии. Необходимо оказать поддержку Путяте»[143].

Были ли сделаны конкретные шаги в этом направлении и какие именно –известно. Есть основания предполагать, что нет. Единственный доступный нам директивный документ центрального аппарата ВЧК – Циркулярное письмо ВЧК № 1 от 1 июля 1919 г. – упоминания фамилии Путяты не содержит. В тексте раздела «О духовенстве» присутствуют лишь рамочные суждения: «За истекший 3-х месячный период среди православного духовенства замечаются в связи с общими политическими событиями и работой на фронте сильные расслоения, появились и группы сочувствующих большевизму и активно выступающих вместе с большевиками, по преимуществу из священников среди сельского провинциального духовенства. Последнее обстоятельство, удостоверяемое как митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским[144].– М. К.), так и Патриархом в Москве, объясняется пробуждением сознания, что после первоначальных строгих мер, применяемых к отдельным представителям духовенства Чрезвычайными комиссиями, и после подавления отдельных выступлений духовенства ГубЧК, наступил период затишья и спокойных отношений между белым духовенством и местной властью… Ввиду близости духовенства к народу и исторической коренной связи с ним, необходимо всеми мерами способствовать привлечению сочувствующих большевизму священнослужителей (священников и дьяконов) к совместной работе с советскими властями на местах, образуя, по возможности, губернские и уездные ячейки сочувствующих большевизму духовных лиц, но совершенно исключая монашествующих всех родов, которые должны находиться под усиленным наблюдением… Вообще, в виду образования в Петрограде Комитета православного духовенства, сочувствующего новому строю и активно ему содействующего, а также нарождению в Москве явно определившегося сильного течения в эту сторону, весьма важна присылка в ВЧК с мест самых точных и возможно подробных сведений о местном духовенстве с перечислением случаев, когда в епархии нет архиереев (указать причины этого), а также с сообщением списков как наличного духовенства (перечислить имена и адреса), так и находящегося в тюрьмах, с поименованием всех казненных (указать причины этого) за революционный период»[145].

Прошло еще несколько месяцев, и 16 октября 1919 г. следователь Районной Транспортной Чрезвычайной Комиссии (далее – РТЧК) Центра А. Р. Свиклин обратился в Президиум ВЧК с докладной запиской, в которой излагал обстоятельства своего знакомства с Путятой. Речь шла о том, как бывший архиепископ Владимир 15 сентября 1919 г. был ссажен с поезда, допрошен на станции Муром Московско-Казанской железной дороги и арестован. Ему были предъявлены обвинения «в признании мощей и тем самым в непризнании советской науки». После проведенных следственных действий Свиклин совместно с заведующим следственной части РТЧК Центра Петровым «пришли к заключению, что пензенскому народу, который стремится отстаивать свои права, необходимо оказать помощь в этом вопросе со стороны центральной власти». 15 октября 1919 г. Свиклин с Петровым как частные граждане были приняты Патриархом и рядом членов Священного Синода, однако разговор оказался безрезультатным. Свиклин полагал, что действия членов Синода можно было бы трактовать как нарушение декрета о свободе совести, выражающееся в воспрепятствовании свободному отправлению религиозных обрядов. Свиклин настаивал на необходимости «добиться восстановления» в прежнем сане архиепископа Владимира, «который может в громадном размере повести темные массы по нам желанному пути». Для уточнения деталей Свиклин попросил вызвать Всеволода Путяту в Президиум ВЧК[146].

Надо полагать, по сути докладной записки руководство ВЧК приняло положительное решение. Об этом свидетельствуют 2 документа. 1-й – «удостоверение» Секретного отдела ВЧК от 15 ноября 1919 г.: «Предъявитель сего т[оварищ] Свиклин А. Р. уполномачивается (так в тексте.– М. К.) Секретным отделом ВЧК вести дело Пензенского архиепископа Владимира (Всеволода Путята), а также переговоры со всеми учреждениями и лицами по означенному делу, что подписью и приложением печати удостоверяется». 2-й документ – «мандат» Секретного отдела ВЧК от 19 ноября 1919 г.: «Дан сей тов[арищу] Свиклину А. Р., сотруднику Секретного отдела ВЧК, в том, что он командируется в г[ород] Пензу (в Губ[ернскую] Чрезв[ычайную] Комиссию) для выполнения крайне ответственной, государственной важности задачи. Всем советским учреждениям Секретный отдел ВЧК предлагает тов[арищу] Свиклину оказывать всяческое содействие при выполнении возложенных на него поручений. Кроме того, железнодорожным властям предлагается тов[арищу] Свиклину оказывать содействие в проезде из г[орода] Москвы до г[орода] Пензы и обратно. Что подписью и приложением печати удостоверяется».

Параллельно к чекистской операции с Путятой подключился и Председатель «Исполнительного комитета по делам духовенства всея России» («Исполкомдуха») А. Ф. Филиппов[147]. 8 ноября 1919 г. он обратился к Патриарху Тихону с нижеследующим письмом: «Его Святейшеству Владыке Патриарху всея России председателя Исполнительного Комитета по делам духовенства всея России. Комитет в заседании от 2-го ноября с.г. имел свое суждение по вопросу об уместности и возможности приглашения б[ывшего] архиепископа Пензенского Владимира к участию в работах Комитета по делам духовенства и, в частности, об оказании ему помощи, ввиду ареста его и привлечения как Рязанской Чрез[вычайной] Комиссией, так и Всероссийской, к ответственности по подозрению его в организации “Союзов христиан”, прикрывающих агитационно-контрреволюционные гнезда. Комитет ввиду резко и открыто непримиримого настроения владыки архиепископа Вятского Никандра[148], высказавшегося в заседании о личности Владимира и его деятельности, а также на основании имеющихся в распоряжении Комитета материалов, характеризующих Владимира с отрицательной стороны, не мог поступить иначе, как отказаться от приглашения б. архиепископа Владимира(здесь и далее курсив в оригинале.– М. К.). Но, с другой стороны, та исключительная энергия, которой обладает Владимир, наряду с образованием и особым темпераментом общественного деятеля и бойца, литературные дарования его, а, главное, особенности его личного воздействия на публику, что засвидетельствовано не только отдельными эпизодами его служения в различных епархиях России, но и пребывания за границей, напр[имер], в Риме, делают фигуру его интересной для использования в таком учреждении, как наш Комитет, где светский элемент является активным, а духовенство выступает скорее в роли экспертов и свидетелей, контролирующих работу, и где приходится принимать во внимание не столько внутренние побуждения отдельных участников дела и характеристику их предшествовавшей деятельности, сколько необходимость их для данного момента и достижения при помощи их конечных результатов. Вот эти-то соображения и побуждают Комитет прежде, чем остановиться на отрицательном выводе, просить Высшую духовную власть помочь Комитету необходимыми данными и материалами для суждения о б[ывшем] представителе российской церковной иерархии. Комитет просит предоставлением, временно, подлинного производства по делу Владимира дать ему возможность для непосредственного ознакомления с содержанием обвинений, в разное время возбужденных против б[ывшего] архиепископа Владимира, с отзывом духовного его начальства по поводу нынешнего его состояния и отношений к духовному ведомству и иерархии, а также с указанием на то, имеет ли право и основания советская власть в порядке административном или судебном возобновить рассмотрение ранее возбужденных и прекращенных духовной властью, или исчерпанных ею, т. е. законченных, дел. Комитет имеет эту необходимость не только для случая защиты б[ывшего] архиепископа Владимира от обвинений, если бы он нуждался в подобной защите, и если обвинения представляются несправедливыми, но и в том случае, когда советская власть, осведомившись о делах, возбужденных против Владимира, найдет удобным или необходимым возбудить, в свою очередь, преследование, в обычно принятом в революционный период порядке, против всех, принимавших прямое или косвенное участие в процессуальных действиях за Владимира, или против него. Вашего Святейшества преданный почитатель Алексей Филиппов»[149].

От имени и по поручению Священного Синода ответ Филиппову дал протопресвитер Н. А. Любимов[150]: «На соединенном заседании Высшего церковного управления 1/14 сего ноября заслушано было присланное Вами на имя Святейшего Патриарха письмо[151]… С большим смущением выслушано было мною это Ваше письмо по нижеследующим основаниям: 1) Для меня явилось совершенно неожиданной новостью то постановление или, если хотите, поручение Комитета, на основании и во исполнение которого Вы обратились к Патриарху с вышеозначенной просьбой. Не только от Вас, но и от кого-либо из остальных членов нашего Комитета я ни разу не слыхал о таковом постановлении. Возможность такой неосведомленности моей, да и других опрошенных мною уже после заслушания Вашего письма членов нашего кружка, очевидно, зависит не столько от неаккуратности в посещении членами заседаний Комитета (каковой вины по совести за собой признать не могу), сколько именно от того, что записи наших мнений и суждений и даже принятых общим голосом решений и постановлений в первое время (на 3–4 заседаниях) совсем не велось, а затем если и стала производиться, то во всяком случае не оповещается во всеобщее сведение и не предлагается для общей подписи и утверждения. Вот и результаты такого странного, даже и для «частной» организации (каковою, по Вашему же неоднократному заявлению, является председательствуемый Вами «Исполкомдух»), ведения дела: решение состоялось, на основании его даже предпринимаются те или другие мероприятия председателем или президиумом, а члены Комитета даже и не осведомлены о таковом постановлении. И когда наши сочлены по Высшему церков[ному] управлению обратились ко Владыке Никандру (Феноменову.– М. К.) и ко мне за разъяснением мотивов просьбы Исполкомдуха, мы бессильны были дать какие-либо разъяснения по своей полной неосведомленности. А между тем естественным, казалось бы, раз дело касается просьбы, направляемой в Высшее церковное управление, чтобы таковая просьба направлялась, если не через посредство тех членов Комитета, которые в тоже время являются и членами церковного управления, то во всяком случае хотя бы с их ведома. 2) По существу, просьба Комитета повергла меня в страшное недоумение. Не говорю уже о том, что частные лица, обращаясь с такой просьбою, проявляют, попросту говоря, какое-то странное любопытство в деле, их нисколько некасающемся и незатрогивающем (так в тексте.– М. К.) непосредственно их интересов, а потому, естественно, все таковые просьбы, если и имели когда-либо место в практике церковного или гражданского суда, никогда не удовлетворялись. Зная это, я лично ни в каком случае не мог бы присоединиться к такой просьбе. Не понимаю я и ее мотивов. Если Исполкомдух хочет, ознакомившись со всеми подробностями дела Путяты, сам посудить, справедливы ли решения Церковного суда и соответствует ли строгость кары величине преступления, совершенного виновным, то это только праздное любопытство и ничего более: повлиять как-либо на изменение отношений Высшей церковной власти к осужденному и на строго канонических основаниях извергнутому из недр православной Церкви лицу, бессилен не только наш Исполкомдух, но бессильна и всякая власть на земле, кроме той, которой Самим Господом предоставлено право вязать и решить, только власти епископской… А в данном случае и при наличности восстановившегося, благодарение Господу, в Российской Православной Церкви “соборного” строя реабилитировать лишенного сана епископа и восстановить его в сущем сане может только разве один Всероссийский церковный Собор. Даже Святейший Патриарх правомочен разве только вернуть отлученного в недра православной Церкви, но и то, без сомнения, при условии его чистосердечного раскаяния и искреннего сознания своей виновности. Отсюда ясно, что какое бы мнение о правильности и законности решения церковного суда на Путятою ни составил наш Исполкомдух, он бессилен повлиять на пересмотр и перерешение этого суда, произведенного по строго и всесторонне обследованным каноническим правилам и основаниям. Непонятными для меня являются и другие побуждения (поскольку о них можно догадываться на основании Вашего письма), заставляющие Комитет подробнее ознакомиться с делом Путяты: может ли Исполкомдух влиять как-либо на безопасность и вообще судьбу тех лиц, которые или отрицательно относились к его личности и деяниям, или, наоборот, помогали ему. Сомневаюсь, ибо не вижу в результатах раннейшей его работы каких-либо оснований для утешительных перспектив, в частности и в дальнейшем движении Путятинского дела. Пусть даже советская власть, взявшая все дело Путяты к себе, убедится в неправоте его решения в области церковного суда и предъявит к Высшей церковной власти решительное требование пересмотреть и перерешить дело, как того якобы требует сам народ, заранее могу сказать: никакое подобное требование, какими бы мерами прещения оно ни сопровождалось, не будет и не может быть исполнено церковною властию, и дело все останется на той же мертвой точке, по крайней мере до Собора. Единственно, что в данном случае мог бы и, по моему мнению, должен был сделать наш Комитет, это обратиться не к церковной, а к современной светской власти и настойчиво просить ее не вмешиваться во внутреннюю жизнь Церкви, в дело церковного чисто суда над нарушителем закона Христова и канонических правил св[ятых] апостолов и Вселенских Соборов, каковой суд всегда был и будет исключительным прерогативом (так в тексте.– М. К.) церковной власти»[152].

Тем временем чекисты приступили к планомерному осуществлению операции по возвращению Путяты на Пензенскую кафедру. 11(24) ноября 1919 г. Пензенской губЧК были арестованы[153] епископ Иоанн (Помер)[154] и игумения пензенского Троицкого монастыря Руфь[155]. Как сообщала газета «Красное знамя» (орган Пензенского губернского комитета РКП(б) и Пензенского губисполкома), «Иоанн обвиняется в контрреволюционной деятельности. Его правая рука и председатель совета братств бывший присяжный поверенный Бессонов оказался одним из руководителей пензенской монархической организации, имевшей связь с московским “Национальным центром”… Иоанн не брезговал и мелким вымогательством у прихожан, у которых он служил молебны»[156].

4 декабря 1919 г. Совет «Братства православных христиан» Пензенской епархии[157], легально (на основании устава, утвержденного 1 августа 1918 г.) действовавшей структуры, подчинявшейся Священному Синоду, направил в СНК РСФСР заявление, из которого явствовало, что арестованный епископ Иоанн 30 ноября из Пензы увезен и ему «никаких обвинений не предъявлено». «Настоящим мы ходатайствуем о скорейшем рассмотрении дела епископа Иоанна об освобождении его и возвращении к месту его служения в г[ород] Пензу, где владыка пользуется любовью и уважением большинства рабочего класса и жителей… Братство находит необходимым довести до Сведения Совнаркома, что в Пензу вернулся бывший архиепископ Владимир, ныне лишенный сана Высшей церковной властью и отлученный от Церкви… Всеволод Путята, который противно канонических правил и воли народной насильственно домогается взять церковную власть в Пензе в свои руки. Прежние попытки его в этом направлении остались ничтожными, а потому в настоящее время он явился в Пензу с представителем ВЧК граж[данином] Свиклиным и с помощью его хочет достигнуть своей цели. Большинство христиан г[орода] Пензы не сомневаются, что Владыка Иоанн арестован по какому-либо доносу Путяты, который вообще не стесняется в средствах для достижения своих тщеславных домогательств... Утверждаем, что никогда Владыка Иоанн ни с церковного амвона, ни в частной беседе с частными и многими посетителями, не касался политики, служа лишь Церкви и поддерживая духовно свою паству»[158].

Как только Путята появился в Пензе, по городу от имени «Владимира, архиеп[ископа] Пензенского и Саранского» началось распространение текста «Воззвания к духовенству и православному народу Пензенской поместной Церкви». Оно было обращено ко всем «кто сознательно руководясь внутренним голосом своей совести верует и живет по Евангелию, в союзе действенной и самоотверженной любви христианской со своими ближними, насаждая на земле то Царство Божие, которое провозглашается и современным государственным нравом (так в тексте.– М. К.) в основном положении коммунистического социализма свобода, равенство и братство… Обновление церковной жизни по образцу первых не напрасно называемы (так в тексте.– М. К.) золотым веком христианства, когда “у многих верующих было одно сердце и одна душа” и когда исполнялось (так в тексте.– М. К.) в точности заповедь Евангелия “кто хочет среди вас быть больший, то будет всем слугой”, не могло не возбудить самого решительного противодействия со стороны тех, кто привык, чтобы, наоборот, меньшая братия, то есть народ, служили им и интересам замкнутого духовного сословия, возглавляемого дорожащими своим чуждым православию положением “князей Церкви” приверженцами старого строя, забывшими или намеренно отрицающими православное учение, по которому иерархия только в духовенстве, а самое “тело Церкви” – православный народ в союзе любви со своими избранными (а не бюрократически назначенными) пастырями и архипастырями, есть истинная Церковь, созданная Христом для спасения людей от зла путем водворения на земле превосходящих всякий разум мира и любви Христовой… Совершилось искусственное во вред Церкви и народу разделение паствы на два враждующих стана, из которых меньший по количеству, но отличающийся непримиримостью и неоднократно отклонявший призыв к объединению со стороны большинства – рабоче-крестьянской массы – дошел до проклятия своих братьев по вере церковного (так в тексте.– М. К.) амвона. Но народ остался твердым и непоколебимым до конца. Для того чтобы никто не мог упрекнуть его в неправоте и нетерпимости, он решил использовать все средства восстановления нарушенного по необходимости и против его воли единства, но все его усилия разбились, и теперь, как два года назад, об упорство тех, кто сведение личных и сословных счетов ставит выше служения народу, тем “труждающимся и обременным”, которых проимуществено перед прочими (так в тексте.– М. К.) призывает к себе Христос. Народ, снова обманутый в самых святых своих упованиях, вторично испытав издевательства нескольких слепых вождей, дерзающих вопреки “посланию восточных патриархов” 6-го мая 1848 г. говорить “Церковь – это мы”, издевательства не только над собою, но и над своею верою, вторично и окончательно решается идти своим путем или, точнее, путем, указанным ему Евангелием и не искаженным бюрократическими наслоениями церковным преданием насаждать “Царство Божие на земле” и в этом своем стремлении нашел то, что тщетно ожидал от своих духовных вождей – полную сильную и действенную поддержку своей народной власти, которая дала и даст народу – хозяину в руки нарождающейся народной Церкви все средства к достижению намеченных целей и задач по “соединению всех” в одну неразрывную, православную семью, живущую по образцу первобытной апостольской христианской общины (коммуны) и способствующую проведению в жизнь начал нового государственного строя. Под это знамя “свободной народной церкви в свободном народном государстве” братской о Христе любовью призываются все те пастыри и пасомые, которые стремятся к истинно-христианской жизни в духе чистого Евангельского учения, и к сочетанию священной древности с просвещенной современностью в духе “свободы, равенства и братства”»[159].

18 ноября (1 декабря) 1919 г. «днем б[ывший] архиепископ Владимир явился в заседание Совета в женском монастыре в сопровождении 6 человек, из которых один назвал себя членом Московской Чрезвычайной Комиссии. После предварительных расспросов о числе монахинь, о смертности в монастыре, о помещениях монастыря и пр[оч]. Путята заявил совету, что игумения к ним не вернется, и предложил избрать новую игумению. Монахини ответили, что игуменией они довольны, что по протоколу обыска можно судить о ее невиновности, и что они не приступят к исполнению распоряжения Владимира, пока от Святейшего Патриарха и правящего епископа Григория не получат уведомления о том, что он восстановлен в своих правах по управлению Пензенской епархией. Того же 18 ноября (1 декабря.– М. К.) вечером Свиклиным[160] приглашены были протоиереи Лентовский, Феликсов и Кипорисов (так в тексте.– М. К.), коим было объяснено, что они будут преданы суду Военно-революционного трибунала за подписание в начале революции донесения Высшей церковной власти о б[ывшем] архиепископе Владимире и священнике Аристидове с допущением выражений неудобных в отношении представителей советской власти. Следователь объяснил посетителям, что Владимир осужден несправедливо, судии его сами привлекаются к суду, что он будет поставлен во главе управления Русской Церковью, которую нужно обновить, и т. д… 21 числа (4 декабря.– М. К.) представители приходских советов в Соборе и 22 числа градское духовенство, явившееся туда же почти в полном составе, открыто, твердо и единодушно заявили, что с б[ывшим] архиепископом Владимиром у них нет общения и говорить с ним они не будут»[161].

В последних числах ноября (не позднее 16/29 ноября 1919 г.) от имени Путяты по городу началось распространение текста так называемого Братского призыва: «Вступив по воле “тела Церкви” – православного народа – в управление Пензенскою Церковью братски призываю всех священно- и церкослужителей стать вместе с мирянами под знамя “Свободной народной Церкви в свободном народном государстве”, в знак чего члены всех городских церквей, свободные от непосредственного исполнения пастырских и богослужебных обязанностей, приглашаются во главе с Преосвященным викарием епископом Григорием принять участие в торжественном служении всенощного бдения (четверг 5/18 декабря) и божественной литургии в пятницу 6/19 декабря в Никольской церкви по случаю храмового праздника… Колеблющимся и упорствующим да послужат вразумлением слова Христа: “Кто не со мною, тот против Меня…”. Призвание к любви о Христе и к “соединению всех”… должно по необходимости стать и последним»[162].

В те же ноябрьские дни в виде листовок и на страницах местной печати было опубликовано объявление: «В воскресенье 7 декабря, в 2 часа дня, в Народном доме состоится по случаю вступления архиепископа Владимира как избранного народом, согласно церковным правилам законного архипастыря, в управление Пензенской епархии, общее собрание духовенства и миряндля обсуждения вопроса о дальнейшей организации на более широких началах “Свободной народной Церкви в свободном народном государстве”. Народный епархиальный совет»[163].

Как свидетельствовали позднее очевидцы описываемых пензенских событий, «Владимировцев… в городе с каждым днем становилось все меньше и меньше, так как в основной массе поклонников Владимира уже начало происходить брожение и даже разочарование», поэтому сторонники епископа Иоанна решили идти на собрание, «чтобы добиваться правды»[164]. Священники пензенских храмов призывали всех прихожан идти на собрание, «чтобы сказать там тоже, что сказало духовенство и приходские Советы»[165]. Солировавший на собрании 24 ноября (7 декабря) 1919 г. Иоанникий Смирнов заявил, что «православная Церковь потому и называется соборной, что в ней вся власть должна быть выборной. Центральная церковная власть не может навязывать народу неугодных ему архиереев… Присланный из Москвы епископ Иоанн никем не избирался и поэтому должен считаться незаконным, тогда как Владимир уже неоднократно был избираем и потому должен считаться законным архиереем. Но, продолжал он, так как в Церкви все должно решаться миром, и так как епископ Иоанн упорен и не хочет отдать незаконно принадлежащую ему власть, то надо попытаться еще раз решить все дело мирно и спросить народ, кого же, наконец, он хочет иметь своим архиереем». Предложено было голосовать поднятием рук: кто за Владимира? Первые ряды подняли руки. «Итак, принято единогласно! Как мы видим, явное и подавляющее большинство за Владимира[166], дальнейшее голосование просто бесполезно», – заявил Смирнов, после чего в зале началась драка. Но рабочие сцены опустили занавес, одновременно в зале погас свет[167].

В тексте резолюций, «принятых» 7 декабря присутствовавшими в Народном доме, среди прочего говорилось: «Многотысячное общее собрание духовенства и мирян, преимущественно рабочих, г[орода] Пензы, заслушав программу[168] деятельности новой свободной Церкви и всецело соглашаясь со всеми выдвинутыми в ней положениями и глубоко скорбя о закоснелости “князей Церкви”, не желающих идти навстречу требованиям переживаемого нами момента и не считающихся с волей и желанием народа, постановило: образовать Свободную народную Церковь в свободном народном государстве, которая ставит своею основной задачей восстановление во всей первобытной чистоте искаженное современным фарисейством христианское евангельское учение, поставив во главе ее нашего печальника, архиепископа Пензенского Владимира, всю жизнь гонимого за великую любовь к простому народу и за всегда отзывчивое отношение к его нуждам. Средствами для достижения этой цели должны служить: 1) Уничтожение чуждых внешних наслоений, созданных бюрократией ведомства православного исповедания и не совместимых с тем идеалом церкви – невесты Христовой, в которой у всех верующих должно быть “одно сердце и одна душа”. 2) Замена казенного чиновничьего отношения к народным массам живым общением и разумным удовлетворением действительных потребностей верующего населения в духе евангельского учения. 3) Духовное просвещение народа, особенно посредством проповеди и собеседований, в которых наряду с благовестием Христовым должны раскрываться возможность и необходимость приспособить церковную жизнь к новым условиям государственной и общественной жизни. 4) Разъяснение широким слоям населения сущности общегосударственных узаконений по отношению к Церкви, вполне согласных с древнейшими соборными церковными правилами и противоречащих только позднейшим по происхождению кастовым традициям духовного сословия, с которыми народная Церковь совершенно не должна считаться, как с прямыми искажениями христианской древности».

Была среди резолюций 7 декабря и одна, специально посвященная личности Всеволода Путяты: «Ознакомившись с характеристикой дела архиепископа Владимира, принимая во внимание слишком пристрастное и несправедливое отношение высшей церковной власти к нашему любимому архипастырю, общее собрание духовенства и мирян города Пензы, выражая свою глубокую признательность рабоче-крестьянскому правительству, которое пошло на встречу требованиям пролетарской верующей массы и, строго и беспристрастно рассмотрев дело архиепископа Владимира, признало его по суду совершенно оправданным, постановляет: 1) Так все обвинения, возбужденные против нашего любимого вождя – духовного архипастыря Владимира, как и следовало ожидать, построены лишь на голословных, опровергнутых неоспоримыми данными следствия, заявлениях, на констатированных расследованием ВЧК[169] ложных данных, клевете, лжесвидетельстве и даже подлоге, выразившемся в анонимных показаниях, считать Владыку совершенно невиновным и оправданным[170]; 2) Довести до сведения высшей власти бюрократической церкви, что в виду явно несправедливого отношения ее к архиепископу Владимиру и упорного отстаивания старых традиций самодержавного строя, идущих в разрез с современными требованиями жизни и не желающих считаться с волею народной, Собрание духовенства и мирян города Пензы постановило: порвать с настоящего момента все сношения с прогнившей бывшей господствующей Церковью и создать на ее месте новую, свободную Церковь в свободном рабоче-крестьянском государстве»[171].

Возмущенные порядком проведения описанного выше собрания присутствовавшие на нем противники Путяты («православные верующие христиане») написали в отдел управления Пензенского губисполкома жалобу «на неправильные действия устроителей собрания 7-го сего декабря»: «1) президиум не избирался никаким из способов баллотировки несмотря на требование этого части собрания, а самовластно назвал себя председателем его некий гр[ажданин] Смирнов. 2) Так как собрание состояло из двух различных религиозных групп а) православных верующих и б) последователей Путяты, то неоспоримо было требование, чтобы в президиуме были представители обеих групп. Это не было сделано. 3) Секретаря собрания не было. 4) Протокол не писался и никем до закрытия собрания подписан не был, так что действительность постановления собрания ничем доказана быть не может. 5) При баллотировке резолюций, предложенных гр[ажданином] Смирновым, резолюции эти не были подвергнуты, как надлежало, двойной баллотировке, а баллотировались лишь за, а против нет, отчего опять-таки воля собрания не была известна и права его нарушены. 6) На заявление об этом некоторых из членов собрания гр[ажданин] Смирнов грозил арестом. 7) Ни один из вышепоименованных протестов, заявленных гр[ажданину] Смирнову во время хода собрания, не были запротоколированы, т[ак] к[ак] положенный протокол не велся. Вышесказанного более чем достаточно, чтобы на основании самых элементарных правил о собраниях вообще просьба наша об отмене вынесенного якобы по воле большинства постановления названного собрания было признано ничтожным, о чем и ходатайствуем»[172].

7 декабря 1919 г. к Управделами СНК РСФСР обратился пензенский житель, старый революционер-народник А. Л. Теплов[173]. «Дорогой Владимир Дмитриевич, – писал он[174]. – Очень возможно, что Вам известно, что здесь в г[ороде] Пензе православные разделились на две части: одна – громаднейшее большинство – признает епископа Иоанна, присланного высшею духовною властью, а другая – ничтожнейшее меньшинство – признает Владимира, бывшего епископа, теперь лишенного духовного звания, перешедшего в первобытное состояние под фамилией [г]ражданина Путята. Последний насильственно, с помощью своих последователей, захватил кафедральный собор и две церкви. Остальные 13 церквей со своими прихожанами, как и вся Пензенская епархия, остается верными епископу Иоанну[175]. Последний недели 1½ тому назад был почему то арестован и отправлен в Москву, где и до сих пор обретается. Владимир же явился из Москвы и старается занять место Иоанна… Этому Владимиру помогает советская власть, ибо он явился в сопровождении уполномоченного Всеросс[ийкой] ЧК гражданина Свеклина (так в тексте.– М. К.), который собирает духовенство и мирян и участвует в их собраниях. Я с ним не виделся, хотя был у него, не застал дома. Я ему хотел поставить на вид, что советская власть не должна вмешиваться в религиозные дела свободных граждан. Я – старый революционер, честно боровшийся 45 лет за свободу свое[й] дорогой родины и в том числе за свободу веры и поэтому мне и обидно, и противно и слышать, и видеть, что советская власть вмешивается в религиозные дела граждан. В самом деле, разве русское духовенство и приходские Советы представляют из себя какие-нибудь политические организации, разве то и другое имеют хоть малейшее подобие организации французских католических монастырей, игравших в былое время большую роль в политической жизни страны. Вот почему вмешательство власти в религиозную жизнь граждан не только обидно, но и вредно, ибо это создает только одно недовольство, а ведь при существующей разрухе этого недовольства и без того много. Вот почему я, как работающий теперь только по устроительству русской жизни и по проведению в нее тех принципов, за которые мы всю свою жизнь боролись и страдали, а многие товарищи даже поплатились своей драгоценной жизнью, обращаюсь к Вам с товарищеской просьбой, чтобы Вы оказали свое влияние на то, чтобы власть ни в каком случае не вмешивалась в религиозные дела граждан. Пусть граждане верят по-своему и приглашают к себе наставников, кого они пожелают. Это их дело. Да, здесь в г[ороде] Пензе граждане думают, что высшая советская власть признает полную свободу веры. Вот почему они и надеются, что им, гражданам религиозным, не воспрепятствуют иметь у себя епископом Иоанна, который пользуется громаднейшим уважением не только в г[ороде] Пензе, но и по всей епархии. Владимир же имеет и прошлое с большим пятном, и до настоящего времени не заслужил уважения. Он считается очень неискренним, звание епископа ему нужно для устройства его личных дел, считается большим интриганом, не брезгующим никакими средствами, чтобы достичь своей цели. Вы лично меня просили, чтобы стараться из всех сил удалять людей недобросовестных, вредных и пр[оч]. Я считаю Владимира не только недостойным занять звание епископа Пензенской губ[ернии], ибо он как в прежнее время подделывался под прокурора Саблера, так и теперь подделывается под советскую власть»[176].

26 ноября (9 декабря) 1919 г. с разрешения гражданских властей в помещении Николаевской церкви состоялось общее собрание церковноприходских Советов православных общин Пензы. К собравшимся по собственной инициативе присоединился Свиклин. «По обсуждении поставленных на повестку дня вопросов единогласно принята собранием следующая резолюция: Ввиду явного стремления отлученного от Церкви бывш[его] архиепископа Владимира Путяты самочинно объявить себя епархиальным епископом и стать в качестве духовного руководителя в обновленной, свободной Пензенской Церкви… общее собрание приходских Советов 13-ти… церковных общин единогласно постановило: 1. На основании канонических правил и по долгу совести не признавать Путяту Пензенским епархиальным архиереем. 2. Считать не соответствующим действительности приписываемые ему титул “народом избранного епископа”, так как он признается всего лишь тремя городскими общинами из всех 16-ти. 3. Считать не допустимым передачу ему епархиального управления. 4. Не допускать его в зарегистрированные за нашими общинами храмы. 5. Считать всякую попытку его при помощи своих приверженцев захватить насильно наши храмы религиозной травлей. 6. Протестовать против инквизиторского, незаконного и недостойного честного человека метода Путяты, который, стараясь поставить себя епископом не признающих его общин, прибегает к устрашению христиан поставлением непризнания его прав епископа, равносильным непризнанию народной власти. 7. Запросить Пензенский исполком насколько справедливы заявления Путяты в его воззвании, что народная власть дала Путятинскому делу по устройству Церкви “полную, сильную и действенную поддержку”, что она “дала и дает нарождающейся народной Церкви (под его главенством) все средства к достижению задач по соединению всех в православную семью”. Значит ли это, что не признающие Путяту епископом христианские общины, по их религиозным и моральным соображения, останутся пасынками советской власти? 8. Просить Пензенский исполком, охраняя декрет… о свободе совести оградить наши общины от возможного со стороны Путяты насилия в этой священной области, хотя бы предупреждением ему, что он может простирать власть на те лишь общины, которые признают его права епископа»[177].

Как явствует из текста «рапорта» викария Пензенской епархии епископа Краснослободского Григория (Соколова) Патриарху Тихону «о Путятинском движении в городе Пензе» в ноябре 1919 г. от 1 (14) декабря 1919 г., «27 числа (10 декабря.– М. К.) депутация была в отделе управления Губисполкома, где получила объяснения удовлетворительные и успокоительные. 28 числа (11 декабря.– М. К.) в Богоявленском храме было собрание “владимировцев” под председательством иеродиакона Иоанникия, который вел митинг и в Народном доме. Собрание было малолюдное – до 200 человек. Слышно, будто меры внешнего воздействия отвергнуты, а предложено действовать призывами, воззваниями и пр[оч]. Более точных сведений о собрании пока не имеется. 30 числа (13 декабря.– М. К.) явился в заседание Епархиального совета владимировский священник Утехин с предложением передать ему дела Епархиального совета. Ему кратко было сказано, что это невозможно, и он очень скоро ушел… Оглядываясь на пережитое за 2–3 недели, можно сказать, что туча с молниями и громами, многих смутившая и напугавшая, рассеивается, дружными усилиями православных Путятинское течение в Пензе вводится в свое маленькое русло. Только бы не было применения внешней силы. Доселе пока, слава Богу, нет репрессий; нет и захватов. И духовные, и миряне продолжают бодро стоять на страже Дома Божия»[178].

Несмотря на успокоительные слова, сказанные верующим функционерами Пензенского губисполкома, в середине декабря 1919 г. в городе начались репрессии. 14 декабря 1919 г. отношением, адресованном в Отдел управления, Путята от своего имени и от имени своего Епархиального совета ходатайствовал о том, чтобы «без его ведома и разрешения не допускать никаких собраний черносотенного духовенства в подведомственных ему церквах и церковных помещениях как в городе Пензе, так и в губернии»[179]. 16 декабря 1919 г. пензенские чекисты арестовали 14 человек: священников городских церквей – Боголюбской (Николая Пульхритудова), Введенской (протоиерея Андрея Кипарисова); Рождественской (протоиерея Владимира Лентовского), Петропавловской (протоиерея Матвея Архангельского и священника Григория Феликсова), Покровской (протоиерея Михаила Венценосцева, священника Николая Касаткина и протодиакона Василия Смирнова), Богоявленской (священника Константина Уранова), а также членов «Пензенского братства православных христиан»: председателя В. А. Нелюбина, бывшего частного поверенного, а с 1917 г. заведующего канцелярией Пензенского отдела продпути; секретаря совета братства С. Н. Арапову; К. С. Де-Бове, заведующего Центральным потребительским обществом; Ф. П. Голышева, агента Московской закупочной сельхозкооперации и В. В. Яковлева, заведующего культурной секцией губсовхоза). Все арестованные оставались под следствием до 26 мая 1920 г., после чего постановлением Пензенской ГубЧК они были осуждены «как участники контрреволюционной организации Пензенское братство православных христиан»[180]. Большинство приговорили к заключению в лагеря. Нелюбину, Араповой, Де-Бове, священнику Пульхритудову и протоиерею Венценосцеву дали по 2 года с учетом срока предварительного заключения, священнику Касаткину и протоиерею Кипарисову – по 1 году. Голышева и Яковлева, а также священнослужителей Феликсова, Уранова и Смирнова осудили на полгода. Протоиерея Архангельского по болезни из-под стражи освободили с условием отмечаться 2 раза в неделю в определенном ему месте. Протоиерея Лентовского сначала хотели выслать из губернии, но затем в связи с болезнью оставили под надзором в Пензе[181].

В конце зимы 1919/20 г. (не позднее февраля 1920 г.) был обнародован первоначальный вариант «Программы деятельности» Путятинской церкви, скорее напоминавший политическую декларацию (текстуально во многом повторявший формулировки резолюций общего собрания сторонников Путяты от 7 декабря 1919 г.): «“Свободная Народная Церковь в свободном народном государстве” ставит своею задачею восстановить во всей первобытной чистоте искаженное современным фарисейством Евангельское учение и идти рука об руку с народною рабоче-крестьянскую властью, защитницею тех “труждающихся и обременных” (Ев. Мт., гл. 13), которых призывает к себе Христос, так как именно она представляет собою ту “власть предержащую”, которой обязана повиноваться по апостольскому учению “всякая душа” и при том не из страха, “не за гнев, а за совесть”. Памятуя в то же время, что “вера без дел мертва”, Народная Церковь считает неотложным священным долгом одновременно вернуть тело Церкви – православный народ – к такой же чистоте той также первобытной евангельской христианской жизни, которая отражалась во всей полноте и образцовом общинном строе древней Церкви (община-коммуна)… Таким образом, не какие-либо новшества намерена вводить Народная Церковь: она отнюдь не “новая”, как неправильно выражаются некоторые, а “обновленная”: она стремится возвратить верующий народ на тот забытый путь, который указан Евангелием, к жизни апостольской Церкви, уничтожив прежде всего чуждые ей, христианству и православию внешние наслоения, созданные на протяжении веков бюрократизациею Церкви, а в России даже превращением ее в бездушно-формальное “ведомство православного исповедания”, преобразованное в последнее время (путем изменения только вывески, а не содержания) в своеобразное “государство в государстве” на отживших сословных началах. Казенное чиновничье отношение к народным массам должно быть заменено живым общением и разумным удовлетворением действительных потребностей верующего населения, особенное внимание будет обращено на духовное просвещение народа, преимущественно посредством проповеди и собеседования, в которых будет раскрываться возможность и необходимость приспособить церковную жизнь к новым условиям жизни – государственной и общественной. Предстоит далее планомерная работа, облегчающая гражданской власти проведение в жизнь важнейших современных общегосударственных узаконений, наиболее тесно связанных с Церковью, каковы: отделение Церкви от государства, гражданский брак и развод, имущественный вопрос – работа сложная и ответственная, сопряженная с разъяснением широким слоям населения сущности означенных институтов, вполне согласных с соборными церковными правилами и противоречащих только позднейшим по происхождению кастовым традициям духовного сословия, с которыми Народная Церковь и нормальная церковная власть считаться совершенно не должны как с прямым искажением христианской древности… Извращено также бывшею господствующею Церковью православное учение о мощах, по которому нетление тела не есть обязательный признак святости, т. е. признания жизни и деятельности данного церковного деятеля достойной подражания для христиан. Доказательством правильности такого взгляда служит то, что нетленных останков не сохранилось от наиболее чтимых Церковью и народом святых, каковы Иоанн Креститель (по словам Христа больше изрожденных женами) апостолы (“просветители Вселенной”) и Николай Чудотворец, почитаемый даже не христианами. Поэтому разоблачения, сделанные в этой области народною властью, Народная церковь считает затрагивающими отнюдь не православное учение, а лишь карманы “князей Церкви” и вообще духовенства, использовавших в своих материальных интересах слабость русского (особенно простого) народа “смотреть больше руками, чем глазами”. Таким образом, во взгляде на столь явно корыстный обман Народная Церковь оказывается, так же как и в других “смежных” вопросах вполне солидарною с рабоче-крестьянскою властью и готова принять все меры к дальнейшему возможно более безболезненному его разоблачению путем раскрытия соответствующего неискаженного учения древней христианской Церкви. Коль скоро установится окончательно взаимное понимание и согласие между “народными властями” – государственной и церковной,– разрешится сам собою пререкаемый вопрос первостепенной важности. Христианство принципиально отрицает всякое кровопролитие и стремится к насаждению вечного мира; но оно же отрицает классовые различия и классовую борьбу за существование, борется против угнетения слабых сильными, а так как последние, в том числе и духовенство, особенно правящая иерархия, сами не хотят уступить без боя занимаемые веками позиции, то т[ак] наз[ываемая] Гражданская война является, с точки зрения истинно православной, одновременно и неизбежным злом, и единственным средством достижения общей Народной Церкви и государству цели – водворить прочный (“вечный”) мир и водрузить на умиротворенной земле победное знамя труда. Достойно примечания, как доказательство родственной связи между правильно осуществляемыми социализмом и христианством, то, что апостольское правило “Кто не трудится, да не ест” стало “великим лозунгом революции”»[182].

Необходимо отметить, что проблема поиска приемлемого для власти компромисса между Церковью и пролетарским государством неоднократно становилась в первые послереволюционные годы предметом активного обсуждения на самом высоком уровне. Идея создания лояльной «советской» Церкви волновала умы высокопоставленных большевиков, периодически вызывая многоуровневые дискуссии на различных властных этажах. Первый этап полемики, первоначально имевшей публичный характер, пришелся на декабрь 1919 г. Ее инициатором выступил заведующий Секретным / Секретно-оперативным отделом ВЧК[183] М. И. Лацис[184],опубликовавший на страницах «Известий ВЦИК» («в дискуссионном порядке») 2 декабря (т. е. за несколько дней до активной фазы событий в Пензе) статью «Церковь и государство». Точка зрения Лациса сводилась к следующему: «Церковь всегда была в руках государства орудием для подчинения трудящихся масс… Советская власть провела отделение церкви от государства, а религию объявила частным делом. Это, однако, не значит, что для Советского государства безразлично, что творится в церкви, и каким путем она идет. И государство, и церковь состоят из одних и тех же граждан (исключая неверующих). Допустить расхождение церкви с государством – это значит допустить государство в государстве, что, конечно, не может быть терпимо никакой властью, а меньше всего Советской. Наша теперешняя церковь, построенная на канонических правилах древних вселенских соборов и приспособленная и подогнанная под прежний монархический строй, по своему существу не может не противодействовать Советской власти… Двухлетняя борьба Советской власти за свое существование наглядно показала, что для нее не все равно, что думает и что делает церковь. Последней не раз приходилось указывать должные границы. Этот недавний опыт нас учит быть предусмотрительными и поддерживать в духовенстве то течение, которое следует за духом времени и идет на поддержку Советской власти. Это течение наметилось довольно ясно, и было бы непростительно не обратить внимания на эти новые веяния в православной церкви. Черное духовенство без боя своих позиций не сдаст. Наше забитое духовенство, столетиями приученное к безмолвному подчинению “князьям” церкви, дорожащее куском хлеба и своим саном, еще крепко держат в своих руках церковные верхи. “Черные” сильны этим наследием прошлого. Естественно, что прогрессивное духовенство имеет право рассчитывать на поддержку Советского государства. И эту поддержку оно найдет, если пойдет по пути, намеченному Советской властью. За Советскую власть стоят миллионы трудящихся. Громадное большинство из них верующие. Они могут признавать только обновленную церковь, стоящую за Советскую власть. Это сила, которая сломит князей старой церкви и даст дорогу более прогрессивным элементам, следующим за духом времени»[185].

Заведующий VIII отделом Народного коммисариата юстиции П. А. Красиков[186], в своем ответе, опубликованном в тех же «Известиях ВЦИК» 14 декабря 1919 г. и озаглавленном «Кому этого выгодно», категорически возражал Лацису и в его лице всему руководству СО (СОО) ВЧК: «Если бы покойники могли двигаться, то Карл Маркс наверное перевернулся бы в своем гробу от такой “истины”. Да, ведь, потому-то Советская власть и отделила церковь от своего государства, что пути их расходятся, ибо коммунизм расходится не только с православной, а со всякой религией[187]. А тов[арищ] Лацис снова хочет соединить несоединимое! При этом, если верить автору, конкордат этот нужен единственно для того, чтобы православная церковь не была обречена на небытие, а получила, благодаря объединению с Советской властью, счастливую возможность вновь быть приемлемой для миллионов трудящихся, стоящих на советской платформе и потому не могущих признавать враждебную ей церковь. Но ведь, скажет в недоумении простодушный читатель, если русские крестьянин и рабочий порвали с церковью, то забота рабоче-крестьянского правительства, казалось бы, должна состоять не в обновлении этого орудия всякого рабства, каким считает ее и т[оварищ] Л[ацис], а в скорейшем и наиболее полном приобщении трудящихся к новому, научному миропониманию. Ведь, надо думать, что эти именно кадры порвавших с религией пролетариев и крестьян дают наиболее прочную активную силу советскому строительству. При чем же тут забота коммуниста о реформации?.. Мы, коммунисты, своей программой и всей своей политикой, выражающейся в советском законодательстве, намечаем единственный в конечном счете путь как религии, так и всем ее агентам: это путь в архив истории. Путь же реформаторский, т. е. путь приспособления (т[оварищ] Лацис называет обновлением), конечно, открыт и для русской церкви, и она, конечно, объективно заинтересована, в виду краха ее надежд на восстановление самодержавия и капитализма, вступить на этот путь с наивозможной для ее исторической комплекции быстротой… Положение сельского и вообще низшего духовенства, конечно, просто. Пока есть у крестьянина спрос на разные церковные обряды и требы и пока за эти требы, мощи и чудотворные иконы, в которые еще верит по традиции крестьянин, он готов платить хлебом и проч., священник может рассчитывать на безбедное существование. Поэтому русский священник никоим образом пока не заинтересован в пересмотре религиозных догматов, верований и своих магических способов сношения с богами. Но после краха Деникина и Колчака, после краха его надежды снова занять полицейско-административный пост священник готов признать Советскую или какую хотите власть, находя в данный момент совершенно неудобным и невыгодным ссориться с трудящимися классами… Положение князей церкви, иерархов, много сложнее. Они делали высшую политику, кончившуюся крахом... Подчиненная армия служителей культа (особенно низшего) умоляет о капитуляции и о примирении с крестьянином. Поэтому всему духовенству настоятельно необходима общая капитуляция, но, конечно, при наименее тяжких условиях и при наиболее приличной, сохраняющей хоть видимость почетности, обстановке, с сохранением оружия и багажа. И тов[арищ] Лацис жестоко ошибается, утверждая, что без боя высшая иерархия не сдастся. Бой уже проигран. Побежденная сторона желает, жаждет сдачи, она желает заключить договоры и даже поступить со всею армией на службу победителю. Советская власть не нуждается в том, в чем нуждался Наполеон и его буржуазная диктатура, т. е. в санкции ее господства над трудящимися католической церковью. Более того, если бы в один несчастный день она почувствовала необходимость в благословении папы или патриарха, это бы означало конец Советской власти, опирающейся единственно на революционный пролетариат и крестьянство, на мировую социальную революцию. Напротив поповская “реформация” нуждается в благословении начальства. Неужели тов[арищ] Лацис, ставя в первую строчку своей статьи: “Церковь всегда была в руках государства орудием для подчинения трудящихся масс”, имеет в виду и советские государства? Надеюсь, нет. А если так, то все, что можно гарантировать в Советском государстве и не только православной, а любой церкви, это свободу религиозного культа, определяемую нашей Конституцией и нашими декретами, поскольку этот культ не изжит еще отсталыми элементами трудящихся. Ссориться с ними из-за их предрассудков было бы нецелесообразно, но стараться заменить их другими буржуазными, хотя бы и более тонкими и усовершенствованными, и поддерживать или создавать новую организацию религиозного затемнения сознания трудящихся было бы не только нелепо со стороны пролетарской власти, но было бы актом, противоречащим самым основным задачам пролетарской диктатуры»[188].

Позиция, сформулированная П. А. Красиковым на страницах газет, позднее была подтверждена и двумя публикациями официального органа VIII отдела Наркомюста журнала «Революция и Церковь». Авторы публикации делали акцент на том, что любые попытки «совместить явно несовместимое, коммунистическую мораль со старым, рабским, отжившим свой век христианским мировоззрением», обречены на неудачу, «ибо пролетариату никакие культы… абсолютно не нужны, а кулаки, купцы и спекулянты пошли за самым черносотенным, старорежимным епископом Иоанном… Само по себе образование новой пензенской церкви, как бы мертворожденно оно ни было, произвело в церковных кругах все же некоторый переполох. Какие формы примет еще неопределенно наметившийся в русской церкви раскол, сказать пока трудно, но ясно одно: никаких живых сил, способных создать значительное движение, в русской церкви нет»[189].

О мертворожденности и отсутствии (в конечном итоге) позитивной перспективы нового пензенского церковного движения шла речь и на страницах центральной прессы: «Ближайшее к патриарху Тихону лицо было опрошено сотрудником Роста: Как относится патриарх к образовавшейся в Пензе организации “новых христиан”?.. Представитель высшей церковной иерархии, воздерживаясь от суждения по существу нового раскола, очень подробно и с большим удовольствием останавливается на личности архиепископа Владимира и на связанном с ним процессе о растлении и еще каких-то пакостях. Обычный прием охранителей старого: смешать явление с личностью. Стараться не видеть народного движения, сосредоточив все внимание на каком-нибудь авантюристе, случайно пристегнувшемся к этому движению. То, что произошло в Пензе – многотысячное собрание верующих христиан, объявившее войну православной церкви – это не какая-нибудь случайность, не результат присутствия в Пензе еп[ископа] Владимира, а проявление глубокого брожения в сознании народной массы… Пролетариат, обретший новую религию в коммунизме, сразу забыл о вопросах церкви. Но кроме пролетариата, решительного в своих умозаключениях, есть многомиллионная темная и инертная масса. Тысячелетний обман вросся корнями в сознание массы. Сокрушение церковного гипноза – одна из труднейших задач революции. Пензенское собрание “новых христиан” свидетельствует, что революция одержала и здесь победу, пробила и здесь брешь. Темная верующая масса начинает прозревать. Она поняла всю ложь казенной церкви, она отрекается от православия, исказившего Евангельское учение. Она объявляет войну церковной иерархии, всей православной церкви. Она в смутном брожении пробуждающегося сознания хочет что-то построить… Какое-то “новое христианство”… Что выйдет из этого, мы знаем заранее. Отрекшись от старой веры, народная масса найдет, новую веру в коммунизме, а всякое “новое христианство” послужит только переходной ступенью»[190].

«Мы в очень большой степени сомневаемся в искренности и “первобытной чистоте” архиепископа Владимира и совершенно не верим в какое бы то ни было значение народной церкви, “своею главою” избирающей представителя высшей правящей иерархии», – писал уже упоминавшийся журнал «Революция и Церковь», подчеркивая при этом, что «образование данной церкви знаменует собою начало поворота, наметившегося в среде духовенства на почве недовольства его низших слоев патриаршей политикой, а также на почве отношения патриарших кругов к советской власти вообще и к церковному декрету в частности. За пензенской отдельной попыткой несомненно последует целый ряд других. Официальное православие, очевидно, разлагается само по себе»[191].

Подтверждением тезиса о том, что пензенские события могут иметь продолжение в других епархиях, разрушительные для Православной Российской Церкви, должно было служить интервью, опубликованное на страницах «Известий ВЦИК»: «Пенза. 20 декабря. Архиепископ Владимир, выступивший с идеей создания свободной Народной Церкви, в беседе с корреспондентом “Роста” (так в тексте.– М. К.) заявил, что он думает не ограничивать своей деятельности пределами Пензенской губернии. Он надеется, что на всем пространстве Советской республики возникнут подобные религиозные организации[192]. Он рассчитывает на создание в Москве нового духовного центра. Особое агитационное значение архиеп[ископ] Владимир придает вопросу о браке и разводе, в области которого патриарх Тихон стал на точку зрения, противоположную декретам Советской власти. Архиепископ Владимир надеется на присоединение к его Церкви высшего духовенства в лице Иринарха Тобольского[193], Варнавы (Накропина.– М. К.) и Феофана Калужского (Феофан (Туляков).– М. К.), но главные надежды он возлагает на низшее духовенство»[194].

 

(Продолжение в № 3/4(31/32) за 2013 г.)

  

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Дворжанский А. И. История Пензенской епархии. Кн. 1: Исторический очерк. Пенза, 1999. С. 254.

[2] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве Высшей церковной власти: 1917–1943 гг. / Cост. М. Е. Губонин. М., 1994. С. 939.

[3] Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 255.

[4] Там же. С. 251–252, 256.

[5] Российский государственный исторический архив (далее – РГИА), ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 5–8 об. См. также: ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 99–102.

[6] По словам Путяты, жалоба на его неблагоповедение «содержала в себе немотивированное… заявление, не указывавшееся ни на каких свидетелей и вообще не подкрепленное никакими доказательствами, к тому же вызванное, по признанию самого автора (С. Г. Памфилевича.– М. К.) “соображениями общественнаго характера”» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 146–150 об.).

[7] Там же, ф. 796, оп. 209, д. 2843, л. 193. Григорий (Соколов; 1843–1928 гг.), епископ Краснослободский, викарий Пензенский епархии, с 11 июля 1910 г. Временно управляющим Пензенской епархией был дважды: в июле–декабре 1917 г. и в марте 1918 г. – феврале 1920 г. (с перерывами).

[8] Путята характеризовал архиепископа Симбирского и Сызранского Вениамина (Муратовского; 1856—1930 гг.), не иначе как своего личного недоброжелателя (История иерархии Русской Православной Церкви: комментированные списки иерархов по епископским кафедрам с 862 г. (с приложениями) / [Под ред. протоиерея Владимира Воробьева]. М., 2006. С. 364–365; Акты Святейшего Тихона… С. 716–721 (примечания составителя М. Е. Губонина)). «В процессе расследования достойна внимания одна подробность: Архиепископ Вениамин, несмотря на многократные ходатайства паствы, ставшей, как один человек, на защиту своего архипастыря против возведенной на него гнусной клеветы, – побеседовать с ним, – от такой беседы уклонился. Хотя делегатам от паствы и от Епархиального съезда неоднократно заявлял “для объявления во всеобщее сведение”, что жалоба Толстой “клевета и шантаж авантюристки” (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 89–94 об.). См. также: Центральный архив Федеральной Службы безопасности России (далее – ЦА ФСБ России), д. Р–33149, л. 208–211 об. Типографский оттиск. Издание Христианского Союза православных церковно-приходских общин Пензенской епархии. Без даты).

[9] РГИА, ф. 796, оп. 209, д. 2844, л. 40. Версия Путяты: «Совещание случайно собравшихся в столице епископов, так же не вызвав и не выслушав моих объяснений, которыя были бы исчерпывающими, предрешило без моего ведома и предупреждения дать делу ход, а меня отстранить от управления епархиею; Св[ященный] Синод в заседании 1-го августа согласился с мнением совещания и назначил расследование, которое было поручено архиепископу Вениамину Симбирскому. Расследование было ведено односторонне и пристрастно… дознание по строго пределенному частному делу было превращено в общую ревизию моей административно-служебной и пастырской деятельности не только на Пензенской кафедре, но и в прежних местах моего служения (спрашивается, на основании каких данных?), причем допрошены были почти исключительно подчиненные мне консисторские деятели и те представители духовенства, от которых можно было ожидать (и ожидания эти оправдались с лихвою!) только отрицательных отзывов об этой деятельности, не согласовавшейся ни с консисторскими традициями, ни с материальными интересами самих свидетелей. Весь собранный таким способом материал, тщательно скрытый от меня и выступивших во множестве на мою защиту мирян из самых различных слоев общества, из которых большинство так и остались, несмотря на их и мои просьбы, недопрошенными, был без предъявления мне каких бы то ни было обвинений отвезен в Москву ночью, накануне того дня, когда архиепископом Вениамином назначен был, по настоянию народа и Епархиальнаго съезда, допрос в качестве свидетелей представителей того и другого… Таким образом, вместо одного дела–расследования по существу поданных жалоб, появились два, из которых второе представляет собою беспорядочное нанизывание непроверенных сведений, искаженных или вымышленных фактов, намеренно запутанных ложных данных, наконец, даже самых обыденных обывательских сплетен, столь явно противоречащих действительности и здравому смыслу, что авторы их постыдились, несмотря на весьма растяжимую совесть, подписать свои собственныя показания, так и оставшиеся анонимными» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 146–150 об.).

[10] Отставленный от управления епархией, Владимир, естественно, не мог присутствовать на Всероссийском Поместном Соборе 1917–1918 гг. на правах правящего архиерея, т. е. непременного члена. «Благодаря последнему мероприятию, архиепископ Владимир был лишен возможности принять участие в заседаниях открывшегося в то время Всероссийского Церковного Собора, и таким образом достигнута главная цель вдохновителей подпольной интриги против наиболее подготовленного к действительно преобразовательной деятельности иерарха» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 89–94 об.). См. также: ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 208–211 об. Типографский оттиск. Издание Христианского Союза православных церковно-приходских общин Пензенской Епархии [Без даты]).

[11] Цит. по: Послание Патриарха Тихона от 22 мая (4 июня) 1918 г. «Возлюбленным о Христе братиям и чадам православным христианам Пензенской епархии со епископы и пресвитеры» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 5–8 об.; См. также: ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 99–102). «Святейший Синод, по обсуждении отчета архиеп[ископа] Вениамина (Муратовского.– М. К.) о произведенном им расслед[овании] по обвин[ению] архиеп[ископа] Владимира в неблагоповедении, пост[ановил]: 1) запретить архиеп[ископа] Владимира в священнослужении с воспрещением ему ношения панагии и преподавания благословения (так в тексте.– М. К.), 2) назначить ему пребывание в Воскрес[енском], Новый Иерусалим именуемом, м[онасты]ре с воспрещением отлуч[аться] из м[онасты]ря без разрешения Святейшего Синода и 3) поручить Первоприсут[ствующему] в Св[ятейшем] Син[оде] м[итрополи]ту Платону (Рождественскому.– М. К.) дело об архиеп[ископе] Владимире внести на Совещание епископов» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 214).

[12] В сентябре 1917 г. Почетный председатель Поместного Собора 1917–1918 гг. митр[ополит] Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский; 1848–1918 гг.) предложил епископату, согласно существующим церковным канонам, избрать по жребию из своей среды 12 епископов для образования особой Судной комиссии, которой надлежало разбирать дела об обвинениях на архиереев.

[13] Цит. по: Послание Патриарха Тихона от 22 мая (4 июня) 1918 г. «Возлюбленным о Христе братиям и чадам православным христианам Пензенской епархии со епископы и пресвитеры» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 5–8 об.; см. также: ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 99–102).

[14] Версия Путяты: «Судная комиссия 24 октября 1917 г. постановила назначить меня в распоряжение Св[ятейшего] Синода без увольнения на покой в предположении, что признание ею “невозможности возвращения на Пензенскую кафедру” поведет только к перемене места, а отнюдь не к прекращению архипастырскаго служения, к каковому справедливо не усматривалось никаких оснований» («РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 146–150 об.).

[15] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 1–4 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 7–9 об. «По рассмотрении дела Судной комиссией в составе 12 епископов оно было подвергнуто обсуждению в Совещании епископов, которое постановило: предоставить Святейшему Синоду по снятии с архиеп[ископа] Владимира наложенного на него запрещ[ения] в священнослужении, ношения панагии и рукоблагословения, уволить его на покой с указанием определенного местожительства и назначением ежегодной пенсии из средств Синод[ального] ведомства» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 214–214 об.).

[16] Версия Путяты: «25-го октября Совещание епископов “вполне соглашается с решением Комиссии”, но увольняет на покой и притом, вопреки предложению Вашего Святейшества и нескольких старейших иерархов, без прошения; а Св[ятейший] Синод прибавляет к этой чрезвычайной мере еще ссылку во Флорищеву пустынь, из которой, по народному выражению, “нет возврата”» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 146–150 об.).

[17] Иванов Н. П. История путятинской смуты // Пензенские епархиальные ведомости.1998. № 8. С. 81.

[18] «Опред[еление] Свят[ейшего] Син[ода] от 7 ноября 1917 г., № 5795: 1) Архиеп[ископа] Влад[имира] уволить от архипастырского служения в Пензенской еп[архии] на покой, 2) снять с Пр[еосвященно]го Владимира наложенное на него Свят[ейшим] Син[одом] запрещение в священ[нослужении], ношении панагии и рукоблагосл[овении], 3) местопребывание Пр[еосвященно]му Владимиру назначить во Флорищевой пустыни без права отлучаться из сей пустыни без разрешения местного епарх[иального] архиерея и 4) назначить пособие из средств Флорищевой п[усты]ни в разм[ере] 1 000 руб[лей] в год» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 214 об.– 215).

[19] Версия Путяты: «В трех инстанциях состоялись различные, несогласные друг с другом решения… 1) непредъявление мне обвинений и даже недопущение к чтению самого дела, искусственно созданного вопреки… 145 правилу Карфагенского Собора («гласящее, “когда на состоящих в клире доносители представляют многия обвинения, и одно их них; о котором впервые происходило изследование, не могло быть доказано: после сего прочия обвинения да не приемлются”; между тем, в настоящем случае, были не только “приняты»”, но и искусственно выдвинуты 5 новых, голословных и туманных обвинений, оставшихся недоказанными»); 2) неправильность частного Совещания епископов, которое, впрочем, дела по существу и не рассматривало, что не помешало ему, однако, изменить решение Судной комиссии; 3) обращавшая на себя внимание Священного Собора неканоничность т[ак] наз[ываемого] Львовского Синода, один из членов которого, пресвитер, сказал мне еще за 2 месяца до окончательнаго решения и за 1½ с лишком до его рассмотрения в первой инстанции, тогда, когда оно находилось еще в периоде дознания: “Устраивайтесь, пока представляется возможность, после будет труднее; а на епархию мы все равно вас никогда не допустим”. Это преждевременно, но негласно, очевидно, уже принятое тогда решение проходит красною нитью и чрез заключение архиепископа Вениамина (Муратовского.– М. К.), и чрез постановление комиссии Судной (в первоначальном его тексте значилось: “Уволить на покой без права занятия когда-либо архиерейской кафедры”); оно сквозит и в несогласии составивших большинство младших членов Епископского совещания, с мнением оставшихся в меньшинстве старших во главе с Вашим Святейшеством об увольнении на покой по прошению, и в настойчивом требовании трех присутствовавших в Синоде протоиереев назначить местопребыванием обязательно Флорищеву пустынь, и в проявленном некоторыми иерархами нежелании войти в сношения с прибывшими для исходатайствования ее замены делегатами Пензенской паствы» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 146–150 об.).

[20] Там же, л. 5–8 об.

[21] Акты Святейшего Тихона… С. 716–721 (примечания составителя М. Е. Губонина).

[22] Версия Путяты: «Раз возведенное на архиепископа Владимира обвинение отвергнуто, дело подлежало, на точном основании священных канонов, прекращению… В действительности получилось совершенно обратное… народ через своих представителей все время неустанно хлопотал перед высшими церковными установлениями путем петиций, телеграмм и делегаций о полной его реабилитации и возвращении на Пензенскую кафедру. В ответ на все свои ходатайства народ получал неизменный отказ. Правда, одной из народных делегаций Святейший Патриарх Тихон заявил, что по Пензенской епархии будут произведены выборы епископа, и потому народ не лишен возможности избрать на кафедру архиепископа Владимира. Из дальнейшего мы увидим, что такое заявление не имело под собою никакой почвы, никакого основания, так как для Пензенской епархии было намеренно и искусственно создано (хочется верить, помимо Патриарха) такое положение, при котором она лишена права избирать на Пензенскую кафедру не только архиепископа Владимира, но и кого бы то ни было и вообще лишена… законного канонического права выбора епископа» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 89–94 об.; ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 208–211 об. Типографский оттиск. Издание Христианского Союза православных церковно-приходских общин Пензенской епархии [Без даты]).

[23] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 1–4 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 7–9 об.

[24] «Опред[еление] Св[ятейшего] Син[ода] от 28 ноября 1917 г., № 6040: 1) прошение от имени пензенской паствы о пересм[отре] дела архиеп[ископа] Влад[имира] оставить без последствий и 2) в виду имеющихся сведений о пребывании его в Пензе предписать ему отправиться незамедлительно во Флорищеву п[усты]нь с воспрещением ему священнослужения впредь до прибытия в названную п[усты]нь» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 215–215 об.).

[25] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 5–8 об., 215 об.

[26] Там же, л. 89–94 об. См. также: ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 208–211 об.).

[27] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 215 об. Феодор (Лебедев; 1872 г. – 1918 (1919?) г.), 8 мая 1911 г. рукоположен во епископа Сумского, викария Харьковской епархии; с 3(16) октября 1917 г. епископ Прилукский, викарий Полтавской епархии. С января 1918 г. по 9(22) апреля 1918 г. управлял Пензенской епархией.

[28] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 1–4 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 7–9 об.

[29] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 4, л. 5–5 об.

[30] Там же, д. 125, л. 2–2 об.

[31] Там же, л. 1.

[32] Там же, л. 9–10, 13–14.

[33] Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости .1998. № 8. С. 89.

[34] Там же. С. 89–91; Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 269.

[35] Иеродиакон Иоанникий (Смирнов) прибыл в Пензу, по одним сведениям, в 1915 г. вместе с Путятой, в качестве его секретаря, после назначения архиепископа Владимира Пензенским епархиальным архиереем, по другим сведениям, его появление в Пензе произошло не ранее 1917 г. Будучи самым близким к архиепископу человеком, Иоанникий и в возникшем в 1918 г. «пензенском расколе» также играл одну из ведущих ролей. Именно он стал организатором массовых собраний верующих в помещении городского театра («Народного дома»), многократно выступал с проповедями на злобу дня (Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 290; Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1998. № 8. С. 89; 1999. № 1. С. 84–85; 134–137; Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996. С. 238–242; «Обновленческий» раскол (Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики) / Сост. И. В. Соловьев. М., 2002. С. 783; ГА РФ, ф. 393, оп. 43а, д. 1825, л. 371 об.–372). 13 августа (31 июля) 1918 г. Патриарх и Синод заслушали рапорт Пензенского архиерея о том, что «проживающий временно в г[ороде] Пензе студент Казанской Духовной академии иеродиакон Иоанникий (Смирнов) принимал и до сего времени принимает, несмотря на сделанное ему разъяснение… участие в противозаконном служении отлученного от православной Церкви бывшего архиепископа Владимира и выступает на собраниях приверженцев Владимира». По результатам обсуждения было принято постановление «поручить Пензенскому епархиальному начальству запретив… иеродиакона Иоанникия (Смирнова)… в священнослужении назначить формальное следствие и о противозаконных действиях, и поведении названного иеродиакона и в дальнейшем ходе дела сего поступить на основании церковных правил и духовных узаконений» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 165, л. 1). Вкоре Иоанникий был рукоположен Владимиром в сан священника и назначен настоятелем кафедрального Собора Пензы. Параллельно Иоанникий некоторое время был сотрудником Пензенского статистического бюро (ГА РФ, ф. 393, оп. 43а, д. 1825, л. 371 об.–372).

[36] В тексте резолюции, одобренной 4(17) марта 1918 г. Общим собранием пензенской паствы, читаем: «1) Запросить епископа Феодора о том, какие меры приняты имдля исполнения данного народу обещания присоединиться к ходатайству о немедленном возвращении архиепископа Владимира» (Там же, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 36).

[37] Из письма епископа Пензенского и Саранского Иоанна (Поммера) митрополиту Тифлисскому, экзарху Кавказскому Кириллу (Смирнову) от 10(23) октября 1919 г.: «Преосвященнийший епископ Феодор был искушен… приемом обоюдного оставления епархии для примирения паствы на третьем архипастыре. Путятою тогда этот прием не был доведен до конца: вместо того, чтобы уехать вместе с Владыкою Феодором и потом вернуться по требованию народа, он, якобы не отпущенный народом, и не уезжал вовсе» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 186–191 об.)

[38] По одной из версий, вечером 18 февраля (3 марта) 1918 г. епископ Феодор (Лебедев) сел в железнодорожный вагон (который ему был предоставлен), чтобы уехать в Москву, но, находясь в поезде, умер от сердечного приступа (Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1998. № 8. С. 91–93; История иерархии Русской Православной Церкви… С. 364–365). По другой версии, епископ Феодор оставался в городе еще неделю. Дворжанский, ссылаясь на документ, датированный 8 марта 1918 г. и подписанный членом Пензенского епархиального управления протоиереем В. Масловским и секретарем Н. Беренским, полагает, что епископ Феодор скончался, скорее всего, в воскресенье 10(23) марта 1918 г. (Дворжанский А. И. История Пензенской епархии. С. 270). Документы же канцелярии Патриарха факта смерти архиерея не подтверждают. В постановлении, выработанном на заседании Священного Синода 9(22) апреля 1918 г. и имеющем к епископу Феодору непосредственное отношение, о его кончине не упоминается: речь идет лишь о его возвращении к месту прежнего служения (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 5, л. 8). В одном из документов, происходящем из среды сторонников Путяты, указывалось, что епископ Феодор «вынужден был через месяц после своего прибытия тайно уехать в Москву» (Там же, д. 49, л. 89–94 об.; ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 208–211 об.).

[39] Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1998. № 8. С. 92–93.

[40] «Общеприходской Христианский союз» был организован 18 февраля 1918 г. (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 1–4 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 7–9 об.). Не позднее мая 1918 г. название организацииизменилось на «Церковный союз православных христиан гор[ода] Пензы» (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 28–30а об.). Однако в конечном итоге (не позднее июня 1918 г.), утвердилось наименование: «Христианский Союз православных церковно-приходских общин Пензенской епархии» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 81–85;ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 212–216). Именно оно тиражировалось в сотнях и тысячах листовок, распространявшихся путятинцами по различным пензенским адресам. В документах также содержится упоминание Комитета Христианского союза (апрель 1918 г.) и Исполнительного комитета Христианского союза (сентябрь 1918 г.) (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 87) как постоянно действующего органа Союза. При этом «собрания» Христианского союза (с известной периодичностью, сначала часто, затем все реже, происходившие, по крайней мере, до июня 1919 г. включительно) фактически представляли собой «общие собрания» все уменьшающегося числа последователей и сторонников Путяты. В промежутке между февралем и августом 1918 г. председателем Христианского союза источники называют самого Путяту (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 1–4 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 105). Не позднее августа 1918 г. начал функционировать путятинский «Пензенский епархиальный народный Совет» как параллельная (по отношению к каноническим структурам, подчиненным Высшему церковному управлению Православной Российской Церкви) церковная (псевдоцерковная) структура. Название Совета также эволюционировало от «Народного епархиального совета» (декабрь 1919 г.– сентябрь 1920 г.) (Научно-исторический архив Государственного музея истории религии (далее – НИА ГМИР), ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 32; ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 162; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 711, л. 8–8 об.) до «Пензенского епархиального совета православной свободной Народной Церкви» (ноябрь–декабрь 1920 г.) (ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 186–189, 245–246 об., 263). В документах за январь 1920 г. упоминается также Президиум Епархиального совета (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 104–104 об.). Первоначально во главе Совета стоял сам Путята, позднее было внесено уточнение, что Путята осуществляет лишь общее руководство Советом (Там же, л. 25–26 об.), а его председателем является некто Марыкин (первое упоминание за 24 декабря 1918 г., последнее – за 9 февраля 1920 г.) (Там же, л. 47, 25–26 об., 115–116). В ноябре–декабре 1920 г. «Пензенский епархиальный совет свободной Народной Церкви» возглавил один из самых влиятельных неформальных лидеров из окружения Путяты иеродиакон Иоанникий (Смирнов), что, скорее всего, явилось следствием перераспределения сил в лагере церковных «оппозиционеров». Весной–летом 1921 г. в период очередного обострения отношений Путяты с каноническим священноначалием, Совет, по-прежнему руководимый Иоанникием, переименовал себя (временно?) в «Исполнительный комитет (Центральное “Организационное бюро”) свободной Народной Церкви» (Там же, оп. 2, д. 711, л. 12–12 об.; оп. 3, д. 766, л. 180–183; ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 186–189, 245–246 об., 263), что подразумевало превращение (так и не состоявшееся) Пензы в центр широкого, в масштабах всей России, церковно-обновленческого движения.

[41] По сведениям на 7 мая 1918 г. С. Я. Дубков исполнял обязанности казначея правления Христианского союза (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 28–30а об.).

[42] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 125, л. 11–12. [7 марта 1918 г.? (неразборчиво.– М. К.)] (дата поступления текста телеграммы в Москву?). Рукописная делопроизводственная помета: «№ 2039. 3/16 марта 1918 г.». На документе 2 рукописные пометы Патриарха Тихона: 1) «Защита прав Церкви соединяется в Пензе с нарушением защитниками церковной дисциплины и с своевольными, антиканоническими деяниями. П[атриарх] Тихон»; 2) «24 февр[аля] 1918 [г.] в Свящ[енный] Синод (неразборчиво.– М. К.). П[атриарх] Тихон». Судя по документам Канцелярии Патриарха, телеграмма датируется 8(21) марта 1918 г. (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 1–4 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 7–9 об.).

[43] Из «Воззвания Христианского союза православных церковноприходских общин Пензенской епархии» от 26 июля (8 августа) 1918 г.: «Пензенская православная Церковь переживает тяжелые настроения. Смута и раздор царят в ней… Где же причина такого разделения православных христиан Пензенской Церкви? Кто посеял между ними вражду и раздор? Пензенское духовенство (городское, конечно), отвечаем мы. Оно, привыкшее к тому, чтобы народ ему служил, а не наоборот, не могло помириться с мыслью, чтобы кто-либо изменил такое “завидное” положение… Пензенское духовенство действовало так хитро и вместе с тем низко, что ввело в заблуждение Синод, который почему-то не захотел разобраться как следует в деле архиепископа Владимира и стал на сторону враждебного ему (или, точнее, чисто христианскому направлению его деятельности) духовенства… Все невзгоды, которые постигли Пензенскую Церковь от подпольной, темной деятельности местного духовенства и неразборчивости слепо доверившегося ему бюрократического “Центра”, привели к тому, что Пензенская паства крепко сплотилась возле своего вождя и отца и образовала под его председательством «Христианский Союз православных церковно-приходских Общин Пензенской епархии» (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 105).

[44] По сведениям на май–июнь 1918 г., протоиерей Владимир Иванович Лентовский временно исполнял обязанности секретаря Пензенского епархиального совета.

[45] 21 февраля 1918 г. Пензенский губернский комиссариат по отделению Церкви от государства отдал распоряжение об упразднении консистории и прекращении ее деятельности (Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 275–276, 278).

[46] Пензенское епархиальное управление, располагавшееся в одном из зданий Пензенского духовного училища, было из него выселено по настоянию губернского Комиссариата по отделению Церкви от государства.

[47] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 125, л. 5 [8 марта 1918 г. (неразборчиво.– М. К.)] (дата отправки текста телеграммы?). На документе рукописная помета Патриарха Тихона: «26 февр[аля] в Свящ[енный] Синод. П[атриарх] Тихон».

[48] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 36. Типографская копия протокола. Шапка заполнена от руки. В том же деле (Л. 6) подшит еще один экземпляр протокола, имеющий типографский вариант шапки: «Резолюции, принятые Общим Собранием духовенства и мирян 4–17 марта 1918 года». Типографский текст резолюций (без рукописной правки) отложился также в ЦА ФСБ России: д. Р–33149, л. 35.

[49] Речь идет о священнике бывшей тюремной церкви Пензы А. Аристидове. Святейший Патриарх и Священный Синод Православной Российской Церкви своим постановлением от 9(22) февраля 1918 г. поручили «управляющему Пензенской епархией Преосвященному Феодору (Лебедеву.– М. К.)… войти в обсуждение действий священника Алексия Аристидова, направленных к расстройству епархиальной церковной жизни, в случае его неисправления, подвергнуть его запрещению в священнодействии, о чем и послать Преосвященному Феодору указ» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 4, л. 5–5 об.). «Святейшему Правительствующему Синоду рапорт… Пензенское епархиальное начальство предприняло следующие меры… над священником Аристидовым назначено формальное следствие, производится дознание об участии в молебне причта Богоявленской церкви и в частности ее настоятеля протоиерея Протодьяконова» (Там же, д. 125, л. 2). «Протокол № 7. 1918 года 4–17 марта. Общее собрание пензенской паствы, состоявшееся в Народном доме под председательством С. Я. Дубкова и секретаря А. М. Цупак… Единогласно постановили: 1) Запросить епископа Феодора (Лебедева.– М. К.) о том, какие меры приняты им… для снятия незаконно наложенного на свящ[енника] Аристидова противоканонического запрещения в священнослужении и учительстве… 10) Считать запрещение священнику Аристидову служить и учительствовать неосновательным и незаконным, просить его служить и учительствовать, не считаясь с запрещениями. Подписавшим постановление о священнике Аристидове выразить решительное порицание» (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 36; ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 35).

[50] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 1–4 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 7–9 об. См. также: РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 5–8 об., 216–216 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 99–102.

[51] Послание Патриарха Тихона от 22 мая (4 июня) 1918 г. «Возлюбленным о Христе братиям и чадам православным христианам Пензенской епархии со епископы и пресвитеры» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 5–8 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 99–102).

[52] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 5–8 об.

[53] Там же, л. 1–4 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 7–9 об.

[54] Телеграмма Святейшего Патриарха 28 марта – 10 апреля 1918 г.: «Вторично и последний раз приглашаю Вас немедленно явиться в Москву на суд Собора епископов» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 216 об.).

[55] Акты Святейшего Тихона… С. 115, 117.

[56] Версия Путяты: «Церковные правила категорически требуют, чтобы формальный суд над архиереем предварялся троекратным братским увещанием и личным вызовом чрез двух епископов, каковых некоторые старейшие члены Епископского совещания в свое время (в марте 1918 г.) предлагали командировать в Пензу как для выполнения обязательной по канонам и отнюдь не пустой формальности, так и для ознакомления на месте с действительным положением дела. К прискорбию и ко вреду для Церкви голосование не дало торжества означенному разумному предложению, и в результате было (как и в первом деле, по вопросу об увольнении на покой) принято мнение “младшего большинства” ограничиться неканоническим вызовом по телеграфу. Между тем исполнение этой целесообразной “формальности”, несомненно, сопровождалось бы окончательным водворением прочного мира церковного, так как посланцы Собора воочию убедились бы в том, что сила религиозного движения и настроение православной паствы настойчиво требуют проведения в жизнь основанной на канонах воли народа об утверждении меня (вместо заключения в тюрьму), как избранного освященным практикою древней Церкви наиболее каноническим способом замещения епископских кафедр “per acclamationem”, на кафедре Пензенской епархии» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 151–155б).

[57] Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 270–271; Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1998. № 8. С. 99; НИА ГМИР, ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 13, 17.

[58] НИА ГМИР, ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 13, 17; Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1998. № 8. С. 92. После захвата собора Путятой в него никто из горожан уже не ходил, здание фактически пустовало (Иванов Н. П. Указ соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1999. № 2. С. 94).

[59] Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 271.

[60] Текст «Определения Священного Собора Православной Российской Церкви о мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни» от 6(19) апреля 1918 г. (РГИА, ф. 833, оп. 1, д. 35, л. 309–310) был подготовлен членами соборной Комиссии о «большевизме» в Церкви, работавшей с 23 марта (5 апреля) по 5(18) апреля 1918 г. под руководством ректора Пермской духовной семинарии архимандрита Матфея (Померанцева; + 1918 г.) (Там же, д. 33, л. 27–30).

[61] Там же, д. 49, л. 5–8 об.

[62] Там же, л. 1–4 об. См. также: ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 7–9 об. Незначительные текстуальные отличия от экземпляра из РГИА.

[63] Путята, отвергая принятые Собором епископов определения, указывал, что епископское совещание «по букве и смыслу “Наказа” есть учреждение частного совещательного характера, не облеченное судебной властью и не уполномоченное производить суд над архиереями». При этом, принимая решение о лишение сана оно опиралось «на 16 правиле Антиохийскаго Собора, который св. Иоанн Златоуст, также осужденный по этому правилу Дубским Собором, называет “полуарианским” и постановления которого отменены, “как еретические”, Сардикийским Поместным Собором» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 151–155б).

[64] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 5, л. 6.

[65] Послание Патриарха Тихона от 22 мая (4 июня) 1918 г. «Возлюбленным о Христе братиям и чадам православным христианам Пензенской епархии со епископы и пресвитеры» (Там же, д. 49, л. 5–8 об. См. также: ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 99–102).

[66] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 5, л. 8; РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 125, л. 21.

[67] Иоанн (Поммер; 1876–1934 гг.), 11 марта (по другим сведениям – 11 февраля) 1912 г. хиротонисан во епископа Слуцкого, викария Минской епархии; 4 апреля 1913 г. определен епископом Таганрогским (с 5 октября 1916 г. епископ Приазовский и Таганрогский), викарием Екатеринославской епархии, с 7 сентября 1917 г. епископ Старицкий, викарий Тверской епархии, с 9(22) апреля 1918 г. епископ Пензенский и Саранский. Дважды арестовывался: осенью 1918 г. в связи с дракой в Петропавловской церкви Пензы между его приверженцами и сторонниками Путяты, провел в тюрьме около месяца; в ноябре 1919 г. как участник контрреволюционной организации, 30 ноября перевезен в Москву, допрашивался начальником СО ВЧК М. И. Лацисом. Освобожден весной 1920 г. 10(23) февраля 1920 г. был избран Предстоятелем Латвийской Православной Церкви. С 1920 г. архиепископ Рижский и всея Латвии, с апреля 1921 г. архиепископ Рижский и Митавский. Покинул Пензу 8 июня 1921 г.

[68] Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1998. № 8. С. 98–99; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 711, л. 6–7 об.

[69] В сторожке Покровской церкви вплоть до своего отъезда в Ригу в 1921 г. и жил епископ Иоанн, перебравшись туда из Спасо-Преображенского мужского монастыря после совершенного на него 10 мая 1918 г. вооруженного нападения со стороны последователей Путяты (Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1999. № 1. С. 124–126). О покушении писалось на страницах «Известий Пензенского Cовета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1918. № 91. 12 мая. В архивах сохранилась «справка» следующего содержания: «В производстве Следственной комиссии 1 уч[астка] гор[ода] Пензы имелось дело № 310 / 1919 г. (№ 662 / 1918 г.) о покушении на убийство епископа Иоанна Рудаковым и Дубовкиным; в деле имелись указания на подстрекательство со стороны епископа Владимира, но недостаточные для его привлечения к делу в качестве обвиняемого, почему он привлечен не был. Дело 6 декабря 1919 г. при отношении за № 2182 передано в Народный суд 1 уч[астка] гор[ода] Пензы, но прекращено за смертью главного обвиняемого и амнистирования другого» (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 30а об.).

[70] В мае–июне 1918 г. протоиерей Архангельский занимал пост председателя Пензенского епархиального совета.

[71] Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1999. № 1. С. 101, 117–119.

[72] 10 мая 1918 г. в поддержку Путяты выступило Общее собрание «служащих мастеровых и рабочих пензенских мастерских и депо» (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 25–25 об.).

[73] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 28–30а об.

[74] 16 мая 1918 г. Председатель Пензенского губернского революционного трибунала письменно высказался против представительства «от церковного Союза как заинтересованной стороны» (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 30).

[75] Там же, л. 25–25 об.

[76] Н. И. Козлов, член Пензенского губисполкома, товарищ председателя Пензенского губисполкома, член партии левых эсеров. С 9 апреля 1918 г. по 28 мая 1918 г. комиссар Коллегии по борьбе с контрреволюцией Пензенского губисполкома. Коллегия была упразднена 25 мая 1918 г. 28 мая Козлов был арестован белочехами, но сумел бежать.

[77] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710а, л. 29.

[78] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 12, л. 236–236 об.; д. 49, л. 217–217 об.

[79] Там же, д. 49, л. 5–8 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 99–102. См. также: Безбожник. 1923. № 35.

[80] Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 275–276.

[81] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 81–85; ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 212–216.

[82] Губернский комиссар по отделению Церкви от государства М. В. Кузнецов официально зарегистрировал устав «Христианского союза» (Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 278–279.

[83] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 81–85; ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 212–216.

[84] Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 276.

[85] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 105.

[86] Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 278–279.

[87] По некоторым сведениям, П. К. Медведев впоследствии покончил жизнь самоубийством (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 62).

[88] Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 275–276, 278.

[89] Заявление «Христианского союза» о «противозаконных деяниях нелегального учреждения, именуемого себя Пензенским епархиальным управлением» от 5 сентября 1918 г. было переправлено Пензенским губкомиссариатом (губотделом) по отделению Церкви от государства в следственную комиссию военно-революционного трибунала (Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 278). Совет путятинского «Пензенского епархиального управления» 24 декабря 1918 г. информировал Отдел управления Пензенского губисполкома, что «упраздненные церковные органы» продолжают нарушать декреты, «предписывая принудительные сборы на нужды “тайно организованного” епархиального управления, подчиняющегося Московскому патриархату». В подтверждение сказанного путятинцы ссылались на текст оказавшегося в их распоряжении рапорта игуменьи Троицкого женского монастыря, копию которого они препровождали в Отдел управления «на предмет привлечения виновников повторного нарушения декретов народной власти к законной ответственности, а неправильно полученные путем противозаконного принудительного обложения деньги взыскать с получивших и обратить на общественные нужды» (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 47).

[90] Иванов Н. П.Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1999. № 1. С. 126–127.

[91] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 87.

[92] По свидетельству Н. П. Иванова и по мнению современного церковного историка А. И. Дворжанского, столкновения и аресты архиереев произошли в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, который приходится на 29 августа (11 сентября) (Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1999. № 1. С. 131; Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 274, 489). Однако доступные нам архивные материалы этот факт не подтверждают.

[93] Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1999. № 1. С. 127, 129–131; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 94–95; НИА ГМИР, ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 2; РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 186–191 об.; Известия ВЦИК. 1918. № 222. 12 октября.

[94] Скорее всего, речь идет об Аустрине Р. И., председателе Пензенской ГубЧК в период с 13 августа 1918 по сентябрь 1921 г.

[95] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 709, л. 120–120 об.

[96] В январе 1919 г. (не позднее 14 / 27 января) в Пензе распространяется подготовленный путятинцами текст, носивший название «Правда о пензенском церковном движении», в котором указывалось что «возвращение на Пензенскую кафедру невинно пострадавшего архипастыря, и только оно, немедленно восстановит желанный мир» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 89–94 об.; См. также: ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 208–211 об. л. 227–230 об.).

[97] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 25–26 об.

[98] Там же, л. 81–81 об.

[99] 16 июня 1919 г. Совет Путятинского Пензенского епархиального управления обратился в губернский Отдел юстиции с требованием «во исполнение неоднократно выраженной воли народа и намерения народной власти уничтожить вредную для дела двойственность в епархиальном управлении в пользу Народной Церкви, ходатайствовать об окончательном фактическом прекращении противогосударственной деятельности “упраздненных церковных органов” путем передачи по принадлежности всего делопроизводства и объявления всему населению, куда ему следует обращаться за удовлетворением своих церковных нужд общественного характера» (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 81–81 об.). 25 августа 1919 г. туда же была направлена очередная бумага: «Согласно распоряжению Отдела по отделению Церкви от государства, корреспонденция, адресованная на имя епархиальных учреждений (Епархиального управления, Епархиального совета, Духовной консистории, епархиального Преосвященного) со времени объявления решением Чрезвычайной комиссии “нелегального” учреждения, именующего себя “Епархиальным советом” при Рождественской церкви, “упраздненными церковными органами”, доставлялась закономерному Народному епархиальному совету по адресу Интернациональная, 20. Но в последнее время корреспонденция поступать перестала. По наведенным на почте справкам, [в] “нелегальный” Епархиальный совет было подано заявление о выдаче ему поступающих пакетов и представлен ключ от ящика, в котором они должны храниться; иными словами, обманом получается чужая и притом служебная корреспонденция, законный владелец которой – признанный народом и властью легальным Епархиальный Совет просит принять меры к восстановлению его нарушенных прав с привлечением нарушителей к законной ответственности. Описанный случай так же, как и имевшие место раньше, сопровождавшиеся даже отменою решений закономерного Епархиального управления “указами” нелегального Совета – Консистории является прямым и красноречивым доказательством необходимости безотлагательно, для предупреждения более крупных недоразумений и разстройства в удовлетворении нужд православного населения, объявить во всеобщее сведение, который из двух Епархиальных советов – народный или бюрократически – чиновничий пережиток старого строя, называемый в официальных отношениях “нелегальным”, представляется единственным правомочным с точки зрения государственной власти по управлению всею Пензенскою епархиею, которое, очевидно, не может без существенного ущерба для дела и для народа принадлежать одновременно двум столь противоположным по направлению деятельности учреждениям» (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 84–84 об.).

[100] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 108; ЦА ФСБ России, ф. Р–33149, л. 141. См. также: Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1999. № 1. С. 141).

[101] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 25–26 об.

[102] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 114–114а. В РГИА хранятся несколько экземпляров выше приведенного текста, в частности машинописный текст с подлинными подписями прихожан, последователей Путяты (ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 37–37 об.), «Голос народа о положении Пензенской Церкви» – неподписанная и недатированная машинописная копия, текстуально незначительно отличающаяся от типографского экземпляра, с подчеркиваниями и рукописными пометами Патриарха Тихона, выражающими несогласие с содержанием документа (ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 16–16 об.).

[103] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 116–117 об.

[104] На полях рукописная помета Патриарха Тихона: «А служение в состоянии запрещения и лишения сана. П. Т.».

[105] На полях рукописная помета Патриарха Тихона: «Это было сказано в декабре 1917».

[106] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 121–121 об.

[107] Там же, л. 125.

[108] Документы Совета путятинского Пензенского епархиального управления, направленные в адрес ВЦУ ПРЦ, постановлением Патриарха и Священного Синода от 18(31) марта 1919 г. оставлены без рассмотрения (РГИА, ф. 821, оп. 1, д. 49, л. 21–21 об.).

[109] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 186–191 об.

[110] Там же, л. 131–132 об.

[111] ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 2, 12–22 об.

[112] Там же, л. 19.

[113] Там же, л. 1.

[114] В. И. Шереметьев, заведующий отделом управления Пензенского губисполкома с 30 января 1919 г. по июнь 1919 г. и с июля 1919 по 1921 г. (по сведениям на 16 июля 1919 г. и на 1 февраля 1921 г.).

[115] 10 ноября 1919 г. следователь Пензенской Губ ЧК допросил (в качестве свидетеля) М. В. Кузнецова, показавшего: «Во время моего заведования комиссариатом, отделением церкви от государства, мне приходилось сталкиваться с отцом Владимиром, который всегда корректно относился к советской власти и всегда шел навстречу проведению декрета, во время собрания он всегда просил прихожан поддерживать советскую власть, но указать искренние ли его призывы я не могу, так как считаю его очень умным и хитрым» (ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 30).

[116] Там же, л. 23.

[117] Там же, л. 4.

[118] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 145–145 об. Помета Патриарха Тихона: «Видимо, “народные представители” не точно (чтобы не сказать больше) передали мои слова. Бывший архиеп[ископ] Владимир лишен сана по постановлению Собора епископов и только [таковой?] Собор может возвратить его к деятельному служению св[ятой] Церкви».

[119] Там же, л. 135–135 об. Мало разборчивые рукописные пометы Патриарха, свидетельствующие о его несогласии с содержанием письма.

[120] На полях рукописная помета Патриарха Тихона: «Это не так».

[121] Через несколько недель, не позднее 2(15) октября 1919 г., в адрес Патриарха из Пензы поступило еще одной обращение «духовных чад» бывшего архиеп Владимира (с приложением текста «Голоса народа о положении церковного дела в Пензенской епархии»). В нем, в частности, говорилось: «С невыразимою радостью и умилением встретила исстрадавшаяся Пензенская паства слова отеческой любви, сказанные Вами народным представителям 23 июля / 5 августа и повторенные 7/20 августа с. г. Ваше обещание “сделать все возможное для того, чтобы вывести архиепископа Владимира из невыносимо тяжелого положения и поставить в то, которого он заслуживает по своим способностям и дарованиям”… Народ считает, на точном основании священных канонов, решения, состоявшиеся без участия Вашего Святейшества как главы Поместной Российской Церкви, и Вами не подписанные, не имеющими законной силы: таковы именно все постановления, касавшиеся архиепископа Владимира, который, по Вашим собственным словам, “обвиняется только в непослушании” … этим канонически недействительным решениям, иными словами – в послушании апостольским, соборным и святоотеческим церковным правилам, в корне нарушенным теми, кто на глазах народа противодействовал Вашему благому намерению, Вашему отечески мудрому предначертанию, приведение коего в исполнение тогда (в ноябре 1917 г.) сразу, окончательно и бесповоротно, умиротворило бы пензенскую паству. Вы, конечно, помните слова, сказанные Вами первой народной делегации: “Избирайте его, и он будет ваш”. Мы “его избрали” всенародно, руководясь примером первых веков христианства, но “нашим” он не стал вследствие противодействия (наиболее тяжкая форма “непослушания”) тех, кто дерзает обвинять его в “непослушании” себе и в то же время сам не повинуется общему отцу, преследующему цель удовлетворения духовных запросов словесного стада Христова, стремящемуся водворить среди него прочный благодатный мир и руководящемуся в своих мероприятиях не мелочными личными и сословными расчетами, а широкими и возвышенными соображениями пользы Вселенской Церкви, властно требующей устами “народа-богоносца” признания архиепископа Владимира законным архипастырем Пензенской епархии. Но в то же время, отлично сознавая неоднократно выраженную Пензенскою паствою очевидную для всякого непредубежденного наблюдателя истину, что для такого всесторонне-просвещенного иерарха, как Архиепископ Владимир, наша захолустная Пенза, “как Македония для Александра, слишком мала”, – тот же народ вполне искренно примирился бы и, пожалуй, даже радостно встретил бы известие о призвании своего любимого духовного вождя… к служению св. Церкви на другом, более ярком и видном, следовательно более “соответствующем его способностям и дарованиям” (вечно памятные слова Вашего Святейшества) свещнике (так в тексте.– М. К.) или к участию в общецерковной работе… Одного подсказанного отеческою любовью усилия воли с Вашей стороны, одного почерка пера достаточно для водворения порядка в Пензенской епархии, для немедленного и окончательного умиротворения пензенской паствы. Но непременным условием и того, и другого является возвращение архиепископа Владимира к тому деятельному служению св. Церкви, которому он с таким самоотвержением отдал все свои силы, всю свою жизнь, за что от него никогда не отступит православный народ» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 161–161 об.).

[122] Кирилл (Смирнов; 1863–1937 гг.), 6 августа 1904 г. хиротонисан во епископа Гдовского, викария Санкт-Петербургской епархии, с 31 декабря 1909 г. епископ Тамбовский и Шацкий (с 6 мая 1913 г. архиепископ). На Поместном Соборе 1917–1918 гг. осуществлял обязанности председателя Отдела преподавания Закона Божия. Весной 1918 г. возведен в сан митрополита. С 1 апреля 1918 г. митрополит Тифлисский и Бакинский, экзархом Кавказский, однако к месту назначения прибыть не смог. В ноябре 1919 г. был арестован в Москве по обвинению в контрреволюционной агитация, через 2 месяца освобожден. С апреля 1920 г. митрополит Казанский и Свияжский, с мая – член Священного Синода. 19 августа 1920 г. был арестован в Казани за то, что покинул Москву без разрешения ВЧК, приговорен к заключению в лагерь до конца Гражданской войны (заменено 5-летним сроком заключения). С 5 октября 1920 г. по 12 декабря 1921 г. находился в Таганской тюрьме (Москва), 24 декабря 1921 г. досрочно освобожден по амнистии и вскоре вернулся в Казань.

[123] Письмо получено епископом Иоанном 23 сентября (6 октября) 1919 г. (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 186–191 об.).

[124] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 121–121 об.

[125] Там же, л. 146–150 об.

[126] Там же, л. 151–155б.

[127] Там же, д. 12, л. 236–236 об. См. также: Там же, д. 49, л. 156–156 об.

[128] Речь идет о письме от 1(14) августа 1919 г., поступившем в канцелярию Патриарха 7(20) августа 1919 г.

[129] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 176.

[130] Сергий (Страгородский; 1867–1944 гг.), 25 февраля 1901 г. хиротонисан во епископа Ямбургского, викария Петербургской епархии, с 6 октября 1905 г. архиепископ Финляндский и Выборгский, с 6 мая 1911 г. член Святейшего Синода. С 4 апреля 1913 г. по 14 января 1915 г. исполнял обязанности председателя Миссионерского совета при Святейшем Синоде. С 10 августа 1917 г. архиепископ Владимирский и Шуйский, 28 ноября того же года возведен в сан митрополита. С 16 июня 1922 г. по 27 августа 1923 г. пребывал в обновленческом расколе. Принят по покаянии Патриархом Тихоном в лоно Православной Российской Церкви. С 18 марта 1924 г. митрополит Нижегородский. С 10 декабря 1925 г., после ареста Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского), де-факто стал во главе Патриархии как заместитель Патриаршего Местоблюстителя. С ноября 1926 г. по конец марта 1927 г. вновь находился под арестом. 27 марта 1927 г. вернулся к управлению Церковью. Результатом ареста и дальнейшего давления на митрополита Сергия и на Московскую патриархию, которая в то время, с точки зрения «советского права», находилась «на нелегальном положении», было издание документа (в форме послания к Церкви), известного ныне как «Декларация» митрополита Сергия от 16(29) июля 1927 г.

[131] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 13, л. 1. См. также: Там же, д. 49, л. 177. Приводятся номера указов, направленных архиепископу Архангельскому и Холмогорскому Нафанаилу (Троицкому) и митрополиту Сергию (Страгородскому).

[132] Вписано от руки поверх первоначально напечатанного «своего».

[133] Вписано от руки поверх первоначально напечатанного «проявить».

[134] Вписано от руки поверх первоначально напечатанного «адсорскаго».

[135] Речь идет о крупном событии в истории Сиро-Халдейской Церкви – присоединении в конце XIX в. персидских несториан к Русской Православной Церкви. 19 мая 1897 г. был составлен акт предварительного соглашения за подписью епископа Map-Ионы, представителя несторианского Патриарха Мар-Шимона. Святейший Синод признал возможным совершить принятие несториан в Православную Церковь, по 3-му чину, через отречение от заблуждения, согласно 95-му правилу VI Вселенского Собора, и определил: «Приходящих от древней несторианской ереси Супурганского епископа Map-Иону, архимандрита Илию, священников Сергия Бадалова и Георгия Беджанова и диакона Иакова Бабаханова принять в сущих их санах в лоно святой православной Церкви, предложив епископу Мар-Ионе подписать специально составленное и переведенное на сиро-халдейский язык исповедание веры». 24 марта 1898 г. на заседании Святейшего Синода епископ Мар-Иона прочитал исповедание на сирийском языке и собственноручно подписал его. Затем оно было оглашено по-славянски. 25 марта в соборном храме Александро-Невской лавры было совершено присоединение к православной Церкви пришедших от несторианского исповедания сиро-халдеев (Определение Святейшего Синода о воссоединении сиро-халдеев несториан с Православной Церковью // Церковные ведомости. 1898. № 13. 28 марта. С. 67).

[136] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 220.

[137] Там же, л. 213.

[138] Андрей Романович Свиклин (род. 1883 г.), член РКП с 1904 г., в 1917–1918 гг. находился под арестом. После освобождения прибыл в Москву и поступил на службу в ВЧК. Позднее был переведен в Московскую ЧК. По состоянию на 27 сентября 1919 г. занимал должность следователя в Районной транспортной Чрезвычайной комиссии (РТЧК) Центра (Москва). С 1 марта 1920 г. – уполномоченный по Управлению железнодорожных и военных сообщений РТЧК Центра. С 23 сентября 1920 г. инструктор РТЧК Южно-Донецкой железной дороги.

[139] Отдел контроля складов существовал при ВЧК с лета 1918 по январь 1919 г. В январе 1919 г. был переподчинен Московской ЧК.

[140] ЦА ФСБ России, д. Р–48566, т. 9, л. 61, 62–62 об.

[141] Полукаров Иван Николаевич (1895–1920 гг.), начальник Отдела по борьбе с контрреволюцией ВЧК с 18 марта по 19 мая 1918 г.

[142] К церковно-религиозным сюжетам в первые послереволюционные годы оказывались причастны сотрудники, казалось, не профильных подразделений ВЧК. Дело в том, что ни в Отделе по борьбе с контрреволюцией, ни в Секретном отделе ВЧК практически не было специалистов, досконально разбиравшихся в конфессиональной тематике. Поэтому имели место случаи привлечение к работе «по церковной линии» бывших священнослужителей. В этом смысле А. Антонов – один из немногих, кто находился в курсе внутрицерковных событий и был способен осуществлять экспертные функции, так как, по словам председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского, «имел с попами связи» (ЦА ФСБ России, ф. 1, оп. 2, д. 6, л. 52).

[143] ЦА ФСБ России, д. Р–48566, т. 9, л. 13; Личный фонд Ф. Э. Дзержинского, д. 1206, л. 1.

[144] Вениамин (Казанский; 1873–1922 гг.), 24 января 1910 г. хиротонисан во епископа Гдовского, викария Санкт-Петербургской епархии. 6 марта 1917 г. возведен в сан архиепископа. 25 мая (7 июня) 1917г. подавляющим большинством голосов избран Петроградским епархиальным архиереем (архиепископ Петроградский и Ладожский, с 17 июня 1917 г. – Петроградский и Гдовский). С 14 августа 1917 г. по 13 августа 1922 г. митрополит Петроградский и Гдовский. Член Поместного Собора 1917–1918 гг.

[145] Сборник приказов и распоряжений ВЧК–ОГПУ–НКВД Союза ССР. Т. 3. Ч. 1. М., 1935. C. 16–17.

[146] ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 256–256 об., 257.

[147] Алексей Фролович Филиппов (Арский) (1867–1936 гг.), с декабря 1917 г. секретный сотрудник при президиуме ВЧК, с лета 1919 г., по некоторым сведениям, штатный сотрудник Общего отдела ВЧК. С 13 сентября 1920 г. по 12 февраля 1921 г. находился под арестом. После освобождения в органах ВЧК не служил. О Филиппове и об «Исполкомдухе» см.: Крапивин М. Ю. Архиепископ Варнава (Накропин) и религиозная политика ВЧК: 1918–1922 годы // Вестник церковной истории. 2011. № 3/4 (23/24). С. 121–135; Он же. Филиппов А. Ф. и «Исполнительный комитет по делам духовенства всея России» (1919–1920 гг.) // Исторические чтения на Лубянке: 15 лет / Общество изучения истории отечественных спецслужб. М., 2012. С. 62–73.

[148] Никандр (Феноменов; 1872–1933 гг.), 10 июля 1905 г. хиротонисан во епископа Кинишемского, викария Костромской епархии, с 15 февраля 1908 г. епископ Нарвский1, викарий Санкт-Петербургской епархии, с 20 марта 1914 г. епископ Вятский и Слободской (в 1918–1922 епархия называлась Вятская и Глазовская), участник Поместного Собора 1917–1918 гг. В 1920–1925 гг. епархией не управлял. С ноября 1925 г. епископ Одесский, с 1927 г. еписко Ташкентский и Туркестанский.

[149] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 192–192 об.

[150] Николай Александрович Любимов (1858–1924 гг.), кандидат богословия. С 1911 г. по 1918 г. протопресвитер, настоятель Успенского собора Кремля. Член Поместного Собора 1917–1918 гг. После окончания работы Собора состоял Председателем делегации по защите имущественных и иных прав Русской Православной Церкви перед Советским правительством. Член Священного Синода (1918–1922 гг.) и Высшего Церковного Совета (1922–1924 гг.).

[151] «Святейший Патриарх, Священный Синод и Высший Церковный Совет Православной Российской Церкви. Заседание 1 (14) ноября 1919 г.… Под председательством Святейшего Патриарха Тихона, присутствовали члены Священного Синода… Митрополит Владимирский и Шуйский Сергий (Страгородский.– М. К.)… архиепископ Вятский и Глазовский Никандр (Феноменов.– М. К.) и члены Высшего Церковного Совета: протопресвитер Н. А. Любимов… По реестру, при сем прилагаемому, доложены и разрешены все дела и по ним состоялись особые по каждому делу постановления, кроме № 2, переданного на дополнительное обсуждение Отделов, и № № 3, 4 и 9, доклады по коим приняты к сведению без особых постановлений» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 3, л. 115–116 об.).

[152] Там же, д. 49, л. 195–199.

[153] «Протокол обыска. На основании ордера Пензенск[ой] ГубЧК… 24 ноября с/г комиссаром Комиссии т[оварищем] Гуревичем был произведен обыск у Пензенского епископа Иоанна, проживающего при Покровской церкви… При обыске задержан епископ Иоанн» (НИА ГМИР, ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 14).

[154] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 201–202 об.

[155] Игуменья Руфь находилась под арестом до 14 мая 1920 г. (ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 86–86 об.).

[156] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 236 об.

[157] Положение о Пензенском братстве православных христиан, действующих согласно каноническим правилам святой православной Церкви. Пенза, 1919 (типографский оттиск) (ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 202–203 об.)

[158] НИА ГМИР, ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 15.

[159] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 234–234 об. Документ отложился также: ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 140–140 об.; ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 711, л. 5–5 об.

[160] По одной из версий, родившейся среди делегатов верующих граждан Пензы, которые приехали в феврале 1920 г. в столицу выяснять судьбу арестованного епископа Иоанна, замысел Москвы, направившей Свиклина для помощи Путяте в захвате Пензенской епархии, состоял в том, чтобы убедить церковное общество в том, будто бы Центр не причем, а все делают, дескать, местные власти (ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 132 об.).

[161] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 201–202 об.

[162] ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 154; РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 218.

[163] НИА ГМИР, ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 32 (вырезка из газеты).

[164] Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензенские епархиальные ведомости. 1999. № 1. С. 134.

[165] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 201–202 об.

[166] Вопреки утверждениям Путяты, что на собрании «присутствовали масса духовенства и тысячи его последователей», священнослужителей, по свидетельству очевидцев, было не более 3–5 человек, при этом «громадное… большинство публики были противниками» бывшего архиепископа Владимира (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 94–95).

[167] Иванов Н. П. Указ. соч. // Пензеннские епархиальные ведомости. 1999. № 1. С. 137. Отчет о состоявшемся собрании (весьма тенденциозный) был опубликован газетой «Красное знамя» (1919. № 93 (9 декабря). С. 3) (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 236).

[168] Путята лично присутствовал на собрании, он же зачитывал текст своей программы (Иванов Н. П. Указ. соч. //Пензенские епархиальные ведомости. 1999. № 1. С. 137.

[169] Под упоминающимся в тексте резолюции «расследованием ВЧК» подразумевается «заключение» Свиклина от 15 октября и 13 ноября 1919 г.

[170] «На состоявшемся в Народном доме собрании был прочитан доклад, в котором доказывалось, что обвинения против Владимира были выдвинуты в эпоху Керенского духовной и светской аристократией боявшейся, как бы он, пользуясь расположением низших слоев населения, не выдвинулся в качестве главы российской церкви; расследование обнаружило якобы искусственность всех обвинений, собрание признало Владимира оправданным» (Пензенская народная церковь // Революция и церковь. 1919. № 3–5 (март–май). С. 58–59). «Пенза. 21 декабря. По поводу попытки Патриарха Тихона и его сторонников дискредитировать руководителей пензенского религиозного движения и основателя свободной Народной Церкви архиепископа Владимира путем обвинения его в самых гнусных преступлениях, архиепископ заявил корреспонденту “Роста”: Обвинение имеет уже двухлетнюю давность. Расследование моего четырехтомного “дела”, недавно извлеченного, по моему предложению, из синодальных архивов ВЧК, обнаружило, что обвинение было выдвинуто против меня искусственно по мотивам общественного характера. ВЧК, которую менее всего можно заподозрить в пристрастии к духовенству, вынуждена была признать, что, создавая мое дело во времена Керенского, духовная, а потом и светская аристократия боялась, чтобы Владимир, как пользующийся расположением беднейшего класса рабочих и крестьян, не был выдвинут в первые ряды, а может быть, даже и во главу российского духовенства. Вот что буквально признала ВЧК» (Известия ВЦИК. 1919. 23 декабря) (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 711, л. 2).

[171] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 85–85 об.

[172] НИА ГМИР, ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 31.

[173] Алексей Львович Теплов (1852 г.– 17 октября 1920 г. (1850–1921 гг.), революционер-народник. Арестован в 1878 г., приговорен к каторге, замененной поселением в Сибири. В 1883 г. вернулся в Пензу, жил под надзором полиции, служил писцом в Пензенской консистории. В 1889 г. нелегально покинул Россию. В Париже в 1890 г. был арестован за связь с террористами и приговорен к 3 годам тюрьмы. После освобождения уехал в Лондон, где основал бесплатную русскую библиотеку, которую посещали русские эмигранты и моряки (библиотека стала явочным пунктом для русских революционеров). 31 августа 1917 г. вместе с женой и дочерью прибыл в Петроград, в 1918 г. вернулся в Пензу, где и жил до самой смерти.

[174] ГА РФ, ф. 130, оп. 4, д. 287, л. 11–11 об. См. также: НИА ГМИР, ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 33–35.

[175] Резолюции с отказом признать права Путяты на управление епархией и тексты заявлений о невозможности иметь с ним каноническое общение приняли: Общее собрание прихожан Покровской церкви Пензы, 2(15) сентября 1918 г.; Общее приходское собрание членов общины Петропавловской церкви Пензы, 16(29) сентября 1918 г.; правление «Союза ревнителей веры при Никольской церкви Пензы» (в сентябре 1918 и повторно в июне 1919 г.); прихожане Введенской Михаило-Архангельской церкви Пензы, 30 декабря 1918 г.; священнослужители и члены религиозной общины Спасо-Преображенской церкви в Спасо-Преображенском монастыре близ Пензы, 5(18) мая 1919 г.; прихожане Казанской церкви Пензы, 16 сентября 1919 г.; Совета Пензенского «Братства православных христиан», 18 ноября 1919 г. (НИА ГМИР, ф. 2, оп. 4, д. 175, л. 1–2, 5–8, 13).

[176] Копию письма Теплова В. Д. Бонч-Бруевич переслал в VIII отдел Наркомюста (ГА РФ, ф. 130, оп. 4, д. 287а, л. 9). 30 января 1920 г. письмо заведующего VIII отделом Наркомюста П. А. Красикова с пометой: «Весьма секретно» в свою очередь было переправлено в «Особый отдел ВЧК. Лично т[оварищу] Лацису». Красиков просил Лациса «спешно сообщить, действительно ли агент ВЧК т[оварищ] Свеклин (так в тексте.– М. К.) снабжен какими-либо официальными полномочиями на прямое вмешательство в церковную жизнь Пензы» (ЦА ФСБ России, ф. Р–33149, л. 247).

[177] РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 49, л. 200.

[178] Там же, л. 201–202 об.

[179] Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 282–289.

[180] «А здесь как раз сегодня (14 мая 1920 г.– М. К.) выпустили… арестованных при Вас “попов”, не исключая и тех, которые были Вами весьма отмечены в заключении, как подписавшие противоправительственное донесение “Соединенного присутствия” (п. 5). Председателю этого “присутствия” протоиерею Лентовскому “пожалована” митра… драгоценная, сооруженная на народные деньги. Все эти господа ожидают с нетерпением “белых” и приписывают выпуск “попов” страху перед польским нашествием» (ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 86–86 об.).

[181] Дворжанский А. И. Указ. соч. С. 280–281.

[182] ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 710б, л. 109–110. См. также: Следственное дело Патриарха Тихона: Сборник документов по материалам ЦА ФСБ РФ. М., 2000. ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 74–74 б., 75, 77–79 об.

[183] В 1917–1934 гг. политику в отношении Православной Российской Церкви осуществляли следующие подразделения ВЧК–ГПУ-ОГПУ: с 20 декабря 1917 г.– Отдел борьбы (по борьбе) с контрреволюцией ВЧК, с 9 декабря (фактически с 17 декабря) 1918 г.— Секретно-оперативный отдел (СОО) ВЧК, с 24 февраля 1919 г. — Секретный отдел (СО) ВЧК, с 3 июня (фактически с июля) 1919 г.— СОО ВЧК, с начала 1920 г.— СО ВЧК (по другим сведениям, с июня/июля 1919 г. и в течение всего 1920 г. отдел именовался Секретно-оперативным). В тексте Циркулярного письма ВЧК № 2 от 1 октября 1919 г. содержалось упоминание о создании «при ВЧК подотдела по духовенству для борьбы с существующим антисоветским течением среди духовенства, одинаково как православного, так и других исповеданий». Возможно, речь шла о группе по борьбе с белогвардейскими партиями (кадеты, октябристы, «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела» и «черносотенное духовенство»), функционировавшей в 1919 г. в структуре осведомительного отделения СО ВЧК. До конца 1920 г. в отделе существовали весьма скромные аппараты уполномоченных по политическим партиям, при этом в ведении одного из них находились все левые организации, а в ведении другого – все правые (+ духовенство). Лишь в ноябре 1920 г. (приказом УД ВЧК № 255 от 6 ноября 1920 г.) в СОО были сформированы полноценные «специальные» отделения. Работу по линии православной Церкви вело VII (7)-е отделение. 29 ноября 1921 г. VI (6)-е отделение СО ВЧК было переименовано (приказом УД ВЧК № 274) в VII (7)-е, а VII (7)-е отделение стало VI (6)-м. Весной 1931 г. СО ОГПУ был трансформирован в Секретно-политический отдел (СПО) ОГПУ, а VI (6)-е СО ОГПУ отделение влилось в III (3)-е отделение СПО ОГПУ. За «работу по духовенству» в VII (7)-м отделении СО/СОО ВЧК (c 6 ноября 1920 г.), затем в VI (6)-м отделении СО ВЧК–ГПУ-ОГПУ (с 29 ноября 1921 г.), наконец, в III (3)-м отделении СПО ОГПУ (с 5 марта 1931 г.) последовательно отвечали следующие сотрудники (сначала в качестве уполномоченных, а с декабря 1921 – в качестве начальников отделения): В. В. Фортунатов; И. А. Шпицберг; Ф. Л. Ильиных, А. Ф. Рутковский, Е. А. Тучков (справки на сотрудников см. ниже).

[184] Мартын (Мартин, Ян) Иванович (Пиндрикович, Фридрихович) Лацис (Судрабс) (1888–1938 гг.), в мае–ноябрь 1918 г. член ВЧК, в ноябре 1918 г. – 6 февраля 1922 г. член коллегии ВЧК; 20 мая 1918 – 16 июля 1918 г. (по другим сведениям – по июнь 1918 г.) заведующий Отделом по борьбе с контрреволюцией ВЧК; 16 июля 1918 г. – ноябрь 1918 г. председатель ЧК при СНК РСФСР по борьбе с контрреволюцией на Чехословацком (Восточном) фронте; в октябре–ноябре 1918 г. председатель Казанской ГубЧК (по совместительству); в ноябре (по другим сведениям, декабре) 1918 г. – феврале 1919 г. заведующий СО/СОО ВЧК (по другим сведениям: выполнял обязанности заведующего с перерывом ноябрь – 8 декабря 1918 г., затем уже январь–февраль 1919 г.); 2 апреля 1919 г.– 16 августа 1919 г. председатель Всеукраинской ЧК; 16–27 августа 1919 г. (по другим сведениям, по сентябрь 1919 г.) председатель Киевской ГубЧК; с октября 1919 г. (по другим сведениям, с сентября 1919 г.) по сентябрь 1920 г. (не позднее 6 сентября 1920 г.) заведующий СО / СОО ВЧК. Далее находился на хозработе (сначала по совместительству, затем на постоянной основе).

[185] Известия ВЦИК. 1919. № 270, 2 декабря. С. 1.

[186] В первые годы советской власти задача контроля над проведением в жизнь Декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви в центре и на местах была возложена на функционеров VIII «ликвидационного» (1918–1922 гг.) и V «культового» (1922–1924 гг.) отделов Наркомюста, который последовательно возглавлял П. А. Красиков. Отдел должен был «ликвидировать» административно-управленческие иерархические церковные структуры, сросшиеся с государством, изъять из их ведения не свойственные им, навязанные государством, функции, «расчистить общество от феодально-буржуазных ограничений свободы совести», каждодневно борясь с нарушениями законодательства о культах с чьей бы то стороны они ни исходили, способствуя установлению государственно-конфессиональных отношений на новой правовой основе. Среди прочего, VIII отдел обязан был помогать соответствующим ведомствам (в частности ВЧК) в «пресечении контрреволюционной деятельности религиозных объединений».Петр Ананьевич Красиков (1870–1939 гг.), член РСДРП с 1892 г., с 1908 г. работал помощником присяжного поверенного в Петрограде; с марта 1918 г. заместитель Наркома юстиции и председатель Кассационного трибунала при ВЦИК. С мая 1918 г. член коллегии Наркомата юстиции и одновременно заведующий VIII отделом Наркомата юстиции (по 1924 г.). Параллельно в 1919–1924 гг. редактор журнала «Революция и церковь». С 1924 г. прокурор Верховного суда СССР, в 1933–1938 гг. заместитель председателя Верховного суда СССР. После смерти П. Г. Смидовича с апреля 1935 и по 1938 г. был председателем Постоянной центральной комиссии по вопросам культов при Президиуме ЦИКа СССР. Ближайшими сотрудниками Красикова были М. В. Галкин и И. А. Шпицберг.

[187] «29 ноября (12 Декабря) 1919 г. Святейший Патриарх, Священный Синод и Высший Церковный Совет Православной Российской Церкви слушали доклад члена Высшего церковного совета протопресвитера Н. А. Любимова по делу Свято-Троицкой Сергиевой лавры следующего содержания: 27 ноября (10 декабря) с/г проф[ессор] И. В. Попов приезжал из Сергиева Посада, чтобы видеться с представителями VIII Отдела Народного Комиссариата Юстиции Шпицбергом и Красиковым… При этом оба собеседника согласно заявили, что они надеются, что через 5 лет религия будет совсем истреблена и вытравлена из народной души. В заключение Попов старался и с тем, и с другим из своих собеседников завести речь о выяснении условий возможности жизни Церкви при наличности советской власти, но и Красиков и Шпицберг явно уклонились от ответа на предложенный вопрос» (РГИА, ф. 831, оп. 1, д. 25, л. 106–107 об.).

[188] Известия ВЦИК. 1919. № 281, 14 декабря. С. 1.

[189] «Пензенская народная церковь» (Революция и церковь. 1919. № 6–8 (июнь–август). С. 104).

[190] Вырезка с текстом из газеты «Известия ВЦИК» за декабрь 1919 г. (Российский государственный архив социально-политической истории, ф. 89, оп. 4, д. 178, л. 62.

[191] «Пензенская народная церковь» (Революция и церковь. 1919. № 3–5 (март–май). С. 58–59).

[192] В письме от 17 (30) декабря 1919 г., адресованном в Петроград некоему Владимиру Владимировичу,Путята писал: «Меня скоро выпишут в Москву для некоторых совещаний, на них приятно было видеть Вас: своевременно Вам напишу, а пока прошу быть “миссионером” в Питере, каким были в Канаде. Посылаю программу деятельности, которая здесь уже осуществляется» (ЦА ФСБ России, д. Р–33149, л. 79–79 об.).

[193] Иринарх (Синеоков-Андреевский; 1871–1933 гг.), епископ Березовский, викарий Тобольской епархии. В 1918–1919 г. временно управлял Тобольской епархией. В 1919 г. отступил вместе с Белой армией. Из Иркутска вернулся в Тюмень. После посещения Москвы получил назначение Патриарха Тихона епископом Тюменским и в этой должности оставался до 1922 г.

[194] Известия ВЦИК. 1919. 23 декабря (ГА РФ, ф. А–353, оп. 2, д. 711, л. 2).

http://www.sedmitza.ru/text/3612466.html